Ознакомительная версия.
– Не суди о том, чего не понимаешь. – Эхо отвернулась от Гая. Наверное, она очень устала, если принялась размышлять о его улыбке. – Надо же мне что-то есть. Да, Джаспер вор. Но не только. У него много занятий.
– Что ж, в бурю хороша любая гавань.
Эхо впилась в Гая суровым взглядом, и он поднял руки:
– Шучу.
– Не смешно.
Они вышли на площадь у собора, и Эхо, ускорив шаг, оторвалась от Гая. Все это время он шагал так близко, что теперь ей стало холодно.
Эхо сунула руки в карманы и подошла к украшенной витиеватой резьбой двери. Фигурки пьеты над притолокой смотрели на них невидящими глазами. Соборы всегда смущали Эхо. Все в них, казалось, кричало о смерти, словно создатели их забыли, что основной постулат религии, в честь которой воздвигнут храм, – воскресение. Странные все-таки люди – католики. Эхо понимала, что, поскольку выросла среди людей-птиц, ее точка зрения, скорее всего, далека от традиционной, ну да на вкус и цвет товарищей нет.
– Пришли. – Эхо махнула на дверь и почувствовала пульсацию энергии, которая свидетельствовала о том, что без волшебства тут не обошлось. Такое ощущение, будто тебя легонько бьет током, как будто ходишь в носках по ковру. Эхо нечасто бывала у Джаспера, но помнила, что на дверь наложено охранное заклятье, которое также служило подобием звонка. И если водить у двери рукой, Джаспер обязательно ответит. Рано или поздно. Если он дома. Эхо только сейчас пришло в голову, что ее знакомый может отсутствовать.
– Эхо, а если он спит? – спросила Айви, подойдя к ней.
– Еще чего, – возразила Эхо. – Он сова.
В напряженном молчании летели секунды, и Эхо подумала, что ничего у них не получится. Даже если Джаспер дома, не факт, что откликнется. С чего ему открывать? Посмотрит в установленные на двери камеры видеонаблюдения (Эхо лично помогала ему их смонтировать), увидит ее в компании двух дракхаров, один из которых к тому же истекает кровью, пошлет их подальше и будет прав. Отчаяние охватило Эхо с новой силой. А времена отчаяния, как известно, требуют отчаянных мер. Эхо выбежала на площадь, задрала голову и заорала во все горло, устремив взгляд на шпиль собора:
– Джаспер! – Звук отразился от стен окружавших площадь домов. – Джаспер, черт бы тебя подрал, открой дверь!
Айви, Гай и Дориан ошарашенно уставились на нее.
– Джаспер! – снова крикнула Эхо, но тут к ней подскочил Гай, одной рукой зажал ей рот, а другой взял за шкирку.
– Что ты вытворяешь? – сердито прошипел он. – Хочешь весь город перебудить? – Он больно впился ногтями ей в шею. – Если ты забыла, мы вообще-то не очень похожи на людей.
Тут облака рассеялись, на небе показалась луна, словно подтверждая правоту Гая, и чешуйки на его скулах в лунных лучах заиграли сонмом крошечных радуг. Ничего красивее Эхо в жизни не видела. Но потом небо снова затянули тучи. Во мраке его точеные черты казались еще более грозными.
Эхо что-то проговорила, но из-за ладони, зажимавшей ей рот, слов было не разобрать. Гай медленно убрал руку, как будто не сомневался, что, дай Эхо волю, она снова закричит.
Так и оказалось.
– Джаспер!
– Чего тебе?
Четверо беглецов устремили взгляд на дверь, в проеме которой в теплом желтом свете маячил силуэт. Дориан выхватил меч, но рука у него дрожала: раненому трудно было его держать. Айви, похоже, никак не могла решить, что безопаснее: то ли подбежать к Джасперу, то ли рвануть прочь. Эхо оттолкнула руки Гая и направилась к двери.
Джаспер стоял на пороге, скрестив руки на узкой груди. Лицо его было сердитым. В оранжевом свете уличных фонарей смуглая кожа блестела, а мягкие короткие перья на голове переливались фиолетовым, зеленым и голубым. Джаспер был павлином во всех смыслах слова. Он отличался такой красотой, что никакая хмурая гримаса не смогла бы ее испортить. Потертые джинсы и простая белая футболка подчеркивали его изящество. Если бы Эхо платили доллар каждый раз, как Джаспер жаловался ей на то, что красота – его вечный крест, она бы уже могла закатить для друзей пир на весь мир.
– Чего приперлась? – буркнул Джаспер.
– И тебе привет. – Эхо радужно улыбнулась. Джаспер нахмурился еще сильнее. Он не позволит себя умаслить. Тем более Эхо. Тем более в такой ситуации.
– Ну и компания у тебя. – Джаспер оглядел двух дракхаров, стоявших у нее за спиной. Эхо показалось (хотя наверняка она не взялась бы утверждать), что на Дориане Джаспер задержал взгляд чуть дольше, чем нужно. Как всякий хороший вор, он любил все красивое и блестящее. А Дориан, подумала Эхо, с его серебристыми волосами и голубым глазом, может считаться и красивым, и блестящим. – Где ты их взяла?
