Разрушитель бы разгромил Фадрекс, не оставив никого в живых, и после этого колоссы обратились бы против самого Эленда. Теперь Эленд и Йомен оказались заперты в укрепленном городе, а у Разрушителя появилось время, чтобы хорошо подготовиться к атаке.
«Я обрек этот город на гибель», – думал император, сидя у постели человека, которому меч колосса отсек руку.
Эленд был расстроен, но знал, что принял правильное решение. И, по правде говоря, он предпочитал быть осажденным, чья судьба предрешена, а не победителем. Победитель не всегда прав.
Но неспособность защитить своих людей повергала в отчаяние. Хоть Фадрексом и управлял Йомен, Эленд считал его подданных своими. Он занял трон Вседержителя, назвал себя императором. Забота о всей Последней империи лежала на его плечах. Какой толк от правителя, который не мог отстоять даже один город, не говоря уже о всех остальных городах империи?
Суматоха у дверей лазарета привлекла внимание Эленда. Отбросив темные мысли, он попрощался с солдатом и заторопился к выходу, где уже появился Йомен, чтобы разобраться с причиной шума. Там стояла женщина с мальчиком на руках. Ребенок бился в конвульсиях.
Один из лекарей поспешил забрать дитя.
– Туманная болезнь? – спросил он.
Женщина кивнула.
– Я до сих пор не позволяла ему выходить, – рыдая, пояснила она. – Я знала! Знала, что он заболеет! Ох, прошу вас…
Йомен покачал головой, наблюдая, как мальчика укладывают в постель.
– Тебе надо было послушаться меня, женщина, – сказал он. – Я приказал всем отдаться туману. Теперь твой сын занимает место, которое пригодилось бы какому-нибудь раненому солдату.
Продолжая рыдать, женщина обессилено опустилась на пол. Йомен тяжко вздохнул. Эленд видел по лицу, что он обеспокоен. Поручитель был вовсе не бессердечным, а прагматичным. Действительно, какой смысл в том, чтобы прятать кого-то всю жизнь из опасения, что его заберет туман.
«Его заберет туман…» – глядя на мальчика, отрешенно подумал Эленд.
Конвульсии прекратились, хотя лицо ребенка все еще искажала боль. Сам Эленд испытал подобное лишь один раз в жизни.
«Мы же так и не поняли, что собой представляет туманная болезнь», – подумал он.
Туманный дух к нему не вернулся. Но быть может, Йомен что-то знал.
– Лорд Йомен, – окликнул Эленд, отвлекая короля-поручителя от разговора с хирургами. – Кому-то из ваших людей удалось выявить причину туманной болезни?
– Причину? – переспросил Йомен. – Разве у болезни есть причина?
– Если болезнь настолько странная, то да. Вы заметили, что заболевших всегда шестнадцать процентов? С точностью до человека.
Йомен не удивился – лишь пожал плечами:
– Логично.
– Логично? – удивился Эленд.
– Шестнадцать – сильное число, – просматривая какие-то отчеты, пояснил Йомен. – Столько дней понадобилось Вседержителю, чтобы добраться до Источника Вознесения, например. В доктрине Церкви это число появляется очень часто.
«Ну конечно, – подумал Эленд. – Йомена не удивишь противоестественным порядком: он верит в бога, который упорядочил весь мир».
– Шестнадцать… – повторил Эленд, глядя на мальчика.
– Шестнадцать первых инквизиторов, – продолжал Йомен. – Шестнадцать заповедей в хартии каждого кантона. Шестнадцать алломантических металлов. Шестнадцать…
– Стойте, – перебил Эленд. – Шестнадцать чего?
– Алломантических металлов, – повторил Йомен.
– Их же четырнадцать.
– Мы знаем о четырнадцати, если предположить, что ваша супруга была права, говоря о металле, который является парой к алюминию, – покачал головой Йомен. – Однако четырнадцать – слабое число. Алломантические металлы идут парами, группируются по четыре. Похоже, есть еще два неоткрытых, и всего их шестнадцать. Два на два, на два, на два. Четыре металла для души, четыре для разума, четыре для тела и четыре для времени.
«Шестнадцать металлов…»
Эленд снова посмотрел на мальчика. Боль. Эленд однажды испытал такую боль – в тот день, когда отец приказал избить его. Избить до смерти. Избить так, чтобы в нем проснулся алломантический дар.
Только через боль можно стать алломантом.
«Вседержитель!» – потрясенно подумал Эленд.
Он метнулся прочь от Йомена, обратно в ту часть лазарета, где лежали раненые солдаты.
– Тут есть затуманенные? – спросил он требовательно.
Раненые растерянно уставились на него.
