Но левая рука оставалась свободна.
Керригор наклонил голову, лицо его надвигалось все ближе, ближе… и тут между ним и его жертвой сверкнуло серебро, и кольцо оказалось наброшено на его шею.
Всеподчиняющая воля Керригора словно отключилась, Сабриэль обрела свободу и отпрянула назад, пытаясь высвободиться. Но Керригор по-прежнему удерживал ее за плечо. Он словно бы удивился, но не то чтобы встревожился. Правой рукой он потянулся ощупать обруч, при этом ногти его отваливались один за другим и на кончиках пальцев проглядывали кости.
– Это еще что такое? Какой-то талисман…
Кольцо сжалось, врезаясь в мясистую плоть его шеи, выявляя плотную тьму внутри. Но и эта тьма сжималась, вдавливалась внутрь, пульсировала, пытаясь вытечь наружу. Два пылающих глаза недоверчиво воззрились на ошейник.
– Невозможно, – прокаркал Керригор.
Зарычав, он оттолкнул Сабриэль, и она упала на пол. Тем же движением он выдернул меч из груди: лезвие медленно высвободилось с характерным скрежетом: так скребет металл по твердому дереву.
Стремительно, как змея в броске, рука и меч прянули вперед – и клинок обрушился на Сабриэль, пронзив броню и плоть и глубоко вонзившись в деревянную половицу. Взорвалась боль; Сабриэль вскрикнула, конвульсивно сгибаясь вдвое, сжимаясь в комочек вокруг клинка.
Бросив девушку биться в судорогах, подобно пришпиленной букашке в коллекции насекомых, Керригор двинулся к Оселку. Затуманенным от боли взглядом Сабриэль видела, как Керригор, посмотрев вниз, отломал длинную зазубренную планку от одной из скамеек.
– Рогир, – выдохнул Оселок. – Рогир…
Со сдавленным криком ярости Керригор обрушил импровизированное оружие на свою жертву. Сабриэль закрыла глаза и отвернулась, соскальзывая понемногу в свой собственный мир, мир боли. Она понимала: нужно что-то сделать с распоротым животом, из которого фонтаном хлещет кровь, но теперь, когда погиб Оселок, она просто лежала, не двигаясь и не обращая внимания на кровотечение.
И вдруг Сабриэль осознала, что не почувствовала смерти Оселка.
Она вновь подняла глаза. Деревянная планка сломалась о броню юноши. Керригор потянулся за другим куском дерева, но тут серебряное кольцо соскользнуло на его плечи и стало опускаться ниже, счищая и соскабливая плоть, точно яблочную кожуру, выдавливая мертвый дух из прогнившего трупа.
Керригор с воплями отбивался, однако кольцо уже стиснуло ему предплечья. Прыгая, словно одержимый, он метался из стороны в сторону, пытался сбросить серебряный обод, но от этих его усилий лишь разлетались во все стороны куски мертвечины, пока не остался лишь бурлящий столп тьмы внутри серебряного обруча.
И вот столп схлопнулся, точно взорванный дом, и превратился в гору зыбучих теней, а серебряное кольцо засияло на ней, точно атласная лента. В серебре блеснул алый глаз – всего-навсего рубин, искрящийся под стать металлу.
На кольце вновь вспыхнули знаки Хартии, но Сабриэль уже не могла их прочесть. Взгляд не фокусировался, было слишком темно. Лунный свет, похоже, затмился. Однако она знала, что делать. Нужен Саранет… рука ее легла на бандольер, но шестого колокольца не было, равно как и седьмого, и третьего. «Что за вопиющая небрежность, – подумала Сабриэль, – что за легкомыслие… И все-таки я должна завершить сковывающее заклинание». Рука ее потянулась к Бельгаэру и уже собралась извлечь его… но нет, это же будет высвобождение… Наконец девушка выбрала Ранну, постанывая от боли, что причиняло даже столь легкое движение.
Для такого миниатюрного колокольца Ранна вдруг показался непривычно тяжелым. Сабриэль ненадолго опустила его себе на грудь, собираясь с силами. А затем, все еще лежа на спине, пронзенная собственным мечом, она позвонила в колокольчик.
Мелодичный, напевный звон Ранны прозвучал так утешительно, точно уют долгожданной постели. Звук этот эхом прокатился по залу и выплеснулся наружу, где последние уцелевшие еще бились с мертвыми. Все, кто его услышал, перестали сражаться и улеглись на пол. Тяжелораненые безболезненно соскользнули в Смерть заодно с мертвыми из свиты Керригора; те, кто пострадал не слишком серьезно, погрузились в целительный сон.
Гора тьмы, что некогда была Керригором, раскололась на два отдельных полушария, разделенные «экватором» – серебряным кольцом. Одно полушарие было черно как уголь, второе сияло белизной. Постепенно они таяли, превращались в две разные фигуры – двух котов, соединенных у горла, как сиамские близнецы. И тут серебряное кольцо разорвалось надвое – по кольцу на каждой шее, – и коты разъединились. Кольца утратили яркость, медленно изменили цвет и текстуру и стали двумя красными кожаными ошейниками, на каждом из которых висело по миниатюрному колокольчику – по крошечному Ранне.
