Куда большим ударом стало для него то, что рядом с каргами преспокойненько восседал в таком же кресле и его самозваный «крестный». И даже не смотрел в сторону троицы. Словно не он втравил их в это дело. Знать не знаю, ведать не ведаю.
А вдруг это была ловушка?! – молнией пронеслось в разгоряченном Ивановом мозгу. Предательство?!
В центре покоев размешалась круглая площадка, с краю которой был установлен небольшой алтарчик, укрытый неизменной черной тканью, поверх которой блестел жезл, усыпанный каменьями. Перед алтарем стояла чаша, а рядом с нею лежал кривой нож.
Но главным было не это, а небольшая, в рост человека, каменная арка, возведенная в центре площадки. Под нею стояла бронзовая чаша с сильно дымящимися курениями, среди которых чувствовался запах селитры и хвои. По бокам и впереди арки были воткнуты пылающие факелы.
Так это и есть те самые Врата?! Которые надобно запечатать?
– Славная работа, Мастер, – со смехом прощебетала Опекающая, наклоняясь к графскому уху. – Экие милые песики получились!
– Вижу, и наша сестра среди них, – проскрипела Колдунья, тыча корявым пальцем в псицу. – Надо же! Сколь далеко завела ее страсть… А я ведь говорила: молись, смиряй плоть постом и воздержанием…
– Это был ее выбор, матушка, – пояснил чародей. – Я пытался отговорить.
– Добро, отец мой, – решительно молвила дама в черном облачении. – Но не пора ль начинать? Того и гляди ночь кончится. Да и солдаты неровен час нагрянут.
– Да, – кивнул старец. – Выпускаем Свору. Стравливаем их между собой. Тот, кто выйдет победителем, и будет нашей жертвой.
Вот старая сволочь! Чего удумал. А они попались в его хитроумную ловушку. Своим, видишь, прикинулся. На тот свет ему захотелось! Вот я тебя сейчас спроважу!
Метнулся изо всех сил вперед, намереваясь вцепиться мертвой хваткой в горло предателя. И рвать, рвать, рвать. Но на лету наткнулся на некую невидимую преграду и не преуспел в своем намерении. Бессильно сполз на пол.
– Не торопись, крестник, – оскалил зубы-гнилушки граф. – Всему свое время.
Он трижды хлопнул в ладоши, и в стене открылась невидимая до этого потайная дверь, откуда с визгом, воем и лаем выскочила добрая дюжина собак.
Псы Гекаты! Адская свора.
Что ж, покажем им, где раки зимуют.
Пошел бузник, тускнеют вежды,
Исчез от пыли свет в глазах,
Летят клочки власов, одежды,
Гремят щелчки, тузы в боках.
Как тучи с тучами сперлися,
Секут огнем друг друга мрак.
Как сильны вихри сорвалися,
Валят древа, туманят зрак.
Стеной так в стену ударяют,
Меж щек сверх глаз тычки сверкают…
Сцепился с первым противником. Это был пес темной масти с оторванным правым ухом и раненой скулой. Ба! Да не старый ли это знакомый? Что ж, самое время довести начатый спор до конца.
В стороны полетели клочья шерсти и мяса, брызнула первая кровь, остро ударившая по обонянию Ивана. Он словно обезумел. В голове было одно: уничтожить врага любой ценой. Выжить должен сильнейший. И этим сильнейшим должен стать он.
Взвился вверх и всей силой навалился на хребет одноухого. Впился зубами ему в холку и резко сжал челюсти. Раздался отвратительный хруст, и тело под ним обмякло. Этот готов.
Оглянулся по сторонам.
Брюнета споро трепала пятнистую суку, отбиваясь задними лапами от зашедшего с тыла рыжего с подпалом кобеля. Поэт тут же восстановил равновесие, приняв второго противника на себя.
Барон в это время отбивался сразу от трех супостатов. Ему приходилось несладко. Это тебе не шпагой махать и не из пистолета палить. Тут надобно иное уменье. Быстро бегать, высоко прыгать, вовремя увертываться, наверняка бить и кусать.
Больше всего хлопот ему доставлял пес неизвестной породы. Гладкозадый, а на голове имевший что-то, напоминающее львиную гриву. Казалось, он не имел ни одного уязвимого места. Уже пристав расправился с остальными двумя неприятелями, откусив одному правую переднюю и перебив левую заднюю лапы, а второму выцарапав оба глаза. А этот вот «лев» прет и прет нахрапом. Пришлось прибегнуть к проверенному военному маневру – ретираде.
Заметив, что соратника почти загнали в угол, Иван помчался наперерез. Уже на бегу почувствовал, что с каждым шагом бежать становится все тяжелее. Его лапы стали как-то короче, едва ли не вдвое, а тело, наоборот, вытянулось. Морда удлинилась, зубов в пасти заметно прибавилось, хвост из пушистой метелки стал этаким себе шипастым бревном.
А барон с ужасом заметил, что прямо перед ним словно из-под земли вылез огромный серо-зеленый… крокодил. Распахнул гигантскую пасть, оснащенную тремя рядами острых, как бритва, зубов. Пристав затравленно оглянулся назад. Сзади напирал «лев», тоже ощерившись и уже примеряясь к филейным частям жертвы.
Делать было нечего. Немец, мысленно помолившись, прыгнул вверх и вперед, очутившись прямо наверху каменной арки. Глотнул дурманящего дыма и зашелся в прерывистом кашле. Когда спазмы прошли, посмотрел вниз.
Его взору открылась поразительная картина. Крокодил с раскрытой пастью, из которой торчали задние лапы и хвост с кисточкой – проглоченный «лев».
Ха! Капут обеим тварям.
Но нет. Крокодил, похоже, не потерял способности двигаться. Два-три движения смертоносных челюстей, и из несчастного пса был сделан фарш для котлет. Выплюнув останки, мерзкая рептилия повернула морду к дрожащему на арке приставу и гнусно зашипела. Боже, неужели она пойдет на таран? Такая-то туша может и смести непрочное препятствие.
В следующее мгновение барон, если бы не потерял дара членораздельной речи, обязательно произнес свое неизменное «Scheise!». A так только заворчал, наблюдая, как крокодил уменьшается в размерах, при этом становясь выше и обрастая рыжей шерстью. Да ведь это его боевой товарищ копиист! И как его угораздило?
– Что это такое, Мастер?! – возопила Колдунья, теряя свое обычное хладнокровие. – Как такое могло статься?!
– А я почем снаю, матушка? – с плохо скрываемым сарказмом отвечал граф. – Мутация, побочные эффекты… В науке такое бывает…
– Это противу правил! – гневно затопала ногами Опекающая. – Матушка, извольте выпустить змей!
– Каково, Мастер? – с торжеством обратилась к старцу главная жрица. – Поддадим жару?
– Делайте что посчитаете нушным, – деревянным голосом отозвался он.
Колдунья подала знак одному из сидевших на скамье одесную людей. Тот встал и вытащил из-под своих ног большой кожаный мешок. Развязал тесьму и изо всех сил метнул куль в центр, целясь в самую гущу сцепившихся друг с другом собак.
Шмякнувшись оземь, мешок лопнул, и из него полезли наружу рассерженные гады, шипя и вертя треугольными головами налево и направо. Не разбирая правого и виноватого, они принялись жалить четвероногих.
