– Для меня, – размечтался Лютик, – матрац без девочки – не матрац. Он – неполное счастье, а что есть неполное счастье?
Геральт глухо застонал, как всегда, когда на Лютика находила ночная болтливость.
– Неполное счастье, – продолжал Лютик, вслушиваясь в собственный голос, – это как… как прерванный поцелуй. Что скрипишь зубами, позволь спросить?
– До чего ж ты нуден, Лютик. Ничего, только матрацы, девочки, попки, сиськи, неполное счастье и поцелуйчики, прерванные собаками, которых науськивают на тебя родители невест. Что ж, видно, иначе ты не можешь. Видимо, только фривольность – чтобы не сказать неразборчивый блуд – позволяет вам слагать баллады, писать стихи и петь. Видимо, это – запиши! – темная сторона таланта.
Он сказал слишком много и недостаточно холодно. И Лютик запросто и безошибочно раскусил его.
– Так, – сказал он спокойно. – Эсси Давен по прозвищу Глазок. Прелестный глазок Глазка остановился на ведьмаке и вызвал в душе ведьмака смятение. Ведьмак повел себя по отношению к Глазку, как жак перед принцессой. И вместо того чтобы винить себя, винит ее и ищет в ней темные стороны.
– Глупости, Лютик.
– Нет, дорогой мой. Эсси произвела на тебя впечатление, не скрывай. Впрочем, не вижу ничего безнравственного. Но будь осторожен, не ошибись. Она не такая, как ты думаешь. Если у ее таланта и есть темные стороны, то наверняка не такие, какие ты себе вообразил.
– Догадываюсь, – сказал ведьмак, совладав с голосом, – ты знаешь ее очень хорошо.
– Достаточно хорошо. Но не так, как думаешь ты. Не так.
– Довольно оригинально для тебя, согласись.
– Глупый ты. – Бард потянулся, подложил обе руки под голову. – Я знаю Куколку почти с детства. Она для меня… ну… как младшая сестра. Повторяю, не ошибись, не сглупи… Тем самым ты доставишь ей огромную неприятность, потому что и ты произвел на нее впечатление. Признайся, ты хочешь ее?
– Даже если и так, то, в противоположность тебе, я не привык это обсуждать, – отрезал Геральт. – И сочинять об этом песенки. Благодарю за то, что ты о ней сказал. Быть может, действительно спас меня от глупой ошибки. И конец. Тема исчерпана.
Лютик некоторое время лежал неподвижно и молчал, но Геральт знал его слишком хорошо.
– Знаю, – сказал поэт.
– Ни хрена ты не знаешь, Лютик.
– Знаешь, в чем проблема, Геральт? Тебе кажется, будто ты иной. Ты носишься со своей «инностью», с тем, что принимаешь за ненормальность. Ты со своей «ненормальностью» нагло навязываешься всем, не понимая, что для большинства трезвомыслящих людей ты самый нормальнейший в мире человек, и дайте боги, чтобы все были такими нормальными. У тебя более быстрая реакция, вертикальные зрачки? Ты видишь в темноте как кошка? Разбираешься в чарах? Тоже мне великое дело! Я, дорогой мой, когда-то знал трактирщика, который ухитрялся в течение десяти минут непрерывно пускать ветры, да так, что они складывались в мелодию псалма: «О, прииди, прииди, утренняя заря». И все же, несмотря на необычный, как там ни говори, талант, трактирщик был самым нормальным среди нормальных, была у него жена, дети и бабка, разбитая параличом…
– Что тут общего с Эсси Давен? Ты можешь объяснить?
– Само собой. Тебе безо всяких оснований почудилось, якобы Глазок заинтересовалась тобой из нездорового, прямо-таки извращенного любопытства, что она глядит на тебя как на диковинку, двухголового теленка либо саламандру в зверинце. И ты тут же надулся, как индюк, дал ей при первой же оказии неприличный, незаслуженный реприманд, хотя, видят боги, я не знаю, что это означает, возвратил удар, которого она не нанесла. Я был тому свидетелем. Как дальше развивались события, я уже не видел, но заметил ваше бегство из залы и ее порозовевшие ланиты, когда ты вернулся. Да, Геральт. Я пытаюсь предостеречь тебя от ошибки, а ты ее уже совершил. Ты хотел отыграться на ней за нездоровое, по твоим понятиям, любопытство. Решил этим любопытством воспользоваться.
– Повторяю, ты несешь чепуху.
– Решил попробовать, – невозмутимо продолжал бард, – а не удастся ли уволочь ее на сенник, узнать, не будет ли ей интересно заняться любовью с чудаком, перевертышем-ведьмаком. К счастью, Эсси оказалась умнее и благородно смилостивилась над твоей глупостью, поняв ее причину. Я делаю такой вывод на основании того, что ты вернулся с террасы не с распухшей физиономией.
– Ты кончил?
– Кончил.
– Ну тогда спокойной ночи.
– Знаю, отчего ты злишься и скрипишь зубами.
– Еще бы. Ты ведь знаешь все.
