Мимо пробежал зеленоватый Ждан и, нарушив идиллию утреннего рассвета, неромантично свесился за борт рядом с шатренцем, покоробив его чувство прекрасного. Яр чуть поморщился и тоскливо поинтересовался:
— Другое место выбрать не мог?
— Может мне еще и в воду сигануть, чтобы не портить настроения твоей царственной особе? — огрызнулся злющий парень, отплевываясь.
Морская болезнь дала знать о себе почти что сразу после отбытия из порта. Ждан уже двое суток не ел и почти не спал, пугая пассажиров и их детей нездоровым оттенком кожи. Какая-то бабулька вообще спросонья приняла его за умертвие и теперь при каждой встрече грозила костлявым указательным пальцем, бормоча под нос что-то из "Трактата об экзорцизме писанного епископом Ариерхом с шестисотого по шестисот второй год". Все это действо обычно сопровождалось дружным хохотом матросов и наиболее смелых пассажиров.
Естественно, самооценка Ждана неумолимо ползла вниз, все ближе и ближе приближаясь к нулю с каждым часом.
Яромиру, буквально выросшему на корабле, такое положение дел не казалось чем-то странным, но ему было просто неприятно наблюдать за беготней парня.
Дарен на всю суматоху не реагировал вообще.
И только Велимира, жалостливая по своей натуре, пыталась как-то утешить друга, но тот чаще всего лишь отбрыкивался от нее, доводя ее до состояния полной беспомощности. Только когда совсем было плохо (раз эдак пять за сутки) он смирял свою гордость и сам клал голову под руки чаровницы, которая тихонько устраняла недуг, легонько касаясь висков. Жаль, действовало заклятие недолго. Но, по крайней мере, часа четыре в день он спал.
Сегодня же был последний день плавания, и, соответственно, последний день мучений Ждана. Берега он ждал с каким-то нездоровым фанатичным блеском в глазах, чем жутко раздражал Яромира.
Вот и сейчас, стоило ему выйти на палубу встречать рассвет, как появился этот… скоморох зеленый.
— Было бы неплохо, авось, освежился бы, — флегматично заметил он.
Парень зло сверкнул глазами из под светлой челки и угрюмо ответил:
— Вот сам и сигай, если приперло, а меня не трогай, князек хренов…
Яр прищурился, но ответил, даже не повернувшись:
— Еще раз князьком назовешь — точно за борт полетишь.
— Чего, задело, да? — мерзко хмыкнул Ждан, — а мне, думаешь, приятно сносить все эти насмешки?
Шатренец пожал плечами и все-таки соизволил повернуться к нему:
— Все проблемы, которые есть — это проблемы других, а не твои. Вот и засунь их… в эту толпу баранов.
Парень долго пыхтел, а потом насуплено сказал:
— Тебе легко говорить, а меня эта старуха уже достала.
— Сегодня мы сойдем на берег, и ты забудешь ее, как страшный сон, — начав раздражаться, отозвался Яромир, — слушай, чего ты от меня хочешь? Чуда? Извини, это не по моей части. Или пожалеть тебя, такого бедного и несчастного?
Ждан аж подпрыгнул от возмущения:
— Еще чего!
— Вот и не надо перевешивать на меня свои проблемы.
Около трех часов пополудни раздался вожделенный крик: "земля!", и Ждан, подскочив, бросился к корме, выглядывать желтую полоску берега сквозь синие волны.
Дарен о чем-то разговаривал с капитаном, но о чем, Ждан не слышал — слишком далеко стоял. Он сначала все хмурился, а потом криво усмехнулся и, видимо поблагодарив капитана, отошел чуть в сторону, начав переплетать косу. Когда он закончил, к нему подошла сияющая Велимира и тоже что-то сообщила (как оказалось позже — это была просто история о нерадивом юнге, который на "Красном" стал вторым шутом, не считая самого Ждана).
Войник тоже кривовато улыбнулся и повернулся боком, став выглядывать что-то в бескрайней морской пучине. Черная его рубашка была застегнута только на несколько нижних пуговиц, открывая любопытному взору бледную грудь с белеющими ниточами застарелых шрамов. Девушка задумчиво посмотрела на самый большой, тянущийся наискось через живот и, прекратив улыбаться, спросила, кивнув в его сторону:
— Это с последней войны?
Дарен поспешил застегнуть остальные пуговицы.
— Да.
Веля отвернулась, опустив глаза и неловко предложила, понизив голос:
— Если она так часто тебе снится, я могу попробовать это исправить.
Дар вдруг вспомнил, что после того памятного забытья в каменном мешке ему ни разу не снился Здронн с его лабиринтами-убийцами и живодерами-надсмотрщиками.
— Нет. Не надо.
— Но почему?
Войник посмотрел на Велимиру, как на полную дуру, разве что пальцем у виска не покрутил, и отозвался:
— А тебе так хочется быстрее залезть в кошачью шкуру?
— Дарен, — девушка грустно улыбнулась, — это все равно случится, рано или поздно. Если я начну думать о себе, делая другим добро, то чем же я тогда буду отличаться от "змеев"?
— Лучше поздно, чем рано, — резонно заметил подошедший Яромир, — отслеживая взглядом Ждановы передвижения по палубе.
— Все не так просто, как вы думаете…
Дарен откинулся спиной на борт и, прищурившись, поглядел на Велю:
— Так объясни нам.
Она с полволны смотрела ему в глаза, а потом опустила голову.
— Я не могу. Это неправильно.
— А как правильно, Веля? — Яр убрал со лба прядь льняных волос, — ты думаешь, невысказанное не сбудется? Сбудется, и еще как.
— Нет, — девушка даже головой помотала, — не просите меня.
Мужчины переглянулись, и Дарен, пожав плечами, отвернулся, проводив взглядом ту самую старушку, которой на каждом шагу умертвия мерещились.
Шатренец лишь вздохнул.
А Велимира все продолжала глядеть в пол и старалась шмыгать носом не слишком громко.
"Зачем, Осень? — думала она, — зачем ты выбрала меня? Почему — его? Их?.."
Но Осень молчала.
Остров Яцир и его портовый город — столица Тальман — встретил друзей приветливей, чем провожала Заросея. Солнце уже клонилось к горизонту, постепенно меняя цвет, но до его захода оставалось еще как минимум два побега. Шальной морской ветер сменился на теплый и суховатый, как шерстяное покрывало, связанное любимой бабушкой. Из зелени, правда, были заметны пока только пальмы, вызывающие у Велимиры бурный восторг: девушка никогда не слышала о таких деревьях.
С таможенными формальностями проблем не во взникло, молодой улыбающийся парень с абсолютно черной кожей(Дарен и не подозревал, что люди могут быть настолько черными!) игриво подмигнул покрасневшей и жутко смутившейся Веле, выдал им разрешения на въезд, и, таким образом, у путников оставалось еще где-то полтора побега, чтобы доехать до гостильни и устроиться на ночлег, прежде чем тени окончательно сомкнутся над их головами.
