Как всегда краски стали ярче, появились дополнительные спектры и цвета, которые мог видеть только он. Он всей кожей чувствовал приятное прикосновение шелковой подкладки своего костюма. Запахи раздражали нос и одновременно доставляли невиданное удовольствие. Он слышал как в подземельях скребутся крысы, и услышал медленный стук семнадцати сердец, задолго до того как нашел потайной ход. Глаза Давида с легкостью различили, что камни в одном из коридоров замка имеют чуть более маленький зазор, и вскоре обнаружил камень, который надо было нажать, чтобы часть стены ушла, открывая дверь. Давид вошел в узкий коридорчик и, пройдя по нему, попал в круглый зал, где стояли гробы с вампирами. Из зала вели две двери — одна, по которой пришел Давид, другая — к лестнице.
Как всегда когда его захлестывала волна, Давид не понимал, зачем вообще сюда пришел. Его влекло только любопытство, а логика полностью перестроилась. Так, например он присел, чтобы почувствовать легкое дуновение сквозняка на своем лице. Его глаза следили за маленьким жучком, который полз по своим делам. Его внезапно захлестнуло желание потискать щенков. Он возликовал, когда представил, как ласкает их мягкую шерсть и зарывается в нее носом, чтобы почувствовать запах молока. Он трепетал, но часть его сознания — примерно шестнадцатое направление — внимательно слушало голоса доносящиеся сверху. Там Люк умолял отпустить его к Жанне. Другой голос не соглашался с ним, и вскоре Давид уловил звуки треснувших костей и разрываемой плоти. Он слышал весь разговор, и в это же время его руки делали движения, как будто он гладит двух щенков — мальчика и девочку. На глазах навернулись слезы умиления. Он встал, и начал танцевать под одному ему слышимую музыку. Когда сверху послышался звук открывающейся двери, Давид продолжал танцевать и двинулся в тень второй двери. До него донесся запах тлена и разложения. Когда Маршан спустился, он сначала не заметил что, скрытые в темноте дверного проема, за ним наблюдают два, по-детски восхищенных, любопытных, глаза. Давид в первый раз видел настоящего высшего вампира, и ему было интересно, что он будет делать. Бесшумным и изящным движением колдун достал из кармана нож.
Маршан спустился к тем, кто должен сделать его бессмертным. Он как Кощей ходил над своим златом и слегка посмеивался. Он, словно ребенок в кафе мороженого, не знал, какой сорт ему взять первым. Мужчину или женщину? Сильную жертву и слабую?
— Пожалуй я начну с тебя Марта. — проговорил он.
— А сколько тебе осталось до превращения? — раздался совершенно спокойный голос сзади.
Маршан резко повернулся, ожидая увидеть инквизитора, но вместо того перед ним стоял красивый мужчина, с совершенно безумным взглядом. Мужчина не напал первым, а значит, теперь он был обречен. Маршан вообще не мог понять, как он не почувствовал его присутствия. Он внимательно рассматривал его. Дорогой костюм и туфли без каблуков, гладко зачесанные назад черные волосы, в левой руке он держал небольшой нож. Судя по всему другого оружия у него не было. Но что-то в нем было не так. Во-первых, его манера держаться — он был совершенно спокоен, и безумные глаза рассматривали вампира с интересом, но без страха. Во-вторых, он после того как вышел из дверного проема, стоял совершенно неподвижно. Словно крокодил, перед тем как схватить антилопу, он боялся пошевелиться и спугнуть ее. Впрочем, страха там не было и в помине. В-третьих, его лицо было странно симметричным и чересчур правильным. Вроде не человек, а рисунок художника.
Давид рассматривал вампира с не меньшей внимательностью. Ни страшная рожа, ни скорость с которой он развернулся к нему, не произвели на Давида никакого впечатления. Он смотрел на вампира, навсегда зарисовывая в памяти его образ, и тут же зашифровывая так, чтобы не помнить. И вампир, и колдун смотрели и понимали что ни первый, ни второй не боится. Два сердца Маршана бились, как и положено, медленно, сердце Давида стучало лишь немного быстрее.
— Немного. — ответил Маршан. — Я думаю, этих мне хватит. А кто ты такой?
