Но от весенних дождей река почти вышла из берегов и стала очень глубокой. Поток был сильным, вода неслась мимо меня в темноту за деревьями, где ползла ведьма. Я вглядывался во мрак, но разглядеть очертания ведьмы смог не сразу.
Мамаша Малкин двигалась в мою сторону. Ее силуэт был темнее тени деревьев – казалось, эта чернота может поглотить навсегда. Звуки, сопровождавшие ведьму, не мог заглушить даже шум реки, и это был не только шелест высокой травы. Она фыркала и чавкала – как тогда, во время поедания лепешек в яме, – и снова напомнила мне жирных свиней у помойного корыта.
Когда ведьма появилась из-за деревьев, на нее упал лунный свет, и я впервые ее увидел. Голова Мамаши Малкин была опущена вниз, лицо закрывали спутанные седые волосы. Казалось, что она смотрит на свои ноги, выглядывающие из-под черного платья. Черный плащ был ей слишком велик, будто за годы заточения она стала меньше ростом. Он волочился по траве и, кажется, именно он оставлял серебристый след.
Платье ее было испачкано и изорвано, что было совсем неудивительно, но на нем виднелись и свежие пятна. Что-то капало на траву из ее левой руки – это была крыса, которую она пожирала.
Казалось, ведьма меня еще не заметила. Она подошла уже совсем близко и вот-вот могла врезаться в меня. Я кашлянул, но не для того, чтобы обозначить свое присутствие, – это был нервный кашель, которого я сам от себя никак не ожидал.
Она подняла голову и посмотрела на меня. Луна осветила ее лицо – оно было настолько отвратительным, что не могло принадлежать живому существу. Но ведьма была живой, учитывая звуки, которые она издавала, поедая крысу.
Я едва не лишился чувств, увидев ее глаза: они были похожи на два горящих угля, два красных языка пламени.
Ведьма заговорила со мной, и ее голос напомнил что-то среднее между шепотом и карканьем, будто шуршание опавших листьев на осеннем ветру.
– Мальчик, – сказала она. – Я люблю мальчиков. Подойди ко мне.
Разумеется, я остался стоять на месте. Я словно прирос к земле, и у меня дико кружилась голова.
Она продолжала приближаться ко мне, и ее глаза стали намного больше. Но не только глаза – все ее тело распрямилось и превратилось в огромное черное облако, готовое вот-вот поглотить меня.
Я непроизвольно поднял вверх посох Ведьмака – это сделали мои руки, не я.
– Что это, мальчик? Волшебная палочка? – прохрипела ведьма. Потом она еще что-то пробормотала, бросила мертвую крысу и протянула руки ко мне.
Она хотела моей крови. В диком ужасе я закачался из стороны в сторону, будто молодое деревце от порывов зимнего ветра. Я мог запросто умереть там, на берегу реки, и ни одна живая душа не смогла бы мне помочь.
Вдруг кое-что произошло…
Посох Ведьмака не был волшебной палочкой, но колдовать он все-таки умел. Мои руки начали двигаться с небывалой скоростью, рисуя в воздухе невидимые фигуры, а затем я ударил ведьму посохом по голове. Она издала хрип и свалилась в реку. Брызги полетели во все стороны, и она пошла ко дну, но все же была очень близко к берегу. Сначала я подумал, что ей конец, но, к моему ужасу, она высунула из воды левую руку и схватилась за траву. Затем на поверхности показалась вторая рука, и ведьма попыталась вылезти из воды.
Нужно было срочно что-то предпринять. Ведьма почти выбралась на берег, и я, собрав всю волю в кулак, заставил себя подойти к ней ближе. Я смутно помню, что произошло потом, и меня до сих пор мучают ночные кошмары о событиях той ночи. Но разве у меня был выбор? Выжить мог только один из нас.
Я со всей силы вонзил в ведьму посох, руки ее ослабли и ее унесло в черноту. Но я понимал, что это был еще не конец. Что, если она вылезет из воды дальше по течению и доберется до дома Костлявой Лиззи? Я должен был убедиться, что этого не произойдет. Я знал, что убивать ведьму нельзя, иначе однажды она воскреснет и станет еще сильнее, но у меня не было серебряной цепи, и я не мог ее связать. Сейчас настоящее было гораздо важнее будущего. Нужно идти вниз по реке, чего бы мне это ни стоило.
Я медленно пошел вдоль реки, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться. Кроме шума веток от ветра тишину ничего не нарушало. В темноте кое-где изредка проблескивал лунный свет, едва проникая сквозь кроны деревьев. Каждый луч был похож на серебряное копье, вонзенное в землю.
