Мэри Лю - Молодая Элита

– Вы готовы к завтрашнему поединку? – шепотом спрашиваю я.

Энцо медлит с ответом. Я всегда думала, что ему страх неведом. В груди опять появляется боль. Я встаю и подхожу к нему. Данте ошибался: я кое-что значу для Энцо. Я ему небезразлична.

Энцо садится на койку. Я сажусь рядом. Он не отодвигается. Кажется, от этого простого жеста ему становится легче.

– Отец Терена учил меня сражаться. – Кажется, будто Энцо просто рассказывает о своем детстве. – Я был хорошим учеником. Но Терен был лучше меня.

Я вспоминаю их столкновения: сначала в день моей казни, потом на празднике Веснолуния. Оба сражения длились считаные секунды. Что будет завтра, когда они сойдутся в смертельном поединке?

– Он всегда так яростно нас ненавидел? – задаю я новый вопрос.

– Нет. – Энцо криво улыбается. – Не всегда.

Я жду, и Энцо продолжает рассказ. Мальчишками они с Тереном постигали премудрости воинских наук и постоянно упражнялись вместе. Стены комнаты пропадают. Мне кажется, что я перенеслась в прошлое и стою на площадке для упражнений, в каком-то из внутренних дворов королевского дворца. Летний день. Наследный принц и сын тогдашнего Главного Инквизитора сражаются на деревянных мечах. Оба даже еще не подростки: Энцо восемь лет, Терену – девять. Кровавая лихорадка пока не добралась до Эстенции. Глаза Терена еще не потеряли своей синевы, но в них уже заметен неистовый блеск. Его отец внимательно следит за поединком и поправляет ошибки мальчишек. Главный Инквизитор умен: он почти не критикует Энцо, ограничиваясь легкими замечаниями. Зато к своему сыну он беспощаден, и Терену за малейший промах достается сполна. Энцо иногда кричит на Главного Инквизитора, защищая успехи Терена. После каждого поединка Терен кланяется Энцо и благодарит за удовольствие упражняться с наследным принцем.

Слушая рассказ Энцо, я представляю разницу между мальчишками. Энцо относился к сражениям как к игре, а вот Терен… вносил в это занятие совсем не детскую и даже пугающую страсть.

– Он наносил удары так, словно намеревался убить, – продолжает Энцо. – Мне нравилось с ним упражняться. Он был подготовлен намного лучше, чем я. Но это не было жестокостью. Обычная мальчишеская гордость. – Энцо умолкает, и мое видение гаснет. – Через несколько лет мы оба заболели кровавой лихорадкой. Оба получили отметины. Отец Терена умер. Наши учебные поединки прекратились. Я тосковал по ним. Другие партнеры были слабее Терена. Я его не торопил и надеялся, что он оправится от горя и мы снова начнем упражняться. Но жизнь Терена изменилась. Теперь он постоянно бывал в храмах, оплакивая отца. Он глубоко проникся учением инквизиции, утверждавшей, что мальфетто – воплощение демонов. Терен возненавидел себя. Вряд ли он тогда ненавидел Молодую Элиту, поскольку мы оба еще не знали о своих способностях. Но я замечал перемены в нем. И моя сестра – тоже. – Энцо сжимает зубы. – А став Главным Инквизитором, Терен развернул охоту на Молодую Элиту и ее сторонников.

Я догадываюсь и, набравшись решимости, спрашиваю:

– Дафна?

Энцо смотрит на меня. Мне знакомо выражение его глаз. Лучше бы не знать, чтó оно означает. Боль, тьма, гнев, вина, горе повисают вокруг него бесчисленными нитями силы.

– Ее звали Дафна Чуриана, – говорит он. – Да, тамуранская девушка. Она была ученицей у местного аптекаря.

Слова Энцо проникают ко мне в сердце. Одно за другим. Я слушаю их и еще раз понимаю: все, что ему нравится во мне, может быть никак не связано со мной. Мои черты, оливковая кожа – все напоминает ему Дафну. Глядя на меня, Энцо всякий раз видел ее.

– Она тайком добывала у аптекаря особые травы и снадобья, помогавшие мальфетто скрывать отметины, – продолжает от. – Краски, временно меняющие цвет волос. Румяна и белила, чтобы замазывать темные рубцы. Дафна была нашим другом. Данте мы нашли израненным после сражения. Дафна выходила его и поставила на ноги.

– Вы любили ее, – говорю я, сострадая его потере и огорчаясь тому, что я всего лишь живое напоминание о другой.

Энцо уклоняется от прямого ответа. Мне отвечают его нити.

– Принц остается принцем, даже если он и мальфетто. Я не мог на ней жениться. Ее семья не принадлежала к тамуранской знати. Потом это уже не имело значения.

Я не хочу дальше бередить его рану и спрашивать об обстоятельствах ее смерти.

