– Хорошо, – хрипло сказала Деа.
– Не то слово, – согласилась Кейт. – Следователям сказочно повезло. Убийца не знал мою мать, не ходил в клуб, никак не был с ней связан. В первую очередь полиция проверила завсегдатаев клуба. Допросили всех, с кем она спала, – а список был длинный, прости Господи, и всех, кто переступал порог «Танцовщицы у шеста» за последние два месяца. Вот лохи, рассчитывали на танец на коленях, а нарвались на подозрение в убийстве…
Деа не нашлась, что сказать. Она никогда не слышала, чтобы кто-то говорил так, как Кейт, и не могла сопоставить услышанное с разрумянившейся от холода женщиной в красном анораке, сидевшей рядом и пившей кофе с огромным количеством сахара. Может, подумалось ей, не только у них с Коннором есть страшные тайны и темное прошлое. Может, у всех свои чудовища, скелеты в шкафу, ночные кошмары и сломанное детство?
– Знаешь, как трудно задержать убийцу, не имеющего никакого отношения к жертве? – Деа промолчала. – Практически невозможно, – веско сказала Кейт. – К счастью для полиции, такие убийства редки – женщин чаще всего убивают их сожители или бывшие партнеры.
– Отец Коннора не убивал его мать, – быстро сказала Деа. – Он уезжал по делам.
Кейт вздохнула, будто Деа не видела очевидного.
– Я и не говорю, что он убил. Коннор тоже не убивал, это ясно как дважды два. – Ее голос смягчился: – Но его отпечатки нашли на пистолете.
У Деа запылали щеки.
– Это же был пистолет его отца! – перебила она. – Может, ему дали подержать! А настоящий убийца был в перчатках.
– Может, – бесстрастно согласилась Кейт. И снова у Деа возникло ощущение, что она что-то упускает. – Я к чему веду: мать Коннора убил не незнакомец. Да, окно было разбито, но это же благополучный район. Из дома ничего не пропало. Убили младенца, но не тронули старшего ребенка, чьи отпечатки нашли на оружии. А к чему ходить в масках, уже оказавшись в доме? Зачем вообще было маски напяливать?
Солнце неистово палило через грязное лобовое стекло. У Деа заболела голова. Она будто медленно поднималась по лестнице из слов Кейт, понемногу улавливая смысл.
– Не хотели, чтобы их узнали?
– Вот именно! – У таблички «Коттеджный поселок Чэпл-хилл» Кейт резко свернула вправо и остановилась у обочины. Лысый холм был застроен большими неотделанными домами – некоторые еще только строились, – оранжевыми от утреннего солнца. День обещал быть прекрасным. – Но кто мог их узнать? Убить планировали мать Коннора, его братишка еще не умел говорить. – Кейт посмотрела на Деа. Глаза у нее были темные, почти черные. – Так кого же, блин, они боялись?
– Коннор, – медленно сказала Деа. – Коннор мог их узнать.
У Кейт сделался довольный вид – будто Деа после долгих мучений справилась со сложной задачкой по математике.
– Правильно. Я тебе кое-что скажу. Коннору кажется, что он не знает, кто это сделал, но это не так.
На Деа снизошло внезапное озарение, и она вздрогнула всем телом.
– И вы тоже знаете? – Едва договорив, она поняла, что права.
Кейт сникла.
– Знаю, – печально ответила она. – Знаю, но без Коннора мне ничего не доказать.
– А почему вы так стараетесь? Вам-то зачем это нужно? – не выдержала Деа.
Кейт вздохнула, будто ждала этого вопроса.
– Правда жестока, – сказала она, – но ложь еще хуже.
Она повернула ключ, и машина медленно двинулась вверх по холму.
Чэпл-хилл напоминал города-призраки – ни рабочих, ни риелторов, ни людей, только сеть черных как деготь тупиков, выжженных в склоне холма, и дома в разной стадии достроенности. Некоторые представляли собой один каркас – выбеленные погодой деревянные части тянулись к небу, другие стояли практически готовые, но на окнах не было ни занавесок, ни жалюзи. Пустые окна придавали домам жутковатый вид – будто они что-то высматривали.
Но когда Кейт въехала на огороженную парковку перед одним из коттеджей, Деа заметила внедорожник Коннора за плотной живой изгородью. Дверь оказалась незапертой: Кейт пояснила, что знает человечка, который знаком с типом, которому принадлежит вся стройка.
Внутри температура была как в холодильнике, даже чувствовался слабый запах пластика. Стояла кое-какая мебель – видимо, для показов дома потенциальным покупателям. Войдя, Деа услышала голоса, и через секунду в кухню влетела Голлум – волосы пушистой короной вились вокруг головы – и бросилась ее обнимать.
