– Нашли время ссориться, – сказал Фродо. – Вот ты и довел меня до места, Смеагорл. Дальше ведь мы и сами пройдем, верно? Куда идти, понятно, перевал на виду, и если там нет ничего мудреного, то ты свое дело сделал, исполнил, что обещал, и ты свободен: иди куда знаешь, только не к вражеским слугам, ешь, отдыхай. Будет тебе и награда – не от меня, так от тех, кто меня помнит.
– Нет, нет, еще нет, – заскулил Горлум. – Пройдут они дальше сами? Нет еще, не пройдут. Переход трудный. Смеагорлу нужно идти с ними: ни поесть, ни поспать, ничего ему нельзя. Пока еще нет.
Может, и правда был день, как сказал Горлум, но хоббиты ничего дневного не заметили: только небо подернулось дымной мутью, чернота расползлась по расселинам и нагорную глушь окутывал пепельно-бурый сумрак. Хоббиты бок о бок шли за Горлумом по дну ущелья между обветренными, обглоданными каменными глыбинами и столбами, похожими на идолища. Стояла тишина. Впереди, за милю или около того, серел отвесный срез огромного утеса. Он приблизился и заслонил небо и землю высокой черной стеною, подножие которой затенял сумрак. Сэм потянул носом воздух.
– Уф! Ну и вонища! – сказал он. – С ног валит.
Углубились в сумрак: посреди стены зияло отверстие пещеры.
– Вот сюда, – тихо произнес Горлум. – Здесь начинается переход.
Он не назвал его, а имя ему было Торек-Унгол, Логово Шелоб. Оттуда смердело; и это был не тощий смрад трупного гниения, как на Моргульских лугах, а густое зловоние, точно от чудовищной свалки нечистот.
– Иначе никак не пройти, Смеагорл? – спросил Фродо.
– Нет-нет, только здесь, – отозвался тот. – Теперь нам всем надо сюда.
– А ты неужто лазил в эту дыру? – спросил Сэм. – Наш пострел везде поспел! Ну да, тебе небось любая вонь нипочем.
Глаза Горлума злобно блеснули.
– Он не знает, что нам почем, правда, прелесть? Нет, он совсем не знает. Проссто Смеагорл очень терпеливый, да-ссс. Он лазил, да, он проходил насквозь, да-да, насквозь. Иного пути нет.
– А чего так воняет? – сказал Сэм. – Вроде как – тьфу, даже говорить противно. Наверняка здесь орки гадят, и лет за сто так поднакопилось золота, что и лопатой не разгребешь.
– Орки не орки, – сказал Фродо, – а раз нет иного пути, то нам сюда.
Они перевели дыхание и полезли в пещеру. Через несколько шагов их поглотил непроглядный мрак. В такую темень Фродо и Сэм после Мории не попадали, а эта была, пожалуй, еще чернее и гуще. Там, в Мории, все-таки и поддувало, и эхо слышалось, и чувствовался подгорный простор. Здесь воздух был недвижный, тяжкий, затхлый; он мертвил звуки. Это была черная отрыжка кромешной тьмы, она не только слепила глаза, но отшибала память о цветах и очертаньях, изгоняла самый призрак света. Вечная ночь вечно пребудет, и нет ничего, кроме ночи.
Оставалось только осязать, и болезненно чутки стали пальцы на вытянутых вперед руках и осторожно ступающие ступни. Стены были, к их удивлению, гладкие, пол ровный, наклонный им навстречу; иногда попадалась ступенька-другая. Проход был такой широкий, что хоббиты, которые шли ощупью по стенам и старались держаться рядом, почти сразу потеряли друг друга.
Горлум пошел вперед и был, должно быть, за несколько шагов – поначалу они еще слышали его шипенье и пыхтенье, но вскоре притупились все их чувства: пресекся слух и онемели пальцы, и они пробирались вперед лишь потому, что раз заставили себя войти, то не возвращаться же, а впереди все-таки должен быть какой-то выход.
Может быть, и вскоре – время тоже растворилось во тьме – Сэм на ощупь обнаружил справа скважину, из которой не так воняло; ему даже померещилось какое-то дуновенье, но он побрел дальше.
– Здесь не один проход, – шепнул он с невероятным усилием. – Вот где оркам-то жить да радоваться!
Потом, сперва он по правую руку, потом Фродо по левую, миновали три или четыре таких скважины, пошире и поуже; но проход не ветвился, он вел прямо и прямо, вверх по уклону. Да что ж ему никак нет конца, сколько еще можно это терпеть, сколько станет сил терпеть? Чем выше, тем гуще становилось зловоние, а из-за спертого черного смрада напирало что-то куда страшнее и чернее. Какое-то висячее вервие липкими щупальцами цепляло их за головы; зловоние все усиливалось, и стало так, будто из пяти чувств им оставлено одно обоняние – и только затем, чтобы их мучить. Час, два или три часа – сколько они уже шли? Да какие часы – дни, а может, и недели. Сэм оторвался от своей стены, нашел руку Фродо, и рука в руке пошли они дальше.
