Ознакомительная версия.
Поэтому я нервно расхаживаю взад-вперед.
– Я уверен, что с ним все в порядке, – успокаивает меня Кенджи. – Скорее всего, его задерживают дела, куда он направлялся. Ну, кем или чем он там командовает, или как это называется.
– Правильно говорить «командует». «Командовает» – что это за слово?
– В нем есть буквы, этого достаточно. Значит, слово как слово, как и все остальные.
Я слишком сильно нервничаю, и его шуточки сейчас мне кажутся неуместными.
Кенджи вздыхает. Я слышу, как он топает ногами от холода.
– Сейчас он приедет.
– Я чувствую что-то не то, Кенджи.
– Я тоже не очень хорошо себя чувствую, – поддерживает он меня. – Я голоден как черт.
– Уорнер ни за что бы не опоздал просто так. На него это совсем не похоже.
– Откуда ты знаешь? – парирует Кенджи. – Ну, сколько времени ты с ним знакома? Пять месяцев? И ты уже считаешь, что хорошо его знаешь? Может быть, он состоит членом тайного джаз-клуба, где поет a cappella, одевается в блестящие жилеты и обожает сам танцевать канкан.
– Уорнер ни за что бы не надел блестящий жилет, – фыркаю я.
– Но насчет канкана ты не возражаешь.
– Кенджи, я тебя обожаю, да, это так, но сейчас я очень сильно волнуюсь, и мне так плохо, что чем больше ты болтаешь, тем больше мне хочется убить тебя на месте.
– Ну, только не таким сексуальным голосом, Джей.
Я начинаю просто раздраженно пыхтеть. Боже, я так разнервничалась!
– Сколько сейчас времени?
– Два сорок пять.
– Тут что-то не так. Мы должны идти искать его.
– Но мы даже представления не имеем, где он может находиться.
– Я знаю, где он.
– Что? Откуда?
– Ты помнишь тот день, когда мы впервые встретились с Андерсоном? – спрашиваю я. – Ты помнишь, как попасть на улицу Платанов?
– Да… – медленно произносит Кенджи. – И что?
– Это примерно в двух кварталах отсюда.
– Ну да. Какого черта? С какой стати он должен быть там?
– Ты пойдешь туда со мной? – волнуюсь я. – Пожалуйста! Только пошли сразу!
– Ну, хорошо, – он говорит, и по его тону я понимаю, что мои слова его ничуть не убедили. – Но только потому, что мне сейчас и самому стало любопытно. И еще потому, что тут очень холодно, и я должен двигаться, чтобы не замерзнуть до смерти.
– Спасибо. Ты сейчас где?
Мы идем друг к другу, ориентируясь по голосам, пока не сталкиваемся в буквальном смысле. Кенджи подхватывает меня под руку. Мы обнимаемся, борясь с холодом.
Кенджи ведет меня на улицу Платанов.
Вот он.
Этот темно-голубой дом. Такого же цвета малиновка откладывает яйца. В этом доме я уже однажды просыпалась. Здесь когда-то жил Уорнер. Теперь здесь держат его мать. Мы стоим перед ним, и он выглядит точно так же, как и в те оба раза, когда я бывала в нем. Он красивый и пугающий одновременно. Порывы ветра обдувают его то сзади, то спереди.
– Какого черта Уорнер подался сюда? – удивляется Кенджи. – Что это за место?
– Я на самом деле не могу тебе сказать, – говорю я.
– Почему?
– Потому что это не моя тайна, и я ее рассказать не имею права.
Кенджи молчит, потом спрашивает:
– И что ты теперь от меня хочешь?
– Можешь подождать меня здесь? Кстати, я останусь невидимой, если войду внутрь? Или я в этом случаю выпадаю из зоны твоего воздействия?
Кенджи вздыхает.
– Я не знаю. Но определенно ты можешь попробовать. Никогда раньше не пробовал это делать, находясь снаружи помещения. – Он колеблется, потом добавляет: – Но если ты все же пойдешь туда без меня, пожалуйста, не задерживайся надолго, ладно? Я уже, кажется, отморозил себе задницу.
– Хорошо, я обещаю. Я быстро. Мне только надо убедиться, что с ним все в порядке, или даже удостовериться в том, там ли он вообще или нет. Потому что если его там нет, он, скорее всего, уже ждет нас в условленном месте.
– Все это, как мне кажется, напрасная трата времени.
– Ну прости. Прости, пожалуйста, но мне необходимо все проверить самой.
– Иди, – говорит он. – Иди и возвращайся скорей.
– Хорошо, – шепчу я. – Спасибо тебе.
Я ухожу от него и быстро взбираюсь по ступенькам крыльца. Проверяю дверную ручку. Дверь не заперта. Я поворачиваю ручку, толкаю дверь. Шагаю в дом.
Вот здесь в меня и стреляли.
Пятно от крови, которое оставалось на том месте, где я лежала, уже вычищено. А может быть, они поменяли ковер. Я не знаю. Так или иначе, но воспоминания тут же нахлынули на меня. Я не могу больше сделать ни шага в этом доме, мне даже физически плохо находиться здесь. Все здесь как-то не так. Поэтому быстрей отсюда!
