– Долго, – прошептала она. Когда Чхики вернулась с водой, вместе с ней вошла Мирри Маз Дуур, глаза которой еще были полны сна.
– Пейте, – проговорила она и, приподняв голову Дэни, снова приложила к ее губам чашу – на этот раз только с вином. Сладким-сладким. Дэни выпила и откинулась назад, прислушиваясь к тихому звуку собственного дыхания. Она ощущала тяжесть в конечностях, и сон вновь овладел ею.
– Принесите мне… – проговорила она неразборчивым сонным голосом, – принесите… я хочу подержать…
– Да? – спросила мэйга. – Чего вы желаете, кхалиси?
– Принесите мне… яйцо… драконье яйцо… пожалуйста… – Ресницы ее обратились в свинец, и не было сил, чтобы поднять их.
Когда Дэни проснулась в третий раз, луч золотого света пробивался сквозь дымовое отверстие в шатре, и она лежала, обнимая драконье яйцо… бледное, с чешуйками цвета сливочного масла, пронизанное золотыми и бронзовыми вихрями. Дэни ощущала исходивший от него внутренний жар. Под постельными шелками тонкий слой пота покрывал ее кожу. «Драконья роса», – подумала она. Она легко провела пальцами по скорлупе, золотым завиткам, и в глубине камня что-то изогнулось, напряглось, отвечая. Это не испугало ее. Все ее страхи сгинули в огне.
Дэни прикоснулась ко лбу. Покрытая потом кожа была прохладной на ощупь, лихорадка прошла. Она заставила себя сесть. Голова ее закружилась, и острая боль пронзила ее между ногами. И все же она ощущала в себе силу. На зов прибежали служанки.
– Кувшин воды, – сказала она. – Такой холодной, какую найдете. И фрукты, пожалуй. Финики.
– Как вам угодно, кхалиси.
– Мне нужен сир Джорах, – сказала она вставая. Чхики принесла халат из песчаного шелка и набросила ей на плечи. – Потом теплую ванну, еще Мирри Маз Дуур и…
Память разом вернулась к ней, и она осеклась.
– Кхал Дрого, – с усилием проговорила Дэни, в страхе глядя на их лица. – Он?..
– Кхал жив, – спокойно ответила Ирри… но Дэни заметила мрак в ее глазах; едва выговорив два этих слова, служанка бросилась за водой.
Дэни повернулась к Дореа:
– Скажи мне.
– Я… я приведу сира Джораха, – потупилась лиссенийка и, склонив голову, выбежала из шатра.
Чхики тоже бы побежала, но Дэни поймала ее за запястье и удержала на месте.
– Что случилось? Я должна знать. Дрого… и мой ребенок… – Почему же она только сейчас вспомнила про ребенка? – Мой сын… Рэйго… где он? Я хочу видеть его.
Служанка опустила глаза.
– Мальчик… не выжил, кхалиси. – Голос ее превратился в испуганный шепот.
Дэни отпустила руку. «Мой сын мертв», – подумала она, когда и Чхики оставила палатку. Она знала это. Она поняла это, еще когда пробудилась в первый раз и услышала плач Чхики. Нет, она знала это прежде, чем проснулась. Сон вернулся назад, внезапный и яркий, она вспомнила, как сгорел высокий муж с медной кожей и золотым серебром косы.
Значит, надо поплакать, поняла Дэни, но глаза ее остались сухи как пепел. Свои слезы она выплакала во сне, когда они превращались в пар на ее щеках. «Тот огонь выжег из меня все горе», – сказала она себе. Дэни ощущала скорбь, и все же… Рэйго оставил ее, как если бы его никогда и не было.
Сир Джорах и Мирри Маз Дуур вошли несколько мгновений спустя и застали Дэни стоящей над драконьими яйцами, два из которых оставались в своем ящике. Тем не менее ей показалось, что они были не холоднее того яйца, с которым она спала; это было чрезвычайно странно.
– Сир Джорах, подойдите ко мне, – сказала Дэни. Она взяла его за руку, приложила к черному яйцу с алыми завитками. – Что вы чувствуете?
– Скорлупу, твердую как камень. – Рыцарь держался настороженно. – И чешуйки.
– А теплоту?
– Нет, это холодный камень. – Он убрал руку. – Принцесса, вы в порядке? Следует ли вставать при такой слабости?
– Слабости? Я сильна, Джорах. – Чтобы доставить ему удовольствие, она опустилась на груду подушек. – Расскажите мне, как умер мой ребенок.
– Он и не жил, принцесса. Женщины говорят… – Он осекся, Дэни заметила, как осунулся рыцарь, как хромал при ходьбе.
