Ожидавший выволочки Кейл был несколько смущен тем, что его приветствовали как спасителя и Арбелла, и Маршал, который винил себя за неблагодарность, однако не обязательно считал неверным свое решение избавиться от него.
Но и Арбелла чувствовала свою вину. После чудовищных событий в Опере Россо она проводила с Кейлом сладострастные ночи, но в дневное время выслушивала своих посетителей, живописавших ужасы Соломон Соломоновой смерти. Поскольку в прошлом она демонстрировала лишь неприязнь к своему таинственному телохранителю, никто не сдерживал себя в описании самых неприглядных подробностей случившегося. Кое-какими из них можно было пренебречь как сплетнями и отнести их на счет пристрастности рассказчиков, но ведь даже честнейшая и добродушнейшая Маргарет Обри сказала: «Не понимаю, почему я осталась. Поначалу мне было его очень жалко, он казался таким маленьким на этой огромной арене. Но, Арбелла, я никогда в жизни не видела более хладнокровно-жестокого человека. Перед тем, как убить, он с ним разговаривал, и я видела, что он улыбался. Мой отец сказал, что даже со свиньей нельзя так обращаться».
Можете себе представить, что почувствовала юная принцесса, услышав такое. Конечно, ей было обидно за своего возлюбленного, но разве она и сама не видела этой его странной, убийственной опустошенности? Кто бросил бы в нее камень за то, что в самой потайной глубине своего сердца она ощущала устрашающую дрожь, которую тщательно старалась скрывать. Теперь все эти мысли были сметены открытием, что именно Кейл вернул ей брата почти из небытия. Арбелла поцеловала ему руку со страстью и восхищением и поблагодарила за то, что он сделал.
Кейл постарался особо обратить внимание на заслуги Коолхауса, но это мало что изменило. Напрочь забыв, что на самом деле именно Кейл обнаружил скрытые умственные способности Саймона Матерацци и придумал способ высвободить их, Коолхаус чувствовал себя обойденным. А то, что Кейл попытался включить и его в общую атмосферу признания и чествования, было, как начинал убеждать себя Коолхаус, лишь способом выпятить себя и задвинуть в тень его. Таким образом, в день, когда Кейл победил двух сомневающихся, он одновременно обрел еще одного врага.
В ту ночь Арбелла Матерацци обнимала Кейла, отбросив все сомнения. Каким храбрым был он — и какой неблагодарной оказалась она со своими претензиями! А теперь вот он еще и чудесно преобразил ее брата. Каким великодушным это делало его, каким умным и проницательным! Предаваясь любви с ним в ту ночь, она пылала страстью, боготворила его каждой клеточкой своего гибкого, податливого, совершенного в своей красоте тела. А какая благодать нисходила на зачерствевшую душу Кейла, какой восторг, какое наслаждение испытывал он. Позднее, расслабившись и ощущая нежное прикосновение ее рук и ног, он чувствовал себя так, словно льда в самой глубине его души коснулся теплый луч солнца.
— С тобой не должно случиться ничего плохого. Обещай мне это, — сказала Арбелла после долгого-долгого молчания.
— Твой отец и его генералы не намерены и близко подпускать меня к полю боя. Да у меня и у самого нет такого желания. Ко мне это не имеет никакого отношения. Моя работа — охранять тебя. Это все, что меня интересует.
— А что, если что-то случится со мной?
— Ничего с тобой не случится.
— Даже ты не можешь быть в этом уверен.
— В чем дело?
— Ни в чем. — Она обхватила его лицо ладонями и посмотрела прямо в глаза, словно что-то в них искала. — Видел тот портрет на стене в соседней комнате?
— Твоего прадедушки?
— Да, с его второй женой Стеллой. Я повесила его там потому, что в детстве, роясь в сундуке, в который никто не заглядывал лет сто, и перебирая старые семейные безделицы, нашла письмо. — Она встала, обнаженная и такая красивая, что у любого мужчины захватило бы дух, и подошла к комоду в дальнем конце спальни.
«Как могло случиться, подумал Кейл, что такое неземное создание полюбило меня?»
Порывшись в ящике, Арбелла вернулась с конвертом, из которого достала два плотно исписанных листка, и печально взглянула на них.
— Это последнее письмо, которое он написал Стелле во время осады Иерусалима, перед своей смертью. Я прочту тебе последний абзац, потому что хочу, чтобы ты кое-что понял. — Усевшись в изножье кровати, она начала читать:
Моя бесконечно дорогая Стелла,
судя по всему, через несколько дней, а быть может, уже завтра, мы снова пойдем в наступление. Не знаю, будет ли у меня еще возможность написать тебе, поэтому чувствую неотложную необходимость выразить то, что, вероятно, ты прочтешь, когда меня уже не будет.
Стелла, моя любовь к тебе бессмертна, она связывает меня с тобой такими крепкими узами, которые не может разорвать никто, кроме Бога. Если я не вернусь, моя дорогая Стелла, никогда не забывай, как сильно я любил тебя, и знай: когда я буду испускать свой последний вздох на поле боя, вместе с ним с моих уст сорвется твое имя. Но, Стелла, если мертвые могут возвращаться на землю и, невидимые, обретаться рядом с теми, кого они любили, то я всегда буду подле тебя: при ослепительном свете дня и в глухом мраке ночи, в счастливейшие минуты твоей жизни и в самый горестный час, всегда, всегда… И если ты почувствуешь легкое дуновение ветерка на щеке, это будет мое дыхание. И если холодный воздух овеет твой пульсирующий висок, знай: то мой дух прошел мимо.
Арбелла подняла голову, в ее глазах стояли слезы.
— Это было последнее, что она от него получила. — Арбелла подползла к Кейлу и крепко прижалась к нему. — Я тоже связана с тобой. Помни: что бы ни случилось, я всегда буду рядом, и ты всегда будешь чувствовать, что мой дух хранит тебя.
Потрясенный, сраженный наповал этой красивой и страстной юной женщиной, Кейл не находил слов. Но вскоре слова уже и не были нужны.
Уилфред «Пятипузый» Пени, несший караул на городской стене Йорка, таращил глаза, чтобы не уснуть. Красивый рассвет занимался над лесом, окружавшим город, и Пятипузый подумал: каким бы унылым и безотрадным ни был ночной дозор, в конце наступает момент, который, сколько бы раз ты его ни видел, всегда заставляет тебя ощутить невероятную радость просто оттого, что ты жив. Именно в этот момент он заметил нечто настолько странное, что оно не столько встревожило, сколько озадачило его. Нет, этого не может быть, подумал он. Милях в трех с половиной от него что-то огромное и черное поднялось из-за леса и, паря на красно-голубом фоне неба, стало приближаться к городу.
Черный предмет увеличивался в размерах и двигался все быстрее; оглушенный подобно животному перед закланием, Пятипузый наблюдал, как, лениво вращаясь вокруг своей оси, огромная глыба величиной с корову пролетела над ним футах в двадцати и, ворвавшись в город, протаранив четыре больших дома и промчавшись сквозь клубы пыли и разлетающихся камней, приземлилась в городском Соловьином саду.
