– Где он? – В ее голосе звучало вполне человеческое беспокойство.
Неррон показал на избушку. Что бы там ни искали эти двое, Щенок отвлечет их, и Бастард выиграет время. Черт с ней, с местью. Неррон осторожно попятился. Лошади стояли всего в нескольких метрах. И все-таки что за странная парочка? Люди из стекла – какая-нибудь местная нечисть?
Девушка скрылась в избушке. Ее спутник, к сожалению, не выказывал намерения последовать за ней. Напротив, он так и пожирал глазами Неррона.
Чего только не повидал Бастард на своем веку! Приходилось ему и пробираться в пряничные домики деткоежек, и воровать янтарь, на котором спали падкие на мясо гоилов саламандры. Но фигура юноши, который сейчас надвигался на него, медленно, как гипнотизирующая добычу кобра, буквально дышала невиданной доселе жутью. Вероятно, ужас исходил из глаз, слишком напоминающих цветное стекло. Одежда юноши поначалу походила на ту, что была на Щенке во время их первой встречи в Шванштайне, однако по мере приближения менялась, пока не превратилась в точную копию куртки и штанов самого Неррона. Ящеричная кожа, только из стекла!
Когда Нечто, Что-бы-это-ни-было, встало перед ним, зрачки Неррона отразили его собственное лицо.
– Отдай кисет.
Проклятье. Откуда им известно про арбалет? Существо требовательно протянуло руку. Теперь его лицо стало человеческим, с кожей понежней, чем у Бесшабашного-младшего. Черт с ним, если бы только не глаза… и не стеклянные руки.
– Ты получишь его, – ответил Неррон. – Но содержимое принадлежит мне.
Нечто так и расплылось в улыбке.
Оно придвинулось к Неррону и коснулось щекой его лица. Кожа существа оказалась на ощупь теплой и гладкой, как нагретое стекло.
– Я могу сделать из твоего сердца кусочек серебра, – прошептало Что-бы-это-ни-было гоилу на ухо. – Или стекла, если тебе так больше нравится. Я не раз проделывал такое и с человеческой кожей, и со звериной шкурой, и с панцирем насекомого, но никогда с камнем в прожилках. Я просто сгораю от нетерпения.
С этими словами Что-бы-это-ни-было залезло ему под куртку и вытащило кисет. Ящеричная шкура подернулась серебром, словно изморозью, которая растаяла, стоило существу убрать руку.
– Кто вы?
Неррон удивился, что еще может шевелить языком. Сердце тоже пока билось, хотя, пожалуй, слишком быстро.
– Об этом тебе лучше спросить того, кто нас сделал, – отвечало существо. – Он называет меня Семнадцатым.
– Сделал? – пробормотал Неррон, не в силах оторвать глаз от кисета.
Еще один владыка вселенной, а Бастард снова остался ни с чем. Он сжал кулаки. Ему захотелось сорвать с Семнадцатого все его лица, одно за другим, словно кожуру, однако дело могло кончиться серебряными руками. Дважды найти и дважды потерять!
– Он же создал и этот арбалет, – добавило существо.
Что за чушь? Эльфийское оружие! Сейчас Что-бы-это-ни-было расскажет ему о возвращении великанов и драконов.
К удивлению Неррона, существо снова засунуло кисет в рюкзак Уилла, а потом так пристально посмотрело на гоила, словно захотело, помимо его одежды, скопировать и душу.
– Думаю, тебя следует убить. Он терпеть не может воров.
Он?.. Боги огненной лавы… Неррон попятился, почувствовав на лице серебряные ногти существа.
– Подожди! – закричал гоил. – А как же послание для Феи? Это ведь от него, правда? От того, кто вас сделал… Передай ему, что без Бастарда ничего не получится. Или вы всерьез полагаете, что Щенок сам ее отыщет?
Семнадцатый оглядел Неррона с головы до ног, словно прикидывая, как тот будет выглядеть посеребренным, однако руку от его лица отнял.
Неррон перевел дыхание, все еще чувствуя на щеке его смертельное прикосновение.
– Согласен. Почему бы и нет? – рассудило Что-бы-это-ни-было. – Убить тебя мы всегда успеем, а с твоей помощью он доберется до Феи быстрее. В конце концов, это не наш мир.
Неррон понятия не имел, о чем говорило существо. Он не хотел иметь вместо сердца кусок серебра, не говоря о стекле, – вот все, что его сейчас волновало.
Семнадцатый внимательно осмотрел свои пальцы, будто искал на них следы оникса.
– Среди моих лиц нет похожего на твое. Ты тоже не такой внутри?
Хороший вопрос. Семнадцатый был по-своему забавен. Как дрессированная гадюка, Неррон.
– Не такой, как кто? – переспросил он. – Как мягкокожие, за которых вы себя выдаете? Да, я совсем другой.
Семнадцатый снова сменил лицо. Похоже, он часто это делал, когда задумывался. Он продемонстрировал Неррону впечатляющую коллекцию, пока разглядывал две полные луны в ночном небе, – не особенно, впрочем, удивляясь.