Фродо чуть не провалился влево, в пустоту; скважина была гораздо шире, чем попадались до сих пор, и оттуда несло таким смрадом и такой страшной злобищей, что он едва не потерял сознание. Сэм тоже споткнулся и упал ничком. Одолевая тошнотный ужас, Фродо схватил его за руку.
– Вставай! – прохрипел он без голоса. – Это отсюда и вонь, и гибель. Вперед! Быстрее!
Собрав остатки сил и решимости, он вздернул Сэма на ноги и ринулся вперед. Сэм шатаясь ковылял рядом – шаг, два шага, три, – наконец шесть шагов: то ли они миновали невидимую скважину, то ли еще что, но идти вдруг стало чуть-чуть легче, словно приослабла беспощадная хватка, и они побрели, по-прежнему взявшись за руки.
Но проход раздвоился, а может, растроился, расчетверился, и в темноте не понять было, какой из них шире, какой ведет прямее: левый, правый? Как выбрать? – а выберешь неверно, выберешь верную смерть.
– Куда Горлум-то пошел? – задыхаясь, проговорил Сэм. – Чего ж он нас не подождал?
– Смеагорл! – попробовал позвать Фродо. – Смеагорл! – Но голос его увяз в гортани, и зов замер, едва сорвавшись с губ. Ответа не было – ни эха, ни шепотка.
– В этот раз насовсем удрал, – пробурчал Сэм. – Довел до места, спасибочки: сюда, видать, и вел. Горлум! Попадешься – голову оторву!
Ощупью, спотыкаясь на каждом шагу, они наконец обнаружили, что левый проход – тупиковый, может быть, изначально, а может, его завалило.
– Здесь мы не пройдем, – шепнул Фродо. – Значит, и выбора нет – только другой проход, если он там один, и будь что будет.
– Скорее обратно! – пропыхтел Сэм. – Тут не горлумством пахнет. На нас кто-то глядит.
Другим проходом они не пробежали и двух саженей, как сзади послышалось невыносимо жуткое в плотном беззвучье урчанье, бульканье – и долгий, шипящий присвист. Они в ужасе обернулись, но видно пока ничего не было. Хоббиты окаменели в ожидании неведомой напасти.
– Это ловушка! – сказал наконец Сэм, взялся за рукоять меча и вспомнил могильную мглу, из который он был добыт. «Эх, сюда бы сейчас старину Тома!» – подумал он. Но Том был далеко, а он стоял в непроглядной черноте, и гневное, темное отчаянье сжимало его сердце; вдруг в нем самом забрезжил, потом зажегся свет такой нестерпимо яркий, будто солнце брызнуло в глаза, полуослепшие от подвального сумрака. Свет расцветился: зеленый, золотой, серебряный, огненно-белый. Вдали, как на эльфийской картинке, он увидал Владычицу Галадриэль на траве Лориэна, и в руках ее были дары. Тебя, Хранитель, – услышал он далекий, но внятный голос, – я одариваю последним.
Ближе раздались шипенье, хлюпанье и тихий скрип с прищелком – точно что-то суставчато-членистое медленно шевелилось во тьме, источая смрад.
– Хозяин, хозяин! – крикнул Сэм, обретая голос. – Подарок Владычицы! Звездинка! Помните, она сказала, в темноте будет светить. Да звездинка же!
– Звездинка? – пробормотал Фродо в недоумении, как бы сквозь сон. – Ах да! Как же я забыл о ней? Чем чернее тьма, тем ярче он светит! Вот она тьма, и да возгорится свет!
Медленно вынул он из-за пазухи фиал Галадриэли и поднял его над головой. Он замерцал слабо, как восходящая звездочка в туманной мгле, потом ярко блеснул, разгоняя мрак, наконец разгорелся ясным серебряным пламенем – и вспыхнул неугасимый светильник, словно сошел к ним закатной тропой сам Эарендил с Сильмариллом на челе. Темнота расступалась, а серебряный огонь сиял в хрустале и осыпал руку Фродо ослепительно белыми искрами.
Фродо изумленно глядел на чудесный дар, который так долго носил с собой как драгоценную и милую безделушку. В дороге он редко вспоминал о фиале – вот вспомнил в Моргульской долине – и не вынимал его: вдруг засветится и выдаст.
– Айя Эарендил Эленион Анкалима! – воскликнул он, не ведая, что значат и откуда взялись эти слова, ибо иной голос говорил его устами, голос ясный и звонкий, пронизавший смрадную тьму.
Но много злодейства таят глубокие полости Средиземья – могучего, древнего, ночного злодейства. Исчадие мрака, Она слышала этот эльфийский возглас в незапамятные времена, слышала и не убоялась его, не убоялась и теперь. И Фродо почуял ее кромешную, черную злобу и мертвящий взгляд. Невдалеке, между ними и скважиной, от которой их отшатнуло, явились из темени два больших многоглазых пучка, и скопища пустых глаз отразили и распылили ясный свет звездинки; смертоносным белесым огнем налились они изнутри, огнем ненасытной и беспросветной злобы. Чудовищны и омерзительны были эти паучьи – и вовсе не паучьи – глаза, налитые злорадством при виде беспомощных, затравленных жертв.
