Данте сопит, морщит лоб. Потом у него резко меняется голос. Оттуда исчезают задиристость и презрительность, сменяясь участливостью и искренней заботой.
– Ты же знаешь, Энцо: мы все любили Дафну. Она была лучшей из всех немальфетто, каких я знал. И вообще я ей обязан жизнью. Это она выходила меня, иначе я бы попросту сдох. Думаешь, я не видел, как ты под разными предлогами исчезал, чтобы встретиться с ней? Думаешь, мы не знали, что ты хочешь на ней жениться?
На ней жениться…
Голос Данте становится совсем тихим.
– Думаешь, я не оплакивал ее смерть наравне с тобой? Мне тогда хотелось голыми руками разорвать глотку всем инквизиторам Эстенции.
Энцо, с каменным лицом, молча слушает. Он загородился от Данте, и мне тоже не пробиться через эти стены. Мысли мешают мне удерживать иллюзию невидимости. Но не думать я тоже не могу. Энцо, почему же ты не назовешь его вруном? Потому что Данте говорит правду. Теперь понятно, почему Энцо часто смотрит на меня так, словно я другой человек. Он видит во мне… другую. Девушку, чью жизнь, скорее всего, оборвали инквизиторы. Девушку, которую он любил и любит до сих пор.
У Данте новый всплеск гнева.
– Аделина – совсем не Дафна. Согласен, в ней есть огонь, и лицом они похожи, если не брать в расчет ее отметину. Но в остальном они совершенно разные люди. Пойми это, Жнец. Если Дафне мы все доверяли, этой новой девчонке доверять никто не торопится. Самое большее, мы ее терпим. – Данте умолкает и поднимает два пальца. – Во-первых, она посмела нарушить твои распоряжения. Во-вторых, была замечена за беседой с врагом. Ты убивал и за меньшие провинности. Но ей ты даешь преимущества, в которых отказываешь другим. Рядом с ней ты размягчаешься. Сам знаешь, как я не люблю, когда мне приказывают. Однако я выполняю твои приказы. Так каково мне подчиняться и видеть, что ты буквально таешь перед девчонкой, напоминающей тебе твою прежнюю любовь?
Одного взгляда Энцо достаточно, чтобы Данте пошел на попятную.
– Я прекрасно знаю, кем является Аделина, – тихо говорит принц. – И кем она не является, я тоже знаю.
– Получается, не знаешь, если твое высочество втрескался в нее!
– Мои личные дела тебя не касаются.
– Касаются, если она отвлекает тебя от наших целей.
Энцо щурится.
– Она для меня – ничто, – говорит он, небрежно прищелкивая пальцами. – Новый член нашего Общества, и только. Часть наших замыслов.
Ледяной тон его слов бьет меня наотмашь. Новый член нашего Общества, и только. Энцо полоснул мне по сердцу.
Данте хмыкает:
– Если это так, тебе стоит прислушаться к совету твоего соратника.
– Что ты предлагаешь?
– Даю тебе честное слово: я буду ее терпеть, пока ее терпишь ты. Распоряжайся ею, как пожелаешь. Но когда ты окажешься на троне и у тебя появятся королевские обязанности, тебе придется от нее избавиться. На ее верность рассчитывать нельзя.
В сердце Энцо пробуждается тьма, густо пропитанная яростью. Ее облака наполняют окружающее пространство, заслоняя веселье и беззаботность празднества.
Не рано ли члены Общества Кинжала и их покровители взялись праздновать победу? Быть может, нынешний король и никчемен, но, кроме него, есть еще инквизиция, возглавляемая Тереном.
– Я ценю твою заботу, – говорит Энцо, придавая словам угрожающий оттенок. – Но на этом наш разговор окончен.
– Поступай как знаешь… ваше высочество, – с прежней угрюмостью отвечает Данте. – Только не оказаться бы всем нам в другом подземелье.
Данте поворачивается и уходит к гостям. Энцо остается. Его лицо непроницаемо. Он смотрит Данте вслед и думает. С ужасом для себя понимаю: а ведь Энцо всерьез рассматривает доводы Паука!
Потом и Энцо возвращается к гостям. Я туда не иду. По-прежнему скрываюсь за облаком-невидимкой. Не настолько я умею владеть собой, чтобы сейчас появиться среди гостей, словно немного отдохнула, а затем вернулась. Заготовленная речь бесследно исчезла с моего языка. Воспоминание о поцелуях Энцо больше не приводит меня в трепет. Наоборот, от него идет ледяной холод, вызывающий дрожь во всем теле.
Странно, но я совершенно не чувствую злости. И ревности тоже. Только… пустоту. Чувство потери, пробирающее до костей. Слышу голос Джеммы. Она шутит. Гости дружно смеются. И эти звуки тоже теперь кажутся мне зловещими. Но ведь Джемма к тебе хорошо относится. И Раффаэле взял тебя под свое крыло. Я отчаянно цепляюсь за эти мысли, пытаясь найти в них утешение и убедить себя, что Данте врал. Бесполезно.
