— А что теперь?
— Ты увидишь. — Ольга улыбнулась. Дружелюбно, искренне. — Антон, все будет хорошо. Верь мне.
— Я должен знать.
— Нет. Вот это как раз не нужно. Ты можешь не волноваться, никаких революций не планируется. Никаких лагерей, расстрелов, трибуналов. Мы не повторим старых ошибок.
— Зато наделаем новых.
— Антон! — Она повысила голос. — Да в конце-то концов, что ты себе позволяешь? У нас прекрасные шансы победить. У нашей страны — получить мир, покой, процветание! Встать во главе человечества. Преодолеть Тьму. Двенадцать лет подготовки, Антон. И не только Гесер работал, все высшее руководство.
— Что?
— Да. А ты думал, все делается наобум?
Я был ошеломлен.
— Вы следили за Светланой двенадцать лет?
— Конечно же, нет! Была разработана новая социальная модель. Проведены испытания отдельных элементов плана. Даже я не в курсе всех деталей. С тех пор Гесер ждал, когда участники плана сойдутся воедино в пространстве и времени.
— Кто именно? Светлана и Инквизитор?
У нее на миг сузились зрачки, и я понял, что угадал. Частично.
— Кто еще? Какая роль отведена мне? А что будешь делать ты?
— Узнаешь в свое время.
— Ольга, еще никогда вмешательство магии в человеческую жизнь не приводило к добру.
— Не надо школьных аксиом. — Она и впрямь завелась. — Не считай себя умнее других. Мы не собираемся использовать магию. Успокойся и отдыхай.
Я кивнул:
— Хорошо. Ты изложила свою позицию, я с ней не согласен.
— Официально?
— Нет. В частном порядке. И как частное лицо я считаю себя вправе противодействовать.
— Кому? Гесеру? — У Ольги округлились глаза, кончики губ приподнялись в улыбке. — Антон!
Я повернулся и вышел.
Да, смешно.
Да, нелепо.
Не просто сумбурная акция, которую проводят Гесер и Ольга. Не просто попытка повторить неудавшийся социальный эксперимент. Подготовленная, давно запланированная операция, в которую я имел несчастье влипнуть.
Одобренная высшим руководством.
Одобренная Светом.
Почему я дергаюсь? У меня и права-то на это нет. Никакого. И шансов нет. Абсолютно. Можно утешаться мудростью о песчинке в часовом механизме, но я сейчас — песчинка на мельничных жерновах.
И, что самое печальное, на дружелюбных и заботливых жерновах. Никто не будет преследовать меня. Никто не станет со мной бороться. Просто помешают делать глупости, от которых все равно нет и не будет прока.
Почему же тогда так больно, так нестерпимо больно в груди?
Я стоял на террасе, сжимая в бессильной ярости кулаки, когда на плечо легла рука.
— Похоже, ты кое-что выяснил, Антон?
Глянув на Семена, я кивнул.
— Тяжело?
— Да, — признался я.
— Ты только одно помни, пожалуйста. Ты — не песчинка. Никто из людей не песчинка. И уж тем более — из Иных.
— Сколько надо прожить, чтобы так угадывать мысли?
— Лет сто, Антон.
— Тогда Гесер может читать любого из нас, как открытую книгу.
— Конечно.
— Значит, я должен разучиться думать, — сказал я.
— Вначале этому надо научиться. Ты в курсе, что в городе была заварушка?
— Когда?
— Четверть часа назад. Все уже закончилось.
— А что случилось?
— К шефу приехал курьер, откуда-то с Востока. Темные пытались его отследить и уничтожить. На глазах у шефа. — Семен ухмыльнулся.
— Это же война!
— Нет, они в своем праве. Курьер приехал нелегально.
Я посмотрел вокруг. Никто никуда не спешил. Машины не заводили, вещи не собирали. Игнат и Илья снова протапливали мангал.
— Нам не нужно возвращаться?
— Нет. Шеф справился сам. Была небольшая схватка, без жертв. Курьера приняли в наш Дозор, и Темные были вынуждены удалиться ни с чем. Вот только ресторан слегка пострадал.
— Какой еще ресторан?
— В котором шеф встретился с курьером, — терпеливо разъяснил Семен. — Нам разрешили продолжить отдых.
Я посмотрел в небо — ослепительно синее, наливающееся жарой.
— Знаешь, мне что-то не хочется отдыхать. Я вернусь в Москву. Думаю, никто не обидится.
— Конечно, нет.
Семен достал сигареты, закурил. И небрежно бросил:
— На твоем месте я узнал бы, что именно привез курьер с Востока. Может быть, это твой шанс.
Я горько рассмеялся.
— Темные не смогли это узнать, а ты предлагаешь мне порыться в сейфе у шефа?
— Темные не смогли это забрать. Чем бы оно ни было. Забирать или даже касаться груза ты не вправе, конечно. А вот узнать…
— Спасибо. Действительно спасибо.
Семен кивнул, без лишней скромности принимая благодарность.
— В сумраке сочтемся. Да, ты знаешь, я тоже устал от отдыха. После обеда возьму у Тигренка мотоцикл и поеду в город. Подбросить?
— Угу.
Мне было стыдно. Наверное, этот стыд могут испытывать в полной мере лишь Иные. Мы всегда понимаем, когда нам идут навстречу, когда делают незаслуженные подарки, от которых, однако, нет сил отказаться.
Не мог я больше тут оставаться. Никак не мог. Видеть Светлану, Ольгу, Игната. Слышать их правду.
Моя правда навсегда останется со мной.
— А ты мотоцикл-то водить умеешь? — спросил я, неуклюже уводя разговор в сторону.
— Я в первом ралли Париж-Дакар участвовал. Идем поможем ребятам.
Я мрачно посмотрел на Игната, колющего дрова. Топором он орудовал виртуозно. А после каждого удара на миг застывал, мимолетно окидывая взглядом окружающих, поигрывал бицепсами.
Он очень себя любил. Весь остальной мир, впрочем, не меньше. Но себя — в первую очередь.
— Поможем, — согласился я. Размахнулся и бросил сквозь сумрак знак тройного лезвия. Несколько чурбанов разлетелись аккуратными поленьями, Игнат, как раз занесший топор для очередного удара, потерял равновесие и едва не упал. Завертел головой.
Разумеется, след от моего удара в пространстве остался. Сумрак звенел, жадно впитывая энергию.
— Антоша, ну зачем? — с легкой обидой спросил Игнат. — Ну зачем? Неспортивно же так!
— Зато эффективно, — ответил я, спускаясь с террасы. — Еще поколоть?
— Да ну тебя. — Игнат нагнулся, собирая поленья. — Так докатимся до того, что шашлык файерболами станем жарить.
Вины я за собой не чувствовал, но все-таки стал помогать. Дрова были нарублены чисто, срезы сверкали сочной янтарной желтизной. Даже жалко такую красоту — на дрова.
Потом я взглянул на дом и увидел в окне первого этажа Ольгу.
Очень серьезно она наблюдала за моей эскападой. Слишком серьезно.
Я помахал ей рукой.