– О, это целая история. Может, ты нас пустишь, и я тебе обо всем расскажу?
Джаспер уставился на Эхо с таким видом, будто у нее выросла вторая голова.
– Нет, – отрезал он и повернулся было к девушке спиной, чтобы уйти, но Эхо схватила его за руку и не пустила.
– Джаспер…
– Я сказал, нет. – Он взглянул на ее руку, но Эхо и не думала ее убирать. Джаспер был их последней надеждой, и просто так сдаваться она не собиралась.
– За тобой должок.
Джаспер устремил на Эхо пристальный взгляд. В его золотистых глазах читалась непоколебимая решимость. Эхо уже подумала, что у воров нет чести и Джаспер прогонит их прочь, но тот вздохнул и так закатил глаза, что Эхо показалось, будто они скрипнули.
– Пирожные – одно дело, но это? – Джаспер обвел рукой их четверку. Наверное, жалкое было зрелище. Поколебавшись, он тяжело вздохнул.
«Ура, наша взяла», – подумала Эхо. Джаспер оказался податливее, чем она думала.
– Ну ладно, – произнес он с таким мученическим видом, что Эхо не удивилась бы, узрев его лик на стенах собора рядом со святыми. – Входите уж. Только ноги вытирайте, а то выглядите вы как дерьмо, которое вываляли в грязи, а потом еще и подожгли.
Если бы Дориана спросили, как он дошел до такой жизни, едва ли у него нашелся бы ответ. По крайней мере вразумительный. Их вел за собой по длинной лестнице птератус с ярким опереньем, поминутно сокрушался, что они как пить дать испачкают его ковер.
Дориан шел, зажимая рукой рану. Наверно, ему все это снится. Сейчас он очнется в собственной комнате и посмеется этому кошмару. Но тут его пронзила более чем реальная боль, а он не проснулся.
Когда они добрались до верха лестницы, у Дориана так сильно кружилась голова, что он толком не мог разобрать голоса своих спутников. Наверное, за время этого подъема он потерял больше крови, чем за всю дорогу от реки до собора. Со всех сторон ему слышалось эхо. Он не замечал ничего, кроме того, что Гай поддерживает его за спину. Дориан прислонился головой к дверному косяку и закрыл глаза, из последних сил стараясь остаться в сознании. Упасть в обморок в лужу собственной крови он считал ниже своего достоинства.
– И кто этот дылда?
Лишь спустя минуту Дориан осознал, что птератус говорит о нем. Что ж, он не виноват: столько крови потерял. Дориан открыл глаза и увидел, что все четверо не сводят с него глаз. Ближе всех стоял Гай. Он тревожно хмурился. Эхо смотрела на Дориана, как на раненое животное: озабоченно, но без особой жалости. Айви не спускала глаз с его открытой раны. Судя по тому, как часто девушка моргала, выглядела рана куда хуже, чем ему казалось. Джаспер разглядывал его, удивленно скривив губы, точно в усмешке. Он, может, и улыбнулся бы, если бы Дориан не залил кровью его чистый белый ковер.
Гай шевелил губами, но Дориан не слышал, что он говорит. Кажется, звал его по имени. Дориан снова закрыл глаз, и звуки вернулись. Похоже, он сейчас не в состоянии видеть и слышать одновременно.
– Тебе не больно? – донеся до него голос Гая.
Дориан уважал Гая, восхищался им, даже любил, что для начальника стражи было уже излишним. Но порой Дориан не мог удержаться от мысли, что Гай, мягко говоря, звезд с неба не хватает.
– Ты умираешь? – спросил Джаспер. Можно подумать, сам не видит.
В ответ Дориан застонал, прижал руку к ране, и кровь брызнула на ковер. «Неужели я выгляжу еще хуже, чем чувствую себя?» – подумал он.
Гай уже держал Дориана обеими руками, и тот был благодарен ему за это, потому что в любую секунду мог оказаться на полу в луже собственной крови.
– Ему нужен врач. – Гай обхватил Дориана за пояс.
«Еще бы», – подумал Дориан.
Джаспер шагнул к ним, поднял руки, и Дориан, не понимая, что он задумал, испуганно вжался в стену, как будто хотел пройти сквозь нее. Шрамы в пустой глазнице болели так же сильно, как свежая рана в боку. Дориан зажмурился и на мучительное мгновение снова перенесся на поле битвы. Птератус с коричнево-белыми перьями склонился над ним, сжимая в одной руке окровавленный нож, а в другой – его глаз. Гай крепче обхватил Дориана, тот очнулся и судорожно вздохнул. Металлический запах собственной крови даже успокаивал.
– Инструменты у меня есть, – сообщил Джаспер, – так что я могу его заштопать, правда, не обещаю, что будет красиво. Я же не лекарь.
Ознакомительная версия.
