Ознакомительная версия.
На его глазах отворились двери Зала Богов. Стража Одема сплотилась, прикрывая проход щитами, утыканными стрелами, как ель иголками. Лжекороля уводили прятаться в тень.
Ярви указал на них мечом и прокричал:
– Туда!
Глухота спадала. Вполне, чтобы хватило расслышать за спиной тяжелый топот и вовремя обернуться.
Но ни на что другое.
Сталь ударила в сталь, и меч перекрутило в ладони, почти выбило из руки. Перед ним промелькнуло загрубелое лицо Хурика, долетел обрывок его утробного рыка, и щит врезался Ярви в грудь, приподнял над травой и отбросил на пару шагов. Ярви ударился лопатками о землю и застонал.
Хурик рыскнул глазами, изогнулся, принимая на щит взмах секиры – от силы удара в воздухе завертелись щепки. Джойд напал с диким ревом и рубил наотмашь, как обезумевший дровосек неподатливое бревно. Хурик подался, отступил, отразил второй удар, а третий оказался неровным, и опытный воин, изготовившись в стойке, зацепил и отвел тяжелое лезвие в сторону. Разминувшись с его плечом на ладонь, оно чавкнуло, впиваясь в дерн. Воин кромкой щита хватил Джойда по голове, когда тот покачнулся вслед за секирой – а затем, накоротко рубанув мечом, вырвал у Джойда оружие.
Видимо, с Избранным Щитом королевы пекарю не сравниться, насколько б хорошим человеком тот ни был.
В черной бороде Хурика забелели оскаленные зубы. Молниеносный укол мечом, и клинок погрузился под ребра Джойда по рукоять.
– Нет, – выхаркнул Ярви, силясь встать, но одного желания не всегда бывает достаточно.
Джойд повалился на колени, лицо смяло болью. Хурик водрузил сапог ему на плечо и высвободил меч, а потом пинком распластал на траве. И повернулся к Ярви.
– Давай-ка закончим то, что в Амвенде начали.
Он шагнул вперед, алый меч занесен. Хотелось бы Ярви встретить смерть с улыбкой – только немногим, пусть и королям, достает отваги перед распахнутым зевом Последней двери. Может статься, королям – меньше других. Он отодвигался ползком, выставив перед собой сухую руку, словно она могла оградить от клинка.
Хурик скривил губы.
– Да, из тебя такой король, что…
– Это мы увидим, какой.
Подбородок Хурика резко дернулся, и под прядями седеющей бороды сверкнул металл. Кинжал, заточенный до ледяного блеска. Возле него, со сведенной от злобы челюстью и суженными глазами, выросло лицо матери.
– Бросай меч, Хурик.
На миг тот замешкался, она же наклонилась к его уху и прошептала:
– Ты меня знаешь. Куда лучше многих. Неужто и впрямь… – и она начала проворачивать лезвие, пока по толстой шее телохранителя не побежала кровь, – …ты усомнился в моей решимости?
Хурик сглотнул и вздрогнул, когда загрубелый кадык проскреб по острой стали. Меч стукнулся оземь.
Ярви вскарабкался на ноги, крепко сжимая меч Шадикширрам – острие клинка нацелилось в грудь Хурику.
– Постой, – сказала мать. – Сперва мне ответь. Ты пробыл моим Избранным Щитом девятнадцать лет. Отчего ты преступил клятву?
Хурик сместил взгляд на Ярви. Полный грусти и безысходности.
– Одем объявил, что мальчишка должен умереть – иначе умрешь ты.
– Почему ж ты не убил его не сходя с места?
– Потому, что так повелел Верховный король! – прошипел Хурик. – А слову Верховного короля не отказывают. Я клялся защищать тебя, Лайтлин. – Он отвел назад плечи и медленно прикрыл глаза. – А не твоего сына-калеку.
– Тогда ты свободен от клятвы.
Кинжал сдвинулся самую малость – и Ярви потерял равновесие, когда его щеки оросила кровь. Хурик упал, лицом пропахав дерн, а Ярви стоял с безвольно висящим мечом и пялился на темную лужу, ползущую сквозь траву.
Жар охватил его кожу. В горле застрял вдох. В глазах плясал свет, руки не поднять, пульсировали отбитые ребра. Ему хотелось одного – присесть. Сесть в темноте и плакать.
Убитые и раненые, посеченные клинками и пронзенные стрелами устилали теперь травяную площадку, место детских игр Ярви. Заветные мечи и щиты, наследие знатных родов, повыпадали из безжизненных пальцев и разбитые валялись в кровавой грязи. Двери Зала Богов стояли заперты, возле них собрались люди Ярви – те, кто еще был на ногах. С ними Ральф – лицо в красных натеках, в волосах багровеет рана. Двое громадин-инглингов гулко били топорами, но массивная древесина держалась прочно.
И прислонившись к стволу раскидистого кедра – того, на который Ярви со страху и не пытался залезть, за что брат его нещадно высмеивал, – недвижно сидел Джойд. Его голова была запрокинута, а руки покоились на окровавленной пояснице.