Тут что-то случилось.
Я чувствую это.
Я осторожно закрываю за собой дверь. Потом медленно поднимаюсь по скрипучим ступенькам. Вспоминаю, как они выдавали мое присутствие, когда я очутилась здесь впервые. Самые скрипучие ступеньки я прохожу, наступая на них с краю, остальные выдают не очень громкие звуки, которые, слава богу, можно принять за завывания ветра.
Вот я уже наверху. Я насчитала здесь три двери. Здесь три комнаты.
Та, что слева, – старая комната Уорнера. Та самая, в которой я просыпалась.
В середине находится ванная. Та самая, в которой меня купали.
В дальнем конце коридора и направо – комната его матери. Та самая, которую я ищу.
Сердце в груди начинает бешено колотиться.
Я с трудом дышу, на цыпочках подбираясь к нужной двери. Я не знаю, чего мне ожидать там. Я не знаю, на что надеюсь. Я даже не уверена в том, встречу ли там Уорнера.
И я представить себе не могу, что со мной будет, когда увижу его мать.
Но что-то продолжает тянуть меня вперед, словно приказывая мне открыть дверь и все проверить самой. Я должна это знать. Мне нужно это знать. Иначе я никогда не успокоюсь.
Поэтому я медленно перемещаюсь вперед. Несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю. Хватаюсь за дверную ручку и машинально начинаю поворачивать ее. Я уже потеряла свою невидимость, потому что вижу свои ноги, перешагивающие через порог.
В тот же миг меня охватывает паника, мозг лихорадочно разрабатывает резервный план, и хотя я даже думаю о том, не стоит ли мне развернуться и бегом броситься прочь отсюда, мои глаза успевают просканировать комнату.
И я понимаю, что теперь не смогу отсюда уйти.
Здесь стоит кровать.
Узкая кровать, односпальная. Рядом стоит медицинская аппаратура, приспособления для внутривенного питания, различные склянки и пузырьки и совершенно новые подкладные судна. Я вижу стопки простыней, одеял. В этой комнате очень красивые книжные шкафы и повсюду видны расшитые подушки и восхитительные мягкие игрушки. Я насчитала пять ваз с цветами. Стены ярко покрашены, в углу стоит небольшой письменный стол и стул рядом с ним. Еще тут есть большое растение в горшке, набор художественных кистей и фотографии в рамках – они тут повсюду. На стенах, на письменном столе, на тумбе возле кровати.
Женщина-блондинка. Маленький светловолосый мальчик. Они повсюду вместе.
Они везде одного и того же возраста, мальчик не взрослеет, как я успеваю заметить. Он так и был запечатлен в своем развитии. Мальчик на этих снимках всегда маленький и всегда испуганный. И постоянно держится за руку дамы, стоящей рядом с ним.
Но самой дамы здесь нет. И ее сиделки тоже.
Аппаратура отключена.
Свет тоже выключен.
Кровать пуста.
Уорнер съежился в углу.
Он подтянул колени к груди, обхватил руками ноги и опустил голову. И он весь дрожит.
Тремор настолько сильный, что все его туловище тихонько раскачивается.
Я никогда не видела, чтобы он выглядел вот так, как маленький ребенок. Ни разу у меня не было шанса узнать его с этой стороны. Но вот сейчас он действительно похож на маленького мальчика. Испуганного. Ранимого. Одинокого.
Не надо долго думать, чтобы понять, отчего это случилось.
Я опускаюсь перед ним на колени. Я знаю, что он должен почувствовать мое присутствие, только не уверена в том, хочет ли он меня видеть именно сейчас. Не могу представить, как он отреагирует, если я проявлю себя.
Но попробовать все же стоит.
Я дотрагиваюсь до его рук, но очень нежно. Потом осторожно глажу его по спине, по плечам. Потом я набираюсь храбрости и обнимаю его. И он сдается и разворачивается, выползая из своей скорлупы.
Он поднимает голову.
Глаза у него покраснели, и этот удивительный зеленый сейчас сияет едва сдерживаемыми эмоциями. Его лицо – это одна сплошная боль.
Мне становится трудно дышать.
В моем сердце происходит землетрясение, и оно разрывается пополам. И мне кажется, что вот сейчас в нем одном чувства больше, чем любой другой человек способен был бы в себя вместить.
Я хочу прижать его к себе плотнее, но он сам обхватывает мои бедра, опуская голову мне на колени. Я инстинктивно наклоняюсь над ним, закрывая его тело своим собственным.
Я прижимаюсь щекой к его лбу. Целую его в висок.
И он снова не выдерживает.
Он весь дрожит, трясется в моих руках, он задыхается, и я пытаюсь удержать миллион его всхлипываний и сдерживаемых рыданий. И в этот момент я даю себе обещание, что буду держать его вот так всегда, до тех пор, пока не пройдет вся его боль и страдания, пока у него не появится шанс жить такой жизнью, где никто уже не сможет так глубоко и больно ранить его. Никогда.
Ознакомительная версия.