– Что же? Что говорят женщины?
Сир Джорах отвернулся. Взгляд его был полон му́ки.
– Они говорят, что дитя было…
Дэни ждала, но сир Джорах не мог вымолвить эти слова. Лицо его потемнело от стыда, он сам походил на покойника.
– Чудовищным, – докончила за него Мирри Маз Дуур. Рыцарь был могуч, но Дэни вдруг поняла, что мэйга сильнее его и более жестока, и бесконечно более опасна. – Я сама извлекла урода наружу. Он был слеп, покрыт чешуями, словно ящерица, с коротким хвостом и маленькими кожаными крылышками, как у летучей мыши. Когда я взяла его, плоть отвалилась с костей, и внутри оказались только могильные черви и запах тлена. Он был мертв уже не один год.
«Это сделала тьма», – подумала Дэни. Та тьма, наползшая сзади, чтобы пожрать ее. Если бы она оглянулась, она бы пропала.
– Сын мой был жив и здоров, когда сир Джорах понес меня в этот шатер, – сказала она, – я сама ощущала, как он брыкается, просясь наружу.
– Так, наверное, и было, – ответила Мирри Маз Дуур. – И все же явившееся из вашего чрева создание было именно таким, как я сказала. Смерть была тогда в этом шатре, кхалиси.
– Только тени, – прохрипел сир Джорах, но Дэни слышала сомнение в его голосе. – Я видел, мэйга. Ты была одна и плясала с тенями.
– Смерть отбрасывает длинные тени, железный лорд, – заметила Мирри, – длинные и темные, и никакой свет не может полностью отразить их.
Сир Джорах убил ее сына, поняла Дэни. Он сделал это из преданности и любви, однако он принес ее туда, где нет места живому человеку, и отдал ее младенца тьме. Он тоже понимал это – о чем говорили его серое лицо, пустые глаза и хромота.
– Тени прикоснулись и к вам, сир Джорах, – сказала она. Рыцарь не ответил. Дэни повернулась к божьей жене: – Ты предупреждала, что лишь смертью можно заплатить за жизнь. Я думала, ты имеешь в виду коня.
– Нет, – сказала Мирри Маз Дуур. – Эту ложь вы сказали себе сами. Вы знали цену.
Она знала? Знала? «Если оглянусь, я пропала».
– Цена выплачена, – сказала Дэни. – Конь, мое дитя. Кваро и Квото, Хагго и Кохолло. Я заплатила несколько раз. – Дэни поднялась с подушек. – Где кхал Дрого? Покажи мне его, божья жена, мэйга, чародейка крови, кем бы ты ни являлась на самом деле. Покажи мне теперь кхала Дрого, покажи мне, что я купила жизнью своего сына.
– Как вам угодно, кхалиси, – сказала старуха. – Пойдемте, я отведу вас к нему.
Дэни не знала, что настолько слаба. Сир Джорах обнял ее за плечи и помог встать.
– Это можно сделать и потом, моя принцесса, – сказал он негромко.
– Я увижу его сейчас, сир Джорах!
После мрака шатра свет снаружи показался ей ослепительным. Солнце проливало расплавленное золото на обожженную и бесплодную землю. Служанки ожидали Дэни с фруктами, вином и водой, а Чхого шагнул вперед, чтобы помочь сиру Джораху поддержать ее. Агго и Ракхаро стояли позади. Сверкающий под солнцем песок мешал ей смотреть, и Дэни подняла руку, прикрывая глаза. Она увидела кострище, несколько десятков лошадей, вяло бродивших по кругу в поисках травы, разбросанные неподалеку редкие шатры и постели. Небольшая группа детей собралась поглазеть на нее, чуть дальше занимались работой женщины, а изможденные старики усталыми глазами разглядывали блеклое синее небо, слабо отмахиваясь от кровавых мух. Она сумела насчитать сотню людей, не более. Там, где стояли остальные сорок тысяч, лишь, поднимая пыль, гулял ветер.
– Кхаласар Дрого ушел, – сказала она.
– Кхал, который не способен ехать на коне, больше не кхал, – ответил Чхого.
– Дотракийцы следуют только за сильным, – добавил сир Джорах. – Простите, принцесса, их нельзя было удержать. Первым уехал ко Поно, он назвал себя кхалом Поно, и многие последовали за ним. Чхако последовал его примеру. Остальные бежали тайно – ночь за ночью, большими и малыми группами. Теперь на месте прежнего кхаласара Дрого в Дотракийском море появилась дюжина новых кхаласаров.