— Давид.
— Это должно что-то для меня означать?
— Не думаю.
И Давид замолчал. Маршан не понимал, что это за чудик и зачем он явился сюда. Давид просто смотрел на него, и даже не думал что-то предпринимать. Он по-прежнему стоял каменным изваянием и Маршан готов был поклясться, что ни разу не мигнул. И даже когда он говорил, двигался только его рот, а остальные мышцы лица оставались неподвижными.
— И зачем ты пришел сюда Давид? — решил немного прощупать почву вампир.
— Я пока не решил. Сначала я хотел убить Люка, а теперь размышляю, стоит ли мне убить тебя.
— А ты думаешь, у тебя получится? — оскалился вампир.
— Да.
— А ты хоть представляешь кто я такой?
— Да, ты высший вампир.
Маршану надоела эта дурацкая беседа. Этот человечишка начинал раздражать и портить столь долгожданное превращение. Давид же действительно размышлял, что ему делать с вампиром. Волна все еще вольготно плескалась в его сознании, и он до сих пор гладил щенков. Он не находил причин, чтобы убивать вампира, но тот сделал выбор за Давида. Словно черная молния он набросился на колдуна и решил свою судьбу.
Давид не менее быстро вложил рукоять ножа себе в рот и крепко сжал зубы. Маршан несся на него, но Давид не стал уклоняться. Напротив он бросился навстречу приближающемуся вампиру, и они на секунду застыли в смертельных объятьях. Огромные когти полосовали спину Давида, оставляя глубокие порезы, а колдун мотал головой, словно что-то отрицая, и удерживал Маршана в объятьях, чтобы тот не вырвался. Спустя пять секунд голова высшего вампира упала на пол, а Давид стоял посреди комнаты с окровавленным лицом. Теперь он сам стал похож на вампира. Нож был зажат в зубах — на ручке остались следы зубов, а Давид чувствовал вкус дерева, из которого тот был сделан. Давид думал, что это ясень. Его спина была изорвана в клочья, но он не чувствовал боли. Его сознание еще некоторое время гладило щенков и вкушало ясень. За это время вампир рассыпался прахом на полу, и легкий сквозняк стал гонять пыль по круглой комнате. Лицо Давида покрывала черная кровь Маршана, но вот она тоже превратилась в пепел и упала на пол.
Давид, наконец, вышел из транса драки. Хотя надо сказать, что поединку с высшим вампиром было отведено дай бог треть сознания колдуна. Он вытащил изо рта нож и открыл один из гробов. Два резких движения, и голова красивой девушки была отделена — та даже не успела проснуться. Давид молниеносно схватил отрубленную голову и положил себе на правое плечо. Кровь, вытекшая из нее, заживляла его раны, и на спине не оставалось даже шрамов. Собственно Давид и позволил Маршану себя покромсать, чтобы попробовать на себе действие вампирской крови. Следующий гроб был открыт, и отрезанная голова мужчины легла на его левое плечо. Последние раны зажили, и Давид пошел по лестнице наверх. Он все еще был под действием волны и поэтому, как только увидел две начищенные до блеска секиры, висевшие на стене крест-накрест, взял одну и вернулся в подвал. Пятнадцать раз поднимался и опускался огромный топор. Давид действовал аккуратно и быстро. Но вовсе не желание убийства вампиров двигало Давидом. Когда он уничтожал гнездо, он преследовал две цели. Первая — ему было любопытно, каково это рубить головы секирой, но его любопытство удовлетворилось уже после второй жертвы. Второй причиной было то, что его превосходный пиджак был изорван в клочья, и ходить с обнаженным торсом, да еще зимой, он не хотел. Чего доброго еще простудишься! И не его вина, что большинство вампиров были женщинами, а мужчины одевались или в грязные лохмотья, или с вульгарной роскошью. Он открыл семнадцатый гроб, и его опять ждало разочарование. Твидовый пиджак никак не сочетался с серыми брюками Давида. Но все же хоть что-то… Секира опустилась, убив последнего вампира, и Давид аккуратно снял с него пиджак. Рубашку он нашел в тринадцатом гробу.
