— Мой поступок — не богохульство, потому что теперь это не бумага, — пояснил Роланд. — Это инструмент, а инструменты следует беречь. Понимаете?
— Да, — в их голосах слышалось сомнение. Которое, правда, ушло, когда они увидели, с какой осторожностью Роланд убрал сложенную карту в кошель.
— Большое вам спасибо, — Роланд левой рукой взялся за руку Франсины, правой, без двух пальцев — Френка. — Своими руками и глазами вы, возможно, спасли много жизней.
Из глаз Франсины брызнули слезы. Френк какое-то время держался, но вскоре слезы потекли и по его веснушчатым щекам.
7
— Хорошие дети, — сказал Эдди, когда они возвращались к церкви. — Талантливые дети.
Роланд кивнул.
— Можешь ты представить себе, что один из них возвращается из Тандерклепа пускающим слюни идиотом?
Роланд, который очень даже хорошо мог это себе представить, промолчал.
8
Сюзанна, не споря, согласилась с решением Роланда оставить ее и Эдди на ступеньках церкви, и стрелку вдруг вспомнилось, что она не захотела идти и на пустырь, где росла роза. Задался вопросом, а не боится ли какая-то ее часть того же, что и он. Если так, то битва, битва за ее тело, уже началась.
— Сколько должно пройти времени, прежде чем мне входить в церковь и вытаскивать вас оттуда?
— Прежде чем нам входить в церковь и вытаскивать вас оттуда, — поправила его Сюзанна.
Роланд задумался. Эдди задал хороший вопрос. Посмотрел на Каллагэна, который стоял на верхней ступеньке, в синих джинсах и клетчатой рубашке с закатанными рукавами, сцепив пальцы перед собой. Роланд видел, какие крепкие у него мышцы рук.
Старик пожал плечами.
— Он спит. Проблем быть не должно. Но… — он расцепил руки, указал на револьвер на бедре Роланда. — Я бы оставил это здесь. Вдруг он спит с одним открытым глазом.
Роланд расстегнул пояс с револьвером и передал Эдди. Кошель с картой отдал Сюзанне.
— Через пять минут. Если с нами что-то случится, я, возможно, смогу крикнуть, — добавлять: «Или не смогу», — не стал.
— Джейк к этому времени уже подъедет, — заметил Эдди.
— Если они приедут, пусть ждут снаружи, — распорядился Роланд.
— Эйзенхарт и Слайтманы в церковь входить не будут, — подал голос Каллагэн. — Они поклоняются Орисе. Госпоже риса, — он скорчил гримаску, показывая свое отношение к Госпоже риса и остальным второсортным богам Кальи.
— Тогда, пошли, — подвел черту Роланд.
9
Прошло немало времени с тех пор, когда Роланд Дискейн испытывал суеверный страх, свойственный иной раз верующим людям. Наверное, такого не случалось с ним с детства. Но страх тяжелой ношей лег ему на плечи, едва отец Каллагэн отворил дверь скромной деревянной церкви и придержал ее, пропуская Роланда вперед.
Они очутились в холле с истертым ковром на полу. Из холла две открытые двери вели в помещение побольше, с рядами скамей. В дальнем конце, на возвышении стоял, как показалось Роланду, аналой, в окружении горшков с белыми цветами. Их аромат пропитывал воздух. Свет попадал в церковь через узкие окна в стенах. За аналоем на дальнем стене, висело распятие из железного дерева.
Он слышал таинственное сокровище Старика, не ушами, но костями. Ровное, низкое гудение. Как и в случае с розой, от него веяло силой, но более ничего общего с розой не было. Это гудение говорило о бездонной пустоте.
Той самой пустоте, которую они почувствовали в Нью-Йорке-декорации, куда их перенес Прыжок. Пустоте, которая могла стать голосом.
«Да, это то самое, что перенесло нас, — подумал он. — Перенесло нас в Нью-Йорк… один из многих Нью-Йорков, если исходить из истории Каллагэна… но оно может перенести нас куда угодно и когда угодно. Может перенести… а может и зашвырнуть».
Он вспомнил окончание длинного разговора с Уолтером. Тогда он тоже отправился в Прыжок, но понял это только теперь. Почувствовал, как растет, раздувается, пока не стал больше земли, больше звезд, больше вселенной. И сила, которая все это проделывала, была здесь, в этой церкви, и он ее боялся.
«Спасибо богам, он спит», — подумал стрелок, но тут же в голову пришла куда более неприятная мысль: рано или поздно придется его разбудить. Рано или поздно придется использовать его, чтобы вернуться в нужные им Нью-Йорки.
Рядом с дверью на подставке стояла чаша с водой. Каллагэн опустил в нее руку и перекрестился.
— Теперь ты это можешь? — тихим, чуть громче шепота, спросил Роланд.
— Ага, — ответил Каллагэн. — Бог принял меня к себе, стрелок. Хотя я думаю, пока это «испытательный срок». Ты понимаешь?
Роланд кивнул. Последовал за Каллагэном в церковь, не смочив пальцы святой водой.
Каллагэн повел его по центральному проходу и, хотя шагал Старик решительно и уверенно, Роланд чувствовал, что тот боится, возможно, даже больше, чем он сам. Каллагэн хотел избавиться от этого страшного магического кристалла, сомнений в этом не было, но Роланд не мог не отметить храбрость и мужество Старика.
По правую сторону от прохода короткая лесенка из трех ступенек вела на возвышение. Каллагэн поднялся.
— Тебе нет нужды подниматься, Роланд. Ты все увидишь с того места, где сейчас стоишь. Ты ведь не будешь забирать его сегодня?
— Нет, — ответил Роланд. Теперь они уже перешептывались.
— Хорошо, — Каллагэн опустился на одно колено. Сустав хрустнул и оба вздрогнули от этого звука.
— Я даже не прикасаюсь к ящику, в котором он лежит, если в этом нет необходимости. Не прикасался с того момента, как положил его сюда. Тайник сделал сам, испросив прощения Господа за использование пилы в Его доме.
— Открывай, — бросил Роланд. Он весь подобрался, напряг органы чувств, чтобы сразу же уловить малейшее изменение в гудении бесконечной пустоты. Ему недоставало тяжести револьвера, давящей на бедро. Неужто люди, которые приходили сюда молиться, не чувствовали присутствия этого ужасного шара, спрятанного здесь Стариком? Роланд решил, что нет, иначе они давно перестали бы приходить сюда. И пришел к выводу, что лучшего места для тайника Каллагэн найти не мог: искренняя вера прихожан в какой-то степени нейтрализовала Черный Тринадцатый. Может, даже успокаивала, углубляла сон.
«Но он может проснуться, — думал Роланд. — Проснуться и в мгновение ока отправить нас в любой уголок Девятнадцатиландии». Но он тут же отогнал от себя эту гнетущую мысль. Да уж, идея использовать его для защиты розы представлялась все более абсурдной. За свою долгую жизнь ему приходилось сталкиваться и с людьми, и с чудовищами, но никто из них не шел ни в какое сравнение с Черным Тринадцатым. От него исходило невероятное, нечеловеческое зло. И зло это до краев заполняло бездонную пустоту.