– Деа! Боже мой! – Просто удивительно, до чего Голлум сильная – у Деа даже затрещали ребра. – Я так волновалась! Клянусь, когда ты позвонила, у меня чуть сердечный приступ не случился! Серьезно, я не сомневалась, что тебя расчленяет топором бродячий маньяк или, может, похитили какие-нибудь сектанты, а «Кукурузный лабиринт» – религиозное послание от их лидера!
– Со мной все хорошо, – впервые за много дней Деа улыбнулась. – Смотри, ничего не отрублено, все на месте. И ни в какую экстремальную веру меня не обратили.
Коннор мялся в дверях. Он выглядел измученным и похудевшим, но тоже улыбался.
– Привет, детка, – мягко сказал он, глядя на Деа тепло и ясно. – Хорошо, что ты вернулась.
Они обнялись. На Конноре была старая толстовка с начесом, мягкая, как одеяло, и пахло от него, как всегда, теплым и пряным, вроде ярко освещенной комнаты. Тело Деа мгновенно отозвалось, среагировало, наэлектризованное этой близостью. Как же она оставит Коннора? Как оставит мир, где есть он?
Как она может выбрать не его, а что-то иное?
– Слушай, у нас такое творится! – тараторила Голлум. – Ты теперь местная знаменитость, яркий след в истории Филдинга. Даже на меня упал отблеск твоей славы, а уж за Коннором так просто ходит личная охрана. Знаешь, как мы сегодня улизнули? Под предлогом уроков вождения. Типа Коннор учит меня водить. Вчера Бригс на парковке четыре часа наблюдал, как я выполняю разворот в три приема, и сегодня просто не стал тратить время. – У Голлум закончился воздух. Отдышавшись, она добавила: – Но поворот я освоила. А еще Коннор научил меня параллельной парковке.
– Она всего однажды сбила мусорное ведро, – сообщил Коннор, и в его глазах заплясала улыбка.
Голлум стала серьезной.
– Что ты будешь делать, Деа? Нельзя же вечно бегать? Хотя некоторые на такое решаются. У меня отец очень любит передачу «Самые разыскиваемые в Америке»…
– Слушай, Элинор, – Кейт Патински так и стояла у входной двери. Деа о ней совсем забыла. – Давай с тобой съездим в кафе и возьмем нормальной еды, а то утром пришлось травить Деа пончиками с заправки. Я мечтаю о яичнице с беконом и блинах, ты тоже наверняка голодная, а Коннор с Деа пока перекурят.
Она взглянула на Деа почти умоляюще. Деа поняла, что Кейт от нее чего-то хочет, но не знала, чего.
Голлум, которая мела любую еду, как машина, повернулась и истово закивала.
– Давайте. – Затем до нее дошло, и ее глаза округлились. – Ла-а-адно, – протянула она и усмехнулась: – С удовольствием. Пусть пообщаются. – Деа с негодованием глянула на подругу. – Будьте осторожны, – добавила Голлум, обняв на прощание Деа.
Кейт потрясла ключами.
– Мы вернемся меньше чем через час, – сказала она. – Так что я не прощаюсь.
Однако Голлум еще раз стиснула Деа, будто опасалась, что подруга опять исчезнет. От ее волос по-прежнему пахло мятой.
– Все равно ты поосторожнее, – прошептала она и вышла. Закрывая дверь, Кейт снова загадочно посмотрела на Деа.
Минуту они с Коннором стояли в неловком молчании. Деа вдруг смутилась.
– Извини, что втянула тебя… – зачастила она. – Такая каша заварилась…
Он покачал головой:
– Ничего.
– Но я хочу извиниться, я считаю, что должна…
– Деа… – То, как он произнес ее имя – будто от этого звука ему было больно, – заставило ее замолчать. Не успела она отозваться или спросить, что случилось, Коннор подошел к ней и поцеловал.
Деа замерла, боясь, что, если шевельнется, это окажется иллюзией, и Коннор, такой теплый и реальный, и ощущение безопасности, и простой факт, что ее обнимают, прикасаются, любят, – все рассыплется в прах. Но Коннор двинулся, и Деа шевельнулась вместе с ним. Деа обняла его затылок и приникла к губам, желая изведать его вкус, и стать им, и навсегда остаться в этих секундах.
Это было иначе и лучше, чем она себе представляла.
Это было прекрасно.
Когда поцелуй закончился, Деа не стало грустно. В душе появились какая-то легкость и желание взлететь. Коннор, не убирая ладоней от ее лица, погладил Деа по щеке большим пальцем.
– Я уже давно хотел это сделать, – признался он.
– Я тоже, – отозвалась Деа. Вот ее мир – не во сне, с монстрами и войнами, а с Коннором, в его поцелуе.
Он широко улыбнулся – этой улыбки Деа давно не видела. Никто никогда не смотрел на нее вот так, как на неожиданный подарок, и это наполняло счастьем, заставляло чувствовать себя особенной – и желать большего. Деа ужасно хотелось снова поцеловать Коннора.