– Знаю, кто тебя так переиначил, кому ты обязан тем, что не можешь понять нормальной женщины. Ну и влезла же тебе в печенку твоя Йеннифэр, провалиться мне на этом месте, если я понимаю, что ты в ней нашел.
– Прекрати, Лютик.
– А в натуре-то ты предпочитаешь нормальную девушку, такую как Эсси. Что ты нашел в чародейке такого, чего нет у Эсси? Разве что возраст? Глазок, может, не самая юная, но ей столько лет, на сколько она выглядит. А знаешь, в чем когда-то призналась мне Йеннифэр после нескольких бокалов? Ха-ха… Она сказала, что впервые делала это с мужчиной тика в тику через год после того, как изобрели двухлемешный плуг.
– Лжешь, Йеннифэр не переносит тебя, как моровую язву, и никогда бы не раскрылась.
– Ладно, соврал я, признаюсь.
– Незачем. Я тебя знаю.
– Тебе только кажется, будто знаешь. Не забывай – я натура сложная.
– Лютик, – вздохнул ведьмак, действительно чувствуя, как слипаются глаза. – Ты циник, свинтус, бабник и лжец. И ничего, поверь, ничего сложного в тебе нет. Спокойной ночи.
– Спокойной.
5– А ты рано встаешь, Эсси.
Поэтесса улыбнулась, придерживая развевающиеся на ветру волосы. Осторожно вошла на мол, обходя дыры и прогнившие доски.
– Я не могла упустить возможность увидеть ведьмака за работой. Снова будешь утверждать, якобы я слишком любопытна? Ну что ж, не скрываю, и верно, очень любопытна. Как дела?
– Какие дела?
– Ах, Геральт. Ты недооцениваешь моей любознательности, моего таланта улавливать и интерпретировать услышанное. Я уже все знаю о несчастье с ловцами жемчуга, знаю подробности твоего уговора с Агловалем, знаю, что ищешь моряка, который согласится поплыть туда, к Драконьим Клыкам. Ну и как, нашел?
Геральт некоторое время внимательно глядел на нее, потом вдруг решился.
– Нет. Не нашел. Ни одного.
– Боятся?
– Боятся.
– Как же ты думаешь заняться разведкой, не выйдя в море? Как, не имея возможности отплыть, хочешь схватить за шкуру чудовище, которое убило ловцов?
Он взял ее за руку и свел с помоста. Они шли медленно по берегу моря, по каменистому пляжу, вдоль выволоченных на берег баркасов, меж рядов сетей, развешенных на шестах, меж покачивающихся на ветру занавесей из вялящихся рыб. Геральт неожиданно обнаружил, что общество поэтессы ему вовсе не мешает, что она не утомительна и не нахальна. Кроме того, он надеялся, что спокойная и деловая беседа сотрет последствия того глупого поцелуя на террасе. Тот факт, что Эсси пришла на мол, позволял надеяться, что она на него не в обиде. Он был этому рад.
– Схватить за шкуру чудовище, – проворчал он, повторяя ее слова. – Если б еще ведать как. Я очень мало знаю о морских страховидлах.
– Интересно. Насколько мне известно, в море чудовищ гораздо больше, чем на суше. Как по количеству, так и по разнообразию. Казалось бы, море должно быть неплохим полем деятельности для ведьмака.
– Однако – нет.
– Почему?
– Наступление людей на море, – он отвернулся, откашлялся, – началось недавно. Ведьмаки были нужны раньше, на суше, на первом этапе колонизации. Мы не годимся для войны с существами, обитающими в море, хотя, верно, в нем полным-полно всякой агрессивной нечисти. Но наших ведьмачьих способностей недостаточно в борьбе против морских чудищ. Эти существа для нас либо чересчур велики, слишком хорошо защищены броней, либо очень уж уверенно чувствуют себя в своей стихии. А то и одновременно все, вместе взятое.
– А чудовище, которое убило ловцов? Не догадываешься, что это было?
– Может, кракен?
– Нет. Кракен разбил бы лодку, а лодка осталась целой. И, говорят, полна крови. – Глазок сглотнула и заметно побледнела. – Не думай, что я умничаю. Я выросла у моря, кое-что видела.
– Так что это могло быть? Гигантский кальмар? Он мог стащить людей с палубы…
– Тогда не было бы крови. Это не кальмар, не касатка, не дракопаха. Ведь они не разбили, не перевернули лодку. Это вошло на палубу и там учинило резню. Возможно, ты ошибаешься, ища в море?
Ведьмак задумался.
– Ты начинаешь меня удивлять, Эсси, – сказал он. Поэтесса покраснела. – Не исключено: это могло напасть с воздуха. Какие-нибудь дракоптица, гриф, выворотень, летюга или вилохвост. Может, даже рух…
– Прости, – прервала его Эсси. – Гляди, кто идет?
По берегу приближался Агловаль, один, в сильно намокшей одежде. Он был заметно зол, а увидев их, стал прямо-таки пунцовым от ярости.