Рядом на коленях стояла Сумаэль. Свесив голову, она выпячивала губы, обнажая клыки. В горсти она сжимала комок кровавой рубахи Джойда, будто пыталась его поднять. Будто пыталась унести в безопасное тепло, как однажды он ее нес. Но теперь нести его было некуда, даже найди она в себе силы.
Некуда, кроме как в Последнюю дверь.
И понял Ярви, что Смерть не сгибается в поклоне пред каждым, пришедшим к ней; не указывает путь, почтительно вздымая руку; не произносит исполненных глубины слов; не отмыкает засовов. Ей не нужен ключ на груди – ибо Последняя дверь вечно отворена. И Смерть, нетерпеливо прикрикивая, гонит туда стадо мертвых, с небрежением к их роду, званию или славе. Гонит очередью, которая все длинней и длинней. Неистощимой, сплошной вереницей.
– Что я наделал? – прошептал Ярви и, колеблясь, шагнул в сторону Джойда и Сумаэль.
– То, что должно. – Хватка материнской ладони на плече оказалась тверже железа. – Не время скорби, сын мой. Мой государь.
Половина ее лица белее белого, другая в красных крапинах – самой Матерью Войной выглядела она сейчас.
– За Одемом. – Она сдавила сильнее. – Убей его и верни Черный престол.
И Ярви стиснул зубы и кивнул. Дороги обратно быть уже не могло.
– Хватит! – окликнул он инглингов. – Есть другой путь.
Они опустили топоры и сумрачно уставились на него.
– Матушка, останься с ними. Сторожите дверь, и пусть ни один не уйдет.
– Ни один, покуда жив Одем, – ответила она.
– Ничто, Ральф – соберите дюжину бойцов, и за мной.
Ральф, тяжело дыша, оглядел бойню во дворе цитадели. Раненые и при смерти, хромающие и окровавленные. И Джойд, храбрый Джойд, тот, кто вступился за своего одновесельника, теперь сидел спиной к стволу кедра – ни весла, чтобы толкать, ни мешка, чтобы таскать, ни ободряющих слов больше не будет.
– Найдется ли пригодная дюжина? – прошептал старик.
Ярви отвернулся и двинулся прочь.
– Бери тех, что есть.
– Готовы? – шепнул Ярви.
– Всегда, – отозвался Ничто.
Ральф потянул шею в одну сторону, потом в другую. Кровь чернела на его лице в полумраке.
– Кажись, готовее мне уже не стать.
Ярви втянул полную грудь воздуха, затем надавил увечной ладонью на скрытую щеколду, плечом налегая на дверцу, и вывалился под священные своды Зала Богов.
Сразу перед ним, на тронном помосте, стоял Черный престол – под лучезарными взорами Высоких богов. Над головой, вокруг купола, янтарные изваяния богов малых взирали на жалкие человечьи делишки безучастно, бесстрастно и без малейшего интереса.
При Одеме остался лишь десяток бойцов, да и те в плачевном состоянии. Они собрались на том конце, у дверей, чьи створки слегка покачивались от ударов снаружи. Двое пытались подпереть двери копьями. Двое других смахнули со старинного стола святые дары и волокли его баррикадировать выход. Остальные, опешив, сидели на полу или в замешательстве стояли, не понимая, как могла ватага разбойников захватить врасплох их короля в сердце его собственного бастиона. Неподалеку от Одема мать Гундринг склонилась над раненой рукой хоругвеносца.
– Воины, к королю! – взвизгнул тот, увидев в зале Ярви, и люди Одема тут же построились вокруг повелителя, выставили перед ним щиты и подняли оружие. Кольчужник со стрелой, пробившей лицо, отломил ее не глядя – из щеки остался торчать окровавленный кусок древка. Только что он в полубеспамятстве опирался на меч, теперь же наставил его вихляющий кончик на Ярви.
Ничто вырвался из прохода и подскочил к его левому плечу, Ральф – к правому, те рабы и наемники, в ком оставались силы драться, рассыпались вокруг, ощетинившись острой сталью.
Они обходили Черный престол, спускались по ступеням помоста, брызжа слюной и ругаясь на полудюжине языков. Одем тоже отправил своих людей вперед, пространство меж отрядами сузилось до десяти шагов по каменному полу, затем до восьми, до шести – грядущее кровопролитие нависло тяжелой, грозовой тучей в недвижном воздухе Зала Богов.
А потом мать Гундринг присмотрелась к Ярви и вытаращила глаза.
– Стойте! – вскричала она, колотя эльфийским посохом по плитам, звонкое эхо ударов отражалось от высоких сводов. – Стойте!
На минуту воины остановились, переглядываясь, рыча, поглаживая клинки, и Ярви обеими ногами прыгнул в узкую щелочку той возможности, что старая служительца для него приоткрыла.
Ознакомительная версия.
