Ясма. Я сама.
Сообщения были зашифрованы, потому что Ольховый король запретил ей ночной раскрывать подробности сделки себе дневной, так что все, что она могла сделать – это оставить несколько туманных подсказок.
Она вспомнила, что рассказал Северин о своем пробуждении. Он услышал ее голос, но к тому моменту, как проснулся – проснулся по-настоящему, – солнце светило высоко в небе, а она уже ушла. Конечно, ушла; ведь ей надо было вернуться в кровать и стать дневной Хэйзел. Она, должно быть, едва успела – даже не смыла грязь с ног. В панике написала имя на стене и бросила книгу в недавно опустошенный сундук. Она разбила гроб, держа в голове какой-то план, идею заключить сделку с Северином или намереваясь отдать ему меч. Что бы девушка ни замышляла, когда он еще не проснулся, она, должно быть, поняла: то, что она владеет Верным сердцем, будет обнаружено.
Поэтому спрятала его где-то, где никто не догадается искать. Где Ольховый король не сможет его найти, даже если найдет ее саму.
А потом Хэйзел не спала всю следующую ночь, преследуя Бена по лесу и выслушивая угрозы Северина. Она вздремнула лишь несколько минут на рассвете. Этого ей ночной хватило лишь на то, чтобы оставить записку, которую Хэйзел нашла в своей школьной сумке: В небе полная луна – быть в кровати ты должна.
Но Хэйзел не послушалась. Она не ложилась и следующей ночью, и у ночной Хэйзел не было времени достать меч и придумать новый план; не было времени ни для чего.
Первая записка, которую она обнаружила в грецком орехе в «Лаки», наверняка была проверкой ее ночной: она хотела удостовериться, что сможет отправить себе дневной сообщение и не быть пойманной Ольховым королем. Следующую записку она написала в панике, когда не была уверена, что ее не раскроют, и не хотела оставлять никаких улик. Она не собиралась давать себе дневной слишком много зацепок, которые могли бы завести ее в беду, – а та даже не будет знать причины.
Как же она все запутала.
Северин сбежал по лестнице с гарпуноподобной штукой, сделанной из пилы и древка от граблей.
– Снаружи кто-то есть, – сказал он.
Хэйзел подошла к окну и увидела их, кружащих возле дома. Рыцарей на фейских скакунах. Мама Джека в зелено-золотом наряде, развевающемся по воздуху, сидела за спиной одного из рыцарей. Затем Иоланта соскользнула с лошади и двинулась к дому.
– Мама, – констатировал Джек и пошел открывать дверь.
– Подожди! – крикнула Хэйзел. – У нее нет меча!
Но Бен уже раскидал ногой ягоды и соль, чтобы эльфийка смогла войти. Ее глаза были серебряными, а волосы – зелеными, как молодая трава. Она бросила взгляд на Северина, и ее улыбка стала холодной.
– Я предполагала, что найду тебя здесь, – заметила она.
Он грациозно поклонился:
– Миледи Иоланта. Чем мы обязаны удовольствию вас созерцать? С вами королевская охрана, а я не пользуюсь благосклонностью короля.
– Ты должен понять, – сказала она, поворачиваясь к Джеку, который стоял, все еще держась за дверную ручку. – Когда я сказала Ольховому королю, где его сын, он пообещал пощадить моего. Он гарантирует твою безопасность. Джек, ты не представляешь, что это значит.
Хэйзел уже подозревала, что они совершили ужасную ошибку, предположив, что Верное сердце у Иоланты. Теперь же девушка осознала, что они ошибались и в ее преданности. Ошибались во всем.
– Как ты могла? – почти выплюнул Джек. Он дрожал всем телом, словно сейчас развалится на части. – Как ты можешь называть себя моей матерью, если готова пожертвовать жизнями моих друзей?!
Она сделала шаг назад, обескураженная силой его ярости:
– Ради твоей безопасности! У меня есть всего несколько мгновений, чтобы забрать тебя отсюда. Пойдем. Что бы ты обо мне ни думал, ты сможешь сделать для своих друзей больше, если не окажешься в кандалах вместе с ними.
– Нет, – отрезал Джек. – Я не пойду. Нет.
– Внемли ей, – посоветовал Северин. – Нет ничего постыдного в том, чтобы уйти. Без Верного сердца нам не осилить Ольхового короля.
Но Джек только покачал головой.
Хэйзел должна была что-нибудь сделать, но она могла думать только об одном возможном шаге. Девушка вспомнила историю, которую рассказала ей Леони: как Джек приказал Мэтту ударить себя кулаком в лицо, и тот подчинился. А еще Джек завязал узелок на ее волосах и велел не плакать.
– Джек, – сказала Хэйзел, настойчиво беря парня за руку. – Ты можешь заставить меня спать?
В его глазах отразилась печаль. Похоже, он не понял, что она имеет в виду.
