Тренер заговорил негромко, я вздохнул и вслушался в его голос, не надеясь ни на что. Просто это был единственный человек в этом городе, кто хотел мне помочь по-настоящему…
Он уже многое для меня сделал, накормил, дал возможность вымыться, переодеться…
А голос у него уже по-старчески подламывается…
— …Я рассматривал две гипотезы: одна о том, что в тебя вселилась чья-то беспризорная душа, а вторая, что в момент опасности в тебе просыпается какая-то личность из твоих прошлых жизней.
Ты носишь их все в себе, то, что эта память от тебя закрыта, ничего не меняет. Если бы управление в твоем теле брал воин, живущий в прошлых веках, я бы это понял сразу, и определил бы место, где тот был рожден.
Поверь, даже если бы он родился не в Азии, а в Европе или Америке, я бы все равно смог определить школу, в которой он обучался сражаться…
— И вам это удалось? Что вы узнали?
— Что в тебя не вселилась душа воина, и не проснулась память прошлых жизней, — криво усмехнулся Николай Васильевич. — Никакой сенсации…
— Выходит, вам ничего не удалось понять…
— Не спеши… — повторил Николай
Васильевич. — Постижение истины никогда не бывает простым делом. Вполне возможно, что моих знаний окажется недостаточно, но на этом свете живут и другие люди. Кроме того, существуют книги, древние фолианты, которые я не читал. Там тоже может скрываться неизвестное нам знание…
— Да… — покивал я. — Наверно, я действительно спешу, но смерть идет по моим стопам, и жить мне осталось немного…
— А месть? — удивленно поднял брови тренер. — Ты уже отказался от нее?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Наверно, по большому счету я уже отказался от всего, что было в моей жизни. Думаю, что и от самой жизни тоже. Все в далеком прошлом…
— Все в прошлом? — Николай Васильевич недоверчиво хмыкнул. — Что-то произошло такое, о чем я не знаю?
— Моя жизнь больше никогда не станет прежней…
Ольга, Роман, кладбище, все кажется далеким и нереальным, как и я сам. Все изменилось…
— Жизнь любого человека меняется, независимо от того, хочет он этого или не хочет,
— пожал плечами тренер. — Вот я старик, но никогда не стремился к этому, и не делал ничего, чтобы приблизить свою старость, но она все равно пришла.
Ты говоришь, смерть шуршит за твоей спиной, а где, по-твоему, находится моя? И ты, и я, и все, кто находятся вокруг нас, умрем когда-нибудь, одни раньше, другие позже, но никто не останется на этой земле, таков главный закон бытия. Но все мы возродимся в иное время и в другом теле…
— Мы проживаем эту жизнь по-разному, одни легко и просто, другие, как я в мучениях и страхе. Да и живем коротко и трудно…
— Дело не в протяженности, — Николай
Васильевич открыл глаза. — Если мы идем к одной цели, то протяженность пути говорит только о том, что не всем повезло найти короткую дорогу…
— Но, кажется, мне это удалось, я нашел самую короткую дорогу к смерти…
— И тебя это радует? — тренер засмеялся так заразительно, что и я не выдержал. И действительно, если конец пути один для всех, то в чем разница?
— Вообще-то скорее огорчает, — признался я. — Не хочется умирать, ничего не оставив после себя, не посадив дерево, не вырастив сына… — В этом желании есть определенный смысл, но и только. Это важно для будущих поколений, а значит и для твоего перерождения, но расстраиваться по этому поводу вряд ли стоит. И без тебя вырастят сыновей и посадят деревья. Счастья, признаюсь, честно, это не добавляет. Вот это мой дом, — Николай
Васильевич обвел взглядом кухню. — Где-то существует мой сын, не видел его уже лет пять.
Есть и деревья, которые когда-то я посадил, они растут и плодоносят. Книгу не написал, но вырастил много учеников, которые теперь убивают друг друга, пользуясь знаниями, которые получили от меня. Правда, прискорбно?
Так вот поверь мне, не главное это. Кстати, почему ты считаешь, что скоро умрешь?
— За мной гонятся люди Болта и милиция. Мне некуда бежать, и закончится это тем, что меня либо убьют, либо посадят в тюрьму пожизненно за многочисленные убийства.
— Понятно, — покивал тренер. — Это возможно, но не факт. Пока тебе удавалось скрываться и продолжать убивать.
— Это так, но я пришел сюда не за утешением, а за знанием.
— Чтобы уж сразу поставить все точки над «и», — улыбнулся Николай Васильевич. —
Моту сказать, что приемы боя, которые ты использовал, при всем своем совершенстве в основе своей неправильны. Ты победил, не благодаря своему мастерству, а только за счет высокой скорости своих движений.
— Что это значит?
— Пока не знаю… — пожал плечами тренер. — Продолжаю думать над этим. Была в твоих движениях какая-то неправильность, незаконченность, неточность. Что-то было не так в тебе самом. Возможно, отвечу после того, как ты мне ответишь на пару вопросов…
— Спрашивайте.
— Помнишь ли ты хоть что-то об этом бое?
— О каком?
— Я наблюдал только один бой с твоим участием, он происходил рядом со спортзалом.
Я потер лоб. Казалось, это было так давно, лет сто или триста назад. Один мой приятель как-то сказал, что субъективное ощущение времени определяется только количеством эмоций. Когда скучно, время тянется, а когда интересно, время несется вскачь.
Ты думаешь время песок, бегущий в стеклянную колбу?
Это не так. Время живое, озорное, иногда печальное.
Мы меряем стрелками не время, а его пульс,
И он постоянно меняется.
Я вздохнул:
— Ничего не помню. Мы шли и разговаривали, потом вы сказали, что впереди меня ждут люди с оружием. Вот тогда я выпил, а дальше у меня черный провал в памяти.
Очнулся уже у себя в квартире. Оказалось, что лежу в ванне с остывающей водой, на груди зарастает багровый шрам, на спине нашлась дыра еще большего размера. Разглядывая себя в зеркале, я понял, что это след от пули, в меня стреляли и попали. Мое сердце было прострелено насквозь, а я выжил…
— Именно так, — покивал старик. — Я сам видел, как пуля от автомата вошла тебе в грудь. Было довольно темно, поэтому сначала решил, что мне показалось, а если быть точнее, то просто не поверил… — Еще я обнаружил шрам от ножа на ноге, — грустно усмехнулся я. — Хороший такой порез, длинный и глубокий, с таким не бегают и не прыгают, и наверно, даже не ходят…
— А… — Николай Васильевич улыбнулся. —
Этого я не понял, видел, как ты споткнулся в прыжке, но не разобрался почему. Значит, рана была на ноге? Что ж, после нее, ты прыгал так, словно ничего не случилось.
— Не знаю, не помню…
— Ничего, мы скоро во всем разберемся, — обнадежил меня Николай Васильевич. — Нужно только чтобы это знание улеглось в моей голове.