Члены Общества Кинжала добры ко мне лишь потому, что я им нужна. Они такие же, как Энцо. Доброта их небескорыстна. А подружились бы они со мной, будь я для них совершенно бесполезна?
Наконец я встаю и плетусь к себе в комнату. Вокруг меня колышется облако-невидимка. Окажись рядом кто-нибудь, то увидел бы странное движение воздуха и тень, скользящую по коридору.
Я возвращаюсь к себе, запираю дверь, убираю иллюзорное облако и сажусь прямо на пол у изножья кровати. Наконец даю волю чувствам. Слезы так и льются по моему лицу. Напрасно я думала, что смогу все рассказать Энцо и остальным. Время идет, но я не знаю, прошло несколько минут или целый час. Так ли это важно? Из окна на пол падает косой лунный луч. Я снова в отцовском доме, в свой комнате, где не раз пряталась от отцовского гнева. Снова замираю на галерее, слушая, как отец продает меня богатому гостю. А может, это Данте, разоблачающий меня перед Энцо? Они говорят обо мне. Они всегда говорили обо мне. Я пыталась убежать от судьбы и вернулась к отправной точке.
Из стены появляется призрак отца. Встает на колени, протягивает руки и зажимает мое лицо. Я почти чувствую его прикосновение – холодное касание смерти. Отец улыбается. «Аделина, теперь тебе понятно? – спрашивает он. – Теперь ты убедилась, что я всегда заботился о тебе? Все, чему я тебя учил, оказалось правдой. Разве кто-нибудь полюбит такую, как ты?»
Я вцепляюсь себе в волосы и зажмуриваю единственный глаз. Энцо не такой, как остальные. Он верил в меня. Он принял меня в их ряды и был на моей стороне. Вспоминаю, как он танцевал со мной на празднестве Веснолуния, как защищал от Терена. Вспоминаю дни нашей учебы, нежность его поцелуев, страстный смех. Повторяю все это, пока слова не сливаются в комки звуков.
«Но для кого он все это делал? – шепчет мой отец. – Для тебя? Или для себя?»
Я начисто утратила понятие о времени. Возможно, сейчас уже глубокая ночь и скоро рассвет. А может, еще и до полуночи далеко. Время тянется, и одна сторона моей сущности медленно, но верно передает власть другой. Огорченной и озлобленной. Вскоре печаль целиком превращается в злость. Тьма вползает мне в душу, и я с радостью ее принимаю.
Встаю и опять иду к двери. Снова оказываюсь в коридоре, но у меня нет и мысли возвращаться в пещеру. Ноги сами несут меня совсем в другом направлении: к незаметному выходу. Оттуда – на улицу, вдоль канала.
Я иду к Башне инквизиции.
Сегодня огни во дворце не столь ярки, как обычно. Терен идет по пустым коридорам. Путь этот ему знаком до мелочей. Он старается ступать как можно мягче, и потому его шаги почти не слышны. Вот и последний коридор, ведущий к дверям в королевскую опочивальню. Но возле дверей круглосуточно стоят караульные. Терен выбирает обходной путь, сворачивая в неприметный коридорчик. Там, в таком же неприметном месте, он нажимает на стену и оказывается прямо в покоях короля.
Потайная дверь хорошо смазана и открывается без малейшего скрипа. Терен сразу же бросает взгляд на широкую кровать. Король вовсю храпит. Опочивальня освещается лишь неярким светом лун, льющимся через окно. Рядом с королем – королева Джульетта. Она не лежит, а сидит в постели. Ее величество так редко спит вместе с супругом, что Терену непривычно видеть ее здесь. Поймав взгляд Терена, королева легким кивком подзывает его ближе.
От короля исходит густой, тяжелый запах винного перегара.
Терен подходит к кровати. Вопросительно смотрит на королеву.
Королева спокойна.
Терен достает спрятанный на поясе ножичек. Оружие это весьма необычного вида: тонкое лезвие скорее похоже на инструмент хирурга. Зажав его в левой руке, правой Терен достает из плаща тяжелый деревянный молоток.
Впервые эту процедуру Терен увидел в детстве, когда его отец находился при смерти. Умирал отец очень тяжело, страдая от нестерпимой боли. Терен плакал, не зная, чем помочь отцу. И тогда приглашенный врач избавил обреченного пациента от лишних страданий. Все произошло быстро и безболезненно, а главное – не было ни крови, ни ран. Когда инквизиторы хоронили отца, все выглядело так, словно смерть пришла к нему во сне.
Король вполне здоров, однако это «лекарство» прописывается не только больным. Тоненькое лезвие смотрит в уголок правого глаза короля. Терен примеряется, затем отводит молоток. Джульетта молча следит за его движениями.
