Он поднялся и шагнул к мертвой реке, лишенной мертвой воды. Обгоревший берег хрустнул под ногами и ополз вниз, опуская его на черное дно. Тому, кто ничего не желает, все равно, по какую сторону Смородины стоять и смотреть на выжженную землю.
Черная жирная пыль прилипала к босым ступням, ветер ноющей поземкой скользил по пустому руслу, поднимал сажу в воздух и свивал ее нестойкими спиралями. Маленькие смерчи змеились под ногами, и беспомощно опадали, стоило порыву ветра чуть ослабнуть. Там, где прежде стеной стоял высокий лес, из земли торчали обугленные колья бывших стволов. Он поднялся по крутому берегу наверх, к подножью сгоревшего леса, и посмотрел по сторонам.
Пустота и прах, из которого ничего не возродится. Бессмысленная вечность впереди, вечность среди пустоты и праха. Это обещал Будда своим последователям? Ни боль, ни радость его не потревожат, скука не коснется его души, не дотянется тоска. Пресная сытость, сонное удовлетворение. Почему же тогда на самом дне шевелится червь, и точит его изнутри, точит надсадно, муторно? Уничтожить этого – последнего – червя, и наступит обещанный покой и благодать?
Бледный конь, сияющая, но бесплодная Oenothera libertus, и счасливец-Орфей со спасенной Эвридикой…
И зовется этот червь – зависть. Самая бесплодная из страстей. Если ему и осталась какая-то страсть, то самая бесплодная.
Медведь украл у него Oenothera libertus, украл, отобрал, завладел… Медведь всего две недели как узнал о ее существовании, и уже решил, что имеет на нее какие-то права.
Красная мантия на черном фоне выжженной земли полыхнула неживым, непрозрачным пламенем, ветер приподнял ее широкие полы и дохнул в лицо свежестью жизни. Напиться, чтобы больше не чувствовать жажды. Как глупо устроен человек – он не может жить без желаний. Но лишь только долгожданное желание загорается у него в груди, он немедленно спешит от него избавиться.
«В руки он ее берет
И на свет из тьмы несет,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно»
А.С.Пушкин. «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях»
– Медвежонок… Медвежонок, скажи мне только: ты жив?
– Я не знаю… – шепнул Игорь, приоткрывая глаза.
– У тебя что-то болит? Тебе плохо?
– Нет, я просто устал. Правда, просто устал.
– Прости меня… прости, что я не верила… Ты победил его, медвежонок, ты победил, ты слышишь?
Холодная слеза упала ему на лицо.
– Чего ж ты теперь-то плачешь?.. – он улыбнулся краем губ.
– От радости… – Маринка положила руку ему под голову, и провела пальцами по щеке, – мой медвежонок…
– Я сейчас встану… Пока никто нас не видел, надо уезжать.
Игорь сел и огляделся. Зелень травы, и белизна березовых стволов на горизонте уже не радовали глаз. Это чужой мир, чужой, непонятный, пугающий… Он тряхнул головой: все это сон, или на самом деле с ним все это только что произошло? Реальность ускользала.
Перелет-трава, обвившаяся вокруг запястья стеблем, тихо позванивала и переливалась.
– Я не могу больше жить, как во сне, – сказал он Маринке, – поехали отсюда.
– Ты сможешь? – встревожено спросила она.
Игорь пожал плечами и медленно поднялся, пошире расставляя ноги, чтобы не упасть. Сивка, щиплющий травку неподалеку, поднял голову, будто понял, что его сейчас позовут.
– Да, Каурка, нам пора… – кивнул Игорь коню, когда тот подошел поближе, и долго на него взбирался, цепляясь за гриву плохо гнущимися пальцами.
– А я? – спросила Маринка, подняв голову.
– А теперь ты, – улыбнулся он, нагнулся и взял ее подмышки. Если он не сможет ее поднять, придется слезать и подсаживать ее снизу. А потом карабкаться на Сивку снова. Но Маринка была легкой, и Игорь осторожно усадил ее перед собой. Самая красивая девушка на свете, на этом, и на том…
– Мне досталась самая красивая невеста из всех невест, – шепнул он ей, разбирая поводья.
Маринка повернулась к нему боком и обняла его за пояс.
– А мне – самый отважный и непобедимый индеец. Тебе нравится мое платье?
– Да. Но ты в этом платье нравишься мне гораздо больше, – Игорь потихоньку тронулся с места.
– Знаешь, ради этого стоило умереть… – она улыбнулась и заглянула ему в лицо, – чтобы ты увез меня отсюда, в этом чудесном платье, на этом замечательном коне.
Река горела под ними, облизывая Сивкины копыта, но Игорь не спешил. Наверное, эти минуты он будет долго вспоминать, но сил радоваться не осталось.
– Почему ты дрожишь, медвежонок? – Маринка положила голову ему на плечо и погладила рукой по спине.
– Это от усталости. Я очень устал. А еще так много надо сделать…
– Развязать узелок?
– Да. И… Сивка не повезет нас через провал, нам придется спускаться вниз по веревке.
– Как? Медвежье Ухо, это не честно! Это…
– Я сделаю тебе удобное сидение, и опущу вниз, ничего не бойся…
– Я не боюсь. Я ничего не боюсь!
– Знаешь, я, наверное, тоже уже не боюсь, – он улыбнулся, – я же самый отважный индеец. И непобедимый, забыла? Жаль, что сломался мой настоящий индейский лук…
– Ты был… ты был настоящим героем, Медвежье Ухо. Я всю жизнь буду вспоминать, как ты бился со змеем. Тебе было очень трудно?
– Нет, совсем нет.
– Ты мне врешь!
– Да.
Он помолчал, всматриваясь вперед. Где-то там, между рекой и провалом, натянуты нити судьбы – то, ради чего он отправился в это путешествие, даже не подозревая, куда оно его заведет. Сивка, подходя к берегу, тоже поднял голову и зашагал быстрей.
– Держись-ка покрепче, и сядь поудобней, – велел Игорь Маринке, – сейчас мы поедем быстрей и выше…
– Как это – «выше»? – Маринка вцепилась в него обеими руками.
– Увидишь, – улыбнулся Игорь, – не бойся.
Он подобрал повод и толкнул Сивку вперед. Тот только этого и ждал, срываясь в галоп, и каждый его прыжок поднимал их вверх, как будто конь начал взбираться по крутой невидимой лестнице.
– Ой, мамочка! – вскрикнула Маринка, и спрятала лицо у Игоря на груди.
Свежий ветер принес запах настоящего, не иллюзорного, леса, и Игорю показалось, что он просыпается после долгого, путаного кошмара. И хотя окружающая действительность не могла иметь ничего общего с реальностью, ощущение обманчивости происходящего пропадало, уступая место спокойной радостной уверенности.
Под ними всходило солнце, настоящее солнце, успевшее обернуться вокруг Земли, пока Игорь блуждал по закоулкам мира, в котором нет ночи. А может быть, оно успело обернуться не один, а несколько раз? Игорь потерял счет времени. То ему казалось, что прошло несколько часов, а то – несколько дней.
– Не бойся, я держу тебя! Смотри! – шепнул он Маринке в ухо, – смотри, мы поднялись над лесом!