Его мама нахмурилась:
– Джек, ты должен пойти со мной.
– Ты можешь заставить меня спать? – повторила она, повысив голос почти до крика. – Заколдовать – как тогда, когда заставил меня не плакать. Сейчас уже ночь, и если я засну, а потом проснусь, то буду не собой. Это будет она. Другая Хэйзел. Она вам все расскажет.
Все с недоумением на нее уставились – но она не могла сказать большего при Иоланте, стоящей прямо напротив них и готовой доложить обо всем Ольховому королю.
– А коли Хэйзел ночи выступит против нас? – спросил Северин, изгибая одну бровь. – Во всяком случае, наша Хэйзел сражается на нашей стороне.
Девушка улыбнулась – их принц назвал ее нашей Хэйзел. Как в одной из их историй.
– Хэйзел всегда на нашей стороне, – возразил Джек и осторожно коснулся ее лба.
Она подумала, что он собирается отдать ей приказ, но вместо этого парень наклонился и поцеловал ее. Хэйзел почувствовала мягкое тепло его губ и успела увидеть улыбку. Затем Джек немного отстранился и сказал:
– Спи. Спи.
Она ощутила, как ее бескрайней волной окутывает волшебство, и в последнюю секунду – несмотря на то, что сама его об этом попросила, – попыталась сопротивляться магии, удерживая глаза открытыми.
А затем качнулась вперед и упала. Последним, что запомнила Хэйзел, был крик Бена – и Джек, подхватывающий ее за мгновение до того, как голова коснулась бы пола.
Между двумя взмахами ресниц Хэйзел проснулась.
Она маршировала вместе с другими рыцарями Ольхового короля. Сквозь листву лился молочно-белый свет, ветви плясали под порывами ветра. Наступал новый день. Потом они вступили во тьму пустого холма, и у них над головами зазмеились корни, похожие на бледные руки, и колючие лозы, которые ползли вверх по стенам и цвели причудливыми белыми цветами. Вдоль тропинки росли грибы на голубых ножках.
За спиной поскрипывала, охраняемая с каждой стороны десятью рыцарями, клетка из витых прутьев черного металла и на больших резных колесах. В ней были заперты Северин и ее брат. Бен – испуганный, но невредимый – сидел на полу. Северин метался, словно дикое животное; его ярость не знала границ. Щека принца была рассечена, на животе расплылось темное пятно, и даже с такого расстояния девушка понимала, что это, скорее всего, кровь.
Хэйзел похолодела. Когда они сражались? Почему она не сражалась вместе с ними? Почему она на свободе, если они в плену?
– Сэр Хэйзел? – позвал незнакомый голос.
Она догадалась, что стоит среди рыцарей Ольхового короля, одетая, как один из них: в плотную пару, найденную в сундуке вместо меча. Взглянув на рыцаря, который к ней обратился, Хэйзел поняла, что на ней почти такое же облачение, только у него на каждой руке, локте и нижней челюсти поблескивало по внушительной золотой пластине. Это выглядело странно, угрожающе и прекрасно.
Маркан, как назвал его Джек. Он был на полнолунном пиру. Нет, она не просто стояла среди рыцарей Ольхового короля; не просто была одета так же, как они. Она была одной из них. Поэтому Маркан и произнес ее имя таким тоном. Он знал рыцаря Хэйзел, ту Хэйзел, которая служила Ольховому королю и стояла на ее месте мгновение назад. Она вспомнила слова Маркана на пиру: Хэйзел не против пойти со мной. Мы уже скрещивали мечи раньше.
– Я в порядке, – сказала Хэйзел. Она автоматически потянулась к поясу, но меча на бедре не висело. Конечно, нет. Ее меч пропал. Она его спрятала.
– У тебя большие неприятности, – тихо проговорил Маркан. – Будь осторожнее.
Процессия остановилась у трона Ольхового короля, ожидающего их со своими придворными. Возле него возвышался гроб из металла и хрусталя, справленный даже еще более затейливо, чем тот, что покоился в лесу.
Рядом, по-хозяйски опираясь на стеклянную крышку, стояло маленькое морщинистое существо в алом дублете, с облачком серебристых волос на голове. На его запястьях поблескивали наручи, украшенные драгоценными камнями, а крылышки прикрепленной к рубашке булавки подергивались на ветру, словно золотой с жемчугом мотылек был живым. Гримсен, как назвал его Северин, рассказывая свою историю. Кузнец, чье мастерство было столь велико, что Ольховый король выкрал его с прежнего двора. Гримсен, который вместе со своими братьями выковал Верное сердце и Сердце охотника. Который может придать металлу любую форму. Должно быть, Хэйзел слишком откровенно на него уставилась – Гримсен повернулся к ней и одарил лживой ухмылкой. Его черные глаза мерцали.