– Не могу понять, почему они так хотят сюда вернуться?
Они? Вернуться? Очевидно, существо имело в виду исчезнувших эльфов. Тех, что построили покинутые серебряные дворцы так глубоко под землей, что там плавится даже каменная гоильская кожа. Это единственное, что знал о них Неррон.
– Вернуться откуда?
Оставь, Неррон. Но существо все равно его не слушало. Оно разглядывало избушку, в которой спал Уилл, с откровенным презрением на лице.
– Только посмотри, какое убожество! И какая грязь кругом! Нет, тот мир гораздо приятнее.
– Какой тот? – Неррон тут же забыл и об арбалете, и о Щенке, и о мести.
– Разве ты там никогда не был?
Существо смахнуло со лба муху, словно слизало языком.
– Проведи меня туда, а я проведу тебя к Фее, – сказал Неррон и сам устыдился своего заговорщического шепота.
Это было его сокровенное желание, его слабое место. Затаившийся в душе щенячий восторг – вот что позволило тогда сопляку Бесшабашному взять над ним верх.
Что-бы-это-ни-было внимательно вгляделось в его лицо. Соберись, Неррон!
– Это ведь за зеркалом, так?
По крайней мере, ему удалось взять себя в руки, не выдать своих чувств.
– Да. – Семнадцатый разжал пальцы, на его ладони лежала серебряная муха. – Вот ты говоришь, что другой внутри. Ты имеешь в виду душу? Шестнадцатая боится, что у нас ее нет. А у тебя?
Час от часу не легче.
– Признайся, тебе нечего ответить. – Семнадцатый повернул ладонь, и муха упала в траву. – Потому что никакой души нет. Я всегда это знал, но Шестнадцатая не верит.
Семнадцатый прислушался, словно пытался разобрать какие-то слова в шепоте ветра, а потом его лицо превратилось в маску из черного стекла.
– Я удалюсь ненадолго, – сказал он. – Берегись Шестнадцатой, она несдержанна.
И тут же как сквозь землю провалился. Неррон напрасно вглядывался в ночь. Он нагнулся, чтобы подобрать муху. Застывшее насекомое превратилось в ювелирное изделие столь совершенной работы, что любой мастер от зависти изгрыз бы себе локти.
Неррон бросил ее подальше в траву.
Берегись Шестнадцатой…
Он помедлил, однако потом направился к избушке.
Неррон привык к тому, что ночной мрак делает его невидимым, однако Шестнадцатая оглянулась сразу, стоило ему только проскользнуть в дверь. Она стояла на коленях перед Уиллом.
– Я думала, мой брат убил тебя, – удивилась она. – Он любит это делать.
Брат. Неррон сомневался в существовании породившей их обоих матери.
Шестнадцатая трогала лицо Уилла. Теперь она прятала руки под кожаными перчатками.
И только глаза оставались стеклянными.
Когда она взглянула на Неррона, тому показалось, что он разговаривает с ножом. С кинжалом тонкой ювелирной работы в ножнах из цветного стекла.
Она склонилась над Бесшабашным и долго смотрела на него, как кошка на миску с молоком.
– Какая глупость, что я должна показывать ему только ее лицо. У меня ведь есть и другие, намного лучше.
Но лицо, которое она повернула к Неррону, было настолько красивым, что на время заставило его забыть про стеклянные руки.
– Уйди, – прошептала девушка. – Я хочу остаться с ним наедине.
Неррон решил проявить благоразумие. Когда у самой двери он оглянулся, Шестнадцатая целовала Уилла в лоб. Должно быть, Щенку виделись приятные сны.
На третий день пути на горизонте замаячили вершины Карпатских гор. Уилла и его спутника пока видно не было, однако следу, который Лиса взяла неподалеку от украинской границы, было меньше суток.
Захватнические притязания гоилов не распространялись на эти земли, но это не означало, что здесь царит мир. Казацкие князья вели постоянную борьбу за украинский трон. После первой же перестрелки на границе Джекоб даже порадовался тому, что Уилла сопровождает Бастард, – хотя и не имел оснований подозревать гоила в добрых намерениях.
Карпаты служили богатой украинской земле неприступной крепостной стеной. Горные склоны и в июне покрывал снег, в ущельях, заросших непроходимыми хвойными чащами, лежал непроглядный туман. Обитатели лесов, зачастую настроенные отнюдь не дружелюбно, большей частью были для Джекоба в диковину, он даже не знал, как их называют. Между деревьями мелькали лидерцы – призрачные порождения тумана; из-за прикрытых ветками ловушек лошадей приходилось вести под уздцы. Под ногами путались гоблины величиной с кошку – местные жители звали их маноками. Похожая на дупляков мелюзга бросалась с веток вороньим пометом, а травяные эльфы, каждый величиной со шмеля, так густо роились над тропинками, что путникам и много часов спустя приходилось вытряхивать их из одежды.