– Очень вам сочувствую, – говорю я, склоняя голову.

Энцо кивает, принимая мое соболезнование:

– Прошлое не изменишь. Мы должны двигаться вперед.

У него утомленный вид. Может, на него так подействовали мысли о Дафне. Или скорбь по Терену. Возможно, то и другое.

Мы опять молчим. Энцо наклоняется ко мне почти вплотную. Сияние его глаз притягивает меня. В них есть тяжесть и сумрачная глубина, которые я вряд ли когда-нибудь пойму. Энцо трогает меня за подбородок. И снова я наполняюсь его жаром. Как мне не хватало этого!

Ты заботишься обо мне только из-за моего сходства с Дафной?

– Я знаю, кто ты, – шепчет Энцо, словно отвечая на мои мысли.

Нет. Он знает меня. Он заботится обо мне, зная, кто я. Эта мысль мгновенно пробуждает все мои чувства. Сегодня поцелуи Энцо нежные, терпеливые. Он познаёт меня через поцелуи. Он гладит мне руки, притягивая к себе. Нас разделяет лишь тонкая ткань моей сорочки и его рубашки. Кажется, что мне на кожу сыплются искры. Та часть меня, что откликается на страсть, оживает и отчаянно стремится наружу, чтобы сплестись с темными нитями страсти Энцо и завладеть ими. У меня кружится голова. Схожие ощущения были минувшей ночью, в переулке. Как мне хочется навсегда забыть ту ночь! Эта сила неподвластна мне, и я не знаю, как ее остановить.

Энцо отодвигается, потом снова наклоняется ко мне и шепчет:

– Останься.

Им движет не желание. Страх. Страх окутывает его. Страх перед завтрашним днем, который может стать последним не только для него, но и для всех нас. Энцо понимает, что вряд ли сумеет одолеть Терена и спасти Раффаэле. Утром он выйдет отсюда и уже не вернется. Он боится, и это делает его беззащитным. Я забываю о своих страхах. Глажу его щеки и шею.

Я молча соглашаюсь. Сворачиваюсь калачиком. Энцо откидывает мои волосы, закрывающие левую половину лица. Я инстинктивно отодвигаюсь, но Энцо не замечает этого. Он нежно гладит мои шрамы. Его пальцы согревают их, оставляя приятный теплый след. Я успокаиваюсь. Меня охватывает сонливость. Энцо тоже закрывает глаза. Его дыхание становится ровным. Я погружаюсь в сон, однако вместо ожидаемого успокоения попадаю в нескончаемый кошмар, наполненный демонами, сестрами, отцами и речами молодого инквизитора с бледно-голубыми глазами.

Этот день должен был бы стать первым днем Турнира Бурь, но не стал. Инквизиция решила сделать его днем окончательной расправы над нами.

В прежние годы пространство вокруг турнирного ристалища превращалось в громадную ярмарку. Ставились деревянные лотки. На высоких шестах трепетали разноцветные флаги. Празднично одетые люди стекались сюда со всех частей Эстенции. Приезжали гости из других городов.

Сегодня зрителей ожидают не скачки и не прочие состязания. Утром – поединок Жнеца и Главного Инквизитора. Вечером – траурная церемония по умершему королю. На Турнир Бурь никого не требовалось зазывать. Сегодняшние зрелища – обязательные. Дома позволено остаться лишь малолетним детям и немощным старикам. Солдаты инквизиции зорко следят за людскими потоками. Терен хотел согнать сюда весь город, чтобы на глазах у десятков тысяч зрителей расправиться не только с Энцо, но и со всеми нами.

Я иду вместе с Виолеттой. Никаких облаков-невидимок. Во-первых, у меня не хватило бы сил на длительную иллюзию, а силы мне нужны сегодня, как никогда. И во-вторых, при таком скоплении народа наша невидимость сразу вызвала бы подозрения. Мы не призраки, чтобы людские локти проходили сквозь нас, как сквозь пустоту. Нет, сегодня я берегу силы для нашего замысла по спасению Раффаэле. Однако без иллюзий тоже не обошлось. Я изменила нам внешность. Мое лицо стало безупречно красивым. Вместо одного темного глаза – пара ярко-зеленых. Вместе серебристых ресниц – рыжеватые. Моя кожа из темно-оливковой стала светло-кремовой, а губы потеряли яркость. Волосы себе я выбрала рыжие с золотистым отливом, изменив и рисунок скул. Виолетту я преобразила в бельданскую девушку с белой кожей, а ее темные волосы сделала соломенными.

Не скажу, что наши лица производят впечатление настоящих. Я так до конца и не овладела искусством создавать иллюзии лиц. Остались мелкие недочеты. Но если не вглядываться, они незаметны. Те же, кто слишком долго смотрит на нас, хмурятся, сами не понимая, в чем дело. Поэтому мы стараемся, чтобы никто особо не пялился на наши иллюзорные лица.