— Это дела не меняет. У тебя клановые признаки Мортимеров, значит, ты — Мортимер.
— Отчего же, по-твоему, я должен погибнуть?
— Как объяснял мне патриарх, у младших сыновей Мортимеров нет удачи. Им попросту не везет. Пример подобного невезения ты мог наблюдать сам. Помнишь Дэвена? Юношу, который был в Провале вместе с Реневерой?
— Смутно.
— Он погиб, если помнишь.
— Да, погиб.
— Он был младшим сыном в семье. Ему еще не было сорока — совсем молодой по меркам бессмертных. Понимаешь? Я хочу, чтоб ты был осторожнее. Как можно осторожнее.
Руин кивнул головой. По его лицу было видно — он не верит, что ему грозит какая-то опасность лишь потому, что он второй сын некоего Мортимера. А глаза Мэльдора выражали уверенность, что предупреждение не поможет, даже если Руин последует совету. Спорить с судьбой — смешно. Едва обретя сына (нет, не сына — сыновей, ведь Дэйн тоже был его ребенком), уже бояться их потерять… Мэльдору было тяжело, и он заставил себя не думать об этом.
— Как в пошлой мелодраме… Как в дешевой киношке, — процедил сквозь зубы Мэл. — Он любит ее, но она оказывается его сестрой. Замечательно.
— Кстати, учти, тебе с Реневерой трудно будет вступить в брак, — предупредил Мэльдор Руина. — Вы принадлежите к одному клану. Лишь с разрешения патриарха. Помню, моя матушка рассказывала, с каким трудом они с отцом поженились. У меня оба родителя Мортимеры. Я рассказывал?
— Рассказывал.
— Они очень дальние родственники, отец приходится матери восьмиюродным внучатым племянником, но патриарх очень долго не давал им разрешения на брак. Разрешил лишь тогда, когда она уже ждала меня.
— Подозреваю, у нас с Реневерой ничего не получится, — ответил Руин, хмуро глядя в тарелку. С тех пор как он уехал из дома Реневеры с вещами, прошло уже больше двух месяцев, но она не звонила. И он не звонил тоже. Ссора затягивалась, и мир вокруг принца постепенно становился тусклым. Может, именно потому он с такой яростью накинулся тогда на Мэлокайна. Надо было куда-то деть раздражение.
Мэльдор был проницателен и ни о чем не спросил его, лишь посмотрел внимательно. Потом глянул на часы.
— Просто как в дешевой киношке, — повторил Мэлокайн. Какой-нибудь посторонний наблюдатель мог бы решить, что он захмелел, но ликвидатор просто устал. Он бессмысленно разглядывал зал. Плющ, почти такой же, что обвивает столетние деревья в лесу, закрывал стены, отделанные диким ноздреватым камнем. И на зелень, и на отделку зала приятно было посмотреть. — Как в дешевой киношке. Взял и женился на собственной сестре.
— Успокойся, — оборвал его Мэльдор. — Кому как не тебе, клановому, знать, в чем тут дело. — И, повернувшись к Руину, пояснил: — Клан объединяет не только родство. Родство не мешает людям и ссориться, и воевать. Мы, конечно, тоже ссоримся — изредка, но клан остается единым, потому что мы связаны духовно. Это цементирует любой клан. Моргана — очень красивая девушка и, должно быть, очень славная, мне о ней рассказывала Дебора. Но вы оба принадлежите к одному клану, поэтому между вами возникла эта эмоциональная связь. Она была с самого начала, просто ты ее не чувствовал. Вот и случилось то, что случилось… Ладно, ребята. Мне надо бежать. Расплатитесь сами. — Он положил на стол кредитную карточку и ушел.
Мэлокайн посмотрел на Руина. Тот — на Мэлокайиа.
— Ну что будем делать? — спросил ликвидатор.
— Твое предложение?
— Давай-ка поедем домой и хорошенько выспимся. К Моргане все равно не пустят в ближайшие пару дней.
— Ладно, — согласился Руин.
До квартиры Мэла они добрались на его машине и улеглись отдыхать. Старший брат уступил младшему свой диван и ушел спать в спальню Морганы. Правда, на ее кровать он лечь не решился, повалился на ковер, но ему случалось спать и на голой земле, на камнях, даже на железном ломе на задворках какого-то покинутого завода. Сон долго не шел вовсе не от того, что было жестко, а потому, что Мэл слишком устал. И потом — его терзала вина. Он думал о двух малышах, которые спят сейчас в детском отделении клиники, пользующейся дурной репутацией, об их маленьких, будто игрушечных кулачках и их обреченности. «Подумай только, пройдет не так уж много времени, и, быть может, именно тебе придется пронзить ножом детей, рожденных твоей любимой женщиной», — приходило в голову Мэлу. Он гнал эту мысль, но ничего не помогало. Она воз вращалась, как туча комарья, до времени прячущегося в углах комнаты, и снова окружала голову плотным серым гудящим слоем.
Ликвидатора мучила тоска. Лишь усилием воли он заставил себя забыться — солдат должен уметь засыпать в любой ситуации. Белокурая Бестия тоже умел.
Он проснулся раньше Руина, и когда тот встал, на столе его уже ждал завтрак. Мэлокайн не выдержал и, приготовив еду, уехал в больницу. К Моргане его не пустили, поэтому он отправился посмотреть на ее детей. Ему не позволили взять их на руки, и он про сто стоял, смотрел и думал: «Зачем ты ездишь сюда, зачем смотришь на них? Если ты привяжешься к детям, их придется с кровью отрывать от сердца и души. Ведь они, может статься, одного с тобой клана».
Последняя мысль его просто ужаснула. Ему не приходилось ликвидировать еще ни одного Мортимера, но простая логика подсказывала, что рано или поздно подобное вполне может случиться. И если такое произойдет, то он выполнит свой долг, и неважно, что при этом будет чувствовать. Но лучше, конечно, если бы этого не случилось. «Своего сына ты смог бы ликвидировать»? — вспомнилось ему. Чьи это слова? Он уже не помнил.
На выходе из клиники его ждал хмурый Руин.
— Я так и знал, что ты здесь, — сказал он. — Когда отдадут малышей?
— Сказали, через два дня.
— Ну что ж… Думаю, лучше всего будет отвезти их сразу.
— Да, — сказал, помолчав Мэл. Он смотрел в землю. — Да. Только не знаю, как я после этого смогу смотреть в лицо Моргане.
— А ты считаешь, мы поступаем неправильно?
— Нет. Я-то как раз думаю, что мы поступаем совершенно правильно. Только сердце почему-то ноет.
— Подумай о том, что будет с Морганой, если мы этого не сделаем. Здесь нытьем сердца не обойдется. И довольно. Все решено. Если хочешь обсудить еще раз…
— Нет. Нет, все решено. Пусть будет так. Послезавтра берем детей и увозим их. — Он подумал о том, что даже отцу не сказал правду. Даже отцу он солгал, как и всем остальным. Что ж. Тем лучше. Врач будет молчать, они двое — тем более. И Моргане неоткуда будет узнать правду. И она будет жить спокойно. Этот груз вины — только на них двоих. Все правильно.
Малышей они забрали через два дня, как и было условлено. Два кулечка — для них Мэлокайн купил все необходимое и теперь тащил за спиной, в рюкзаке. Кулечки, казалось, совсем ничего не весили, но тихонько сопели и попискивали, если он делал неосторожный шаг. В приемной он положил малышей на пеленальный столик и посмотрел на Руина. Тот, насупившись, разглядывал их. Он прятал растерянность, которую мужчины всегда испытывают перед лицом новой жизни, к которой еще не привыкли.