– Кто-то из вас болел? После того как я заставил вас выйти в туман? Скажите, мне надо знать!
Один из раненых медленно поднял уцелевшую руку:
– Меня забрал туман, господин. Простите. Наверное, это увечье – наказание за…
Эленд бросился вперед, не дав ему договорить, и вытащил запасной флакон с металлами.
– Выпей это! – приказал он.
Солдат поколебался, но выпил. Эленд в ожидании присел рядом с койкой. Сердце его бешено колотилось.
– И… что, мой господин? – спросил солдат.
– Что-нибудь чувствуешь?
– Усталость, мой господин, – пожал плечами солдат.
Эленд зажмурился, вздохнул:
«Это была глупая…»
– Ох, странно-то как, – вдруг произнес солдат.
Эленд распахнул глаза.
– Я… я не знаю, как это объяснить, – проговорил солдат, отрешенно глядя перед собой.
– Зажги его, – подсказал Эленд и воспламенил бронзу. – Твое тело само знает, как это делается, надо просто дать ему волю.
Солдат нахмурился, наклонил голову. И начал излучать алломантическую пульсацию.
Снова зажмурившись, Эленд тихо выдохнул.
Подошел Йомен и встал позад:
– Что происходит?
– Туман никогда не был нашим врагом, Йомен, – ответил Эленд, снова закрывший глаза. – Он просто пытался нам помочь.
– Помочь? Каким образом? О чем вы говорите?
Эленд размежил веки:
– Туман не убивает, Йомен. Он заражает. Заражает алломантией. Дает силу. Дает возможность сражаться.
– Мой господин! – Эленд повернулся и увидел, как в лазарет ввалился измученный солдат. – Колоссы атакуют! Колоссы идут на городские стены!
Эленд вздрогнул:
«Разрушитель. Он знает, что я обнаружил, – он знает, что должен атаковать немедленно, а не ждать подкрепления.
Потому что я знаю его тайну!»
– Йомен, соберите весь металлический порошок, какой только сумеете отыскать в городе! – заорал Эленд. – Пьютер, олово, сталь и железо! Пусть каждый, кто перенес туманную болезнь, выпьет свою долю!
– Зачем? – растерянно спросил Йомен.
Эленд повернулся к нему с улыбкой:
– Потому что они стали алломантами. Этот город не сдастся так легко, как предположили некоторые. Если я вам понадоблюсь, ищите меня на передовой!
* * *В числе «шестнадцать» есть что-то особенное. В частности, оно является знаком, который Охранитель подал человечеству.
Охранитель знал еще до того, как сотворил для Разрушителя тюрьму, что не сможет общаться с людьми. Поэтому и оставил ключи – подсказки, которые Разрушитель не мог исказить. Знаки, связанные с основополагающими законами Вселенной. Число должно было указывать на необычность происходящего и предназначалось для того, чтобы помочь.
Нам понадобилось много времени, чтобы разобраться, но, когда мы в конце концов все поняли, хоть это и случилось достаточно поздно, события начали развиваться очень быстро.
Что же касается другой роли этого числа, то… даже мне она по-прежнему непонятна. Ограничимся пока тем, что оно представляет собой одно из следствий тех законов, по которым живет весь мир и вся Вселенная.
Сэйзед слегка нахмурился, постукивая пером по металлической бумаге.
– То, что вы сейчас мне рассказали, почти не отличается от того, что я знал раньше, – заметил он. – Разрушитель изменял лишь детали – видимо, чтобы я ничего не заметил. Он явно пытался заставить меня поверить в то, что Вин и есть Герой Веков.
– Он хотел, чтобы она освободила его, – проговорил Хаддек, предводитель Первого поколения.
Его соратники кивнули.
– Может быть, она и не была Героем? – предположил один из них.
Сэйзед покачал головой:
– Я верю, что это она. Пророчества все равно говорят о ней – даже те первоначальные, о которых вы мне рассказали. Они говорят о том, кто жил отдельно от террисийского народа, властвовал над людьми и был бунтарем, застрявшим между двумя мирами. Разрушитель просто подчеркнул, что все это относится к Вин, поскольку хотел, чтобы она его освободила.
– Мы всегда считали, что Героем будет мужчина, – прохрипел Хаддек.
– Как и все остальные. Но вы и сами отметили, что во всех пророчествах применяются нейтральные местоимения. Это не может быть случайностью: такими выражениями в старом Террисе просто так не пользовались. Средний род был избран для того, чтобы мы не знали, окажется Герой мужчиной или женщиной.
Несколько древних террисийцев закивали. Они трудились при слабом синеватом свете каменных ламп в зале с металлическими стенами, который, как понял Сэйзед, был для кандра чем-то вроде священного места.