Это случилось совсем неожиданно, когда я остановился в третий раз. Я ничего не услышал, но почувствовал: рука скользнула по моему сапогу и, прежде чем я успел сделать шаг, схватила меня за левую лодыжку, да с такой силой, будто сейчас сломает. Я посмотрел вниз и увидел пару горящих глаз, устремленных на меня из темноты. В ужасе я попытался вырваться из мертвой хватки, но безуспешно – ведьма крепко сжимала мою ногу, и я повалился на землю. От удара у меня перехватило дыхание, а посох выпал из рук, оставив меня совсем без защиты.
Пару мгновений я жадно ловил ртом воздух, а потом почувствовал, как ведьма поволокла меня к реке. Услышав всплеск воды, я понял, что Мамаша Малкин пытается выбраться из реки, уцепившись за меня. Стало ясно: либо она выберется, либо утащит меня за собой под воду.
Отчаянно пытаясь вырваться, я перевернулся на бок, вывернув лодыжку. Ведьма держала меня крепко. Я снова перевернулся и уткнулся лицом в землю. Неподалеку в лунном свете я увидел посох, но достать его никак не мог – он лежал в трех-четырех шагах от меня.
Я снова и снова переворачивался, извиваясь всем телом, а пальцы тщетно загребали землю – Мамаша Малкин держала меня за ногу очень крепко. Но поскольку нижняя часть ее туловища была все еще в воде, даже мертвая хватка не могла меня остановить.
Наконец я дотянулся до посоха и, изловчившись, воткнул его в ведьму, но она успела за него ухватиться. Я уже был готов проститься с жизнью, как вдруг Мамаша Малкин истошно завопила и закатила глаза. Затем она глубоко вздохнула и затихла.
Мне показалось, что мы лежали на берегу реки очень долго. Я тяжело дышал, а Мамаша Малкин даже не шевелилась. Потом она выпустила мою ногу и посох из рук и соскользнула в воду. Не знаю, что произошло, но сомнений не было – ведьма мертва.
Течение уносило ее тело прочь от берега, а потом я увидел, как под воду ушла ее голова – Мамаша Малкин утонула.
Я был настолько слаб, что не мог подняться с колен – так плохо мне еще никогда не было. Меня чуть не вывернуло наизнанку – сильно тошнило до тех пор, пока изо рта не пошла одна желчь. Наконец я смог встать на ноги. Прошло еще много времени, прежде чем мое дыхание стало ровным и меня перестало трясти. Все, о чем я сейчас мечтал – это оказаться в доме Ведьмака. Вполне достаточно приключений для одной ночи, не правда ли?
Но этого я сделать не мог – в доме Костлявой Лиззи томился ребенок, и у меня не оставалось выбора. Кто спасет его, кроме меня? Я должен был идти к дому Костлявой Лиззи.
На западе собиралась сильная гроза: постепенно приближаясь, темные облака будто поглощали звезды на небе. Скоро начнется дождь, но пока я спускался вниз по холму, еще ярко светила луна – я никогда прежде не видел, чтобы она была такой огромной.
Передо мной двигалась моя собственная тень. Чем ближе я подходил к дому Костлявой Лиззи, тем больше она становилась. На голову я натянул капюшон, а в левой руке держал посох Ведьмака – тень смутно была на меня похожа. Мы бежали с ней наперегонки, пока я не добрался до места.
Я оглянулся в надежде увидеть Ведьмака за спиной, но его там не оказалось – это была лишь игра света. Я пошел дальше и через открытую калитку вошел во двор.
Дойдя до входной двери, я остановился: что, если я опоздал и ребенок уже мертв? Что, если к его исчезновению Лиззи и вовсе не имеет никакого отношения, а я зря подвергаю себя такой опасности? Мозг продолжал усиленно работать, а руки уже знали, что нужно делать – как тогда на берегу. Я трижды ударил посохом по деревянной двери. Раздался звук приближающихся шагов, и под дверью появилась полоска света. Дверь медленно отворилась, и я сделал шаг назад, вздохнув с облегчением, – это была Алиса. Она держала фонарь на уровне глаза – половина ее лица была освещена, а другая оставалась в тени.
– Чего тебе нужно? – злобно спросила она.
– Ты сама знаешь, зачем я здесь, – ответил я. – Я пришел за ребенком, которого вы украли.
– Не говори глупостей, – прошипела она. – Убирайся, пока не поздно. Они пошли встретить Мамашу Малкин и вот-вот вернутся.
Вдруг откуда-то из глубины дома послышался детский плач. Я оттолкнул Алису и вошел внутрь.
В узком коридоре горела всего одна свеча, а в комнатах царил мрак. Свеча была необычной, сделанной из черного воска – такой я прежде не видел, – но я все равно схватил ее и пошел на звук плача.
Я с легкостью открыл дверь: в пустой комнате, на полу, на куче тряпок и соломы, лежал ребенок.
– Как тебя зовут? – спросил я, пытаясь улыбнуться, и прислонил посох к стене.