Два котенка уселись бок о бок. Один – черный, другой – белый. Оба вытянули шеи, напрягли горло, и каждый выплюнул по серебряному колечку. Кольца покатились к Сабриэль, а котята зевнули, свернулись клубочком и задремали.
Оселок глядел, как кольца катятся в пыли… Серебро поблескивало в лунном свете. Они ударились в бок Сабриэль, но девушка не стала их подбирать. Обе ее руки все еще крепко сжимали Ранну, но колоколец молчал, покоясь на ее груди. Над Сабриэль возвышался ее меч, лезвие и рукоять отбрасывали на ее лицо тень креста.
В сознании Оселка вспыхнуло детское воспоминание. Чей-то голос – голос гонца, – обращенный к матери:
– Ваше величество, мы несем скорбные вести. Абхорсен мертв.
Смерть показалась холоднее, чем когда-либо прежде. Сабриэль задумалась, почему бы это, и поняла, что по-прежнему лежит – лежит в воде и течение уносит ее. Она попыталась было воспротивиться, но тут же расслабилась.
– «Для всех и каждого, для всего на свете настает срок умереть», – прошептала она.
Мир живых с его заботами остался далеко-далеко. Оселок выжил, и Сабриэль порадовалась этому – насколько вообще способна была что-то почувствовать. Керригор побежден, он в плену, даже если по-настоящему и не мертв. Ее миссия исполнена. Скоро она минует Девятые Врата и обретет вечный покой…
Что-то схватило ее за руки и лодыжки, рывком выдернуло из воды и поставило на ноги.
– Твой час еще не пробил, – прозвучал голос. Ему откликнулось эхо полусотни голосов.
Сабриэль заморгала: ее обступило множество светящихся человеческих фигур, парящих над водою. Больше, чем она могла сосчитать. И это были не мертвые духи, но что-то другое – вроде того посланца, фантома матери, приходящего на зов бумажного кораблика. Очертания их, пусть размытые и нечеткие, не оставляли места сомнениям: все эти фигуры были облачены в темно-синие одежды с узором из серебряных ключей. Все до одного – Абхорсены.
– Ступай назад, – хором повелели они. – Ступай назад!
– Не могу, – всхлипнула Сабриэль. – Я мертва! У меня нет сил…
– Ты – последний Абхорсен, – зашептали голоса. Сияющие силуэты подступили ближе. – Ты не можешь пройти этим путем, пока другой не явится тебе на смену. У тебя достанет силы. Живи, Абхорсен, живи…
Внезапно она и впрямь ощутила в себе силу. И силы этой хватило, чтобы не то ползком, не то вброд выбраться из реки и выскользнуть обратно в Жизнь. У самой границы ее лучезарный эскорт отстал. Один из Абхорсенов – возможно, ее отец – легко коснулся руки Сабриэль, а в следующий миг она вышла из владений Смерти.
Прямо над нею смутно белело чье-то лицо: это Оселок встревоженно склонился к ней. Тишина взорвалась звуками – откуда-то издалека донесся резкий, пронзительный звяк колокольцев, на диво неуместный. Сабриэль не сразу опознала в нем сигнал скорой помощи: из города на полной скорости мчались санитарные машины. Присутствия мертвых она больше не чувствовала, ровно как и никакой сильной магии, ни Свободной, ни магии Хартии. Ну так что ж, Керригора больше нет, а до Стены – почти сорок миль…
– Живи, Сабриэль, живи, – бормотал Оселок, сжимая ее ледяные руки.
Глаза ему застилали слезы, и он не сразу заметил, что у девушки дрогнули веки. Она улыбнулась, затем поморщилась – боль вновь дала о себе знать. Посмотрела из стороны в сторону, гадая, скоро ли Оселок заметит, что она очнулась.
Тут и там в зале снова зажегся электрический свет. Солдаты тушили масляные фонари. Уцелевших оказалось гораздо больше, чем Сабриэль ожидала. Они занимались ранеными, разбирали кирпичные завалы и даже выметали пыль и могильный прах.
Но погибли многие, очень многие… Сабриэль вздохнула, пытаясь на расстоянии прочувствовать потери. Полковник Хорайс пал на ступенях снаружи; вот магистра Гринвуд; вот Эллимир, подруга Сабриэль, погибшая без вины; еще шесть школьниц и почти половина всех солдат…
Взгляд Сабриэль скользнул ближе, к двум спящим котятам и двум серебряным кольцам на полу рядом с нею.
– Сабриэль!
Оселок наконец-то заметил! Она посмотрела на него и осторожно приподняла голову. Пока девушка была без сознания, он вытащил меч, а несколько ее школьных подруг наложили целительные заклинания: на первое время сойдет. О собственной ноге Оселок так и не позаботился – и кто бы удивился!
