Фея вышла на сушу. Доннерсмарк стоял возле кареты, опустив голову. Он до сих пор избегал встречаться с ней взглядом. Но своего чувства не боялся и – что особенно нравилось Фее – не притязал на взаимность. Он добавлял себе в еду стружку оленьего рога, а раны на груди прятал под сюртуком, который носил теперь вместо мундира личного адъютанта Амалии. Но Фея все видела. Скоро олень снова почувствует себя в человеческом теле и зашевелится. Как объяснить старому солдату, что иногда лучше сдаться, чем продолжать бессмысленное сопротивление?
– Он набирается силы. Ты обещала помочь мне его побороть.
Фея подняла руку, и за спиной Доннерсмарка нарисовалась тень, увенчанная оленьими рогами.
– Ты неправильно меня понял, – ответила она. – Я обещала научить тебя жить с ним, но для этого ты должен перестать его бояться.
Она оставила его наедине с тенью, пусть привыкает. Если бы она могла так просто оторвать от себя свою боль!
Между молодыми ивами на берегу мотыльки сплели для Феи кокон. Здесь она проведет день. Ивы напоминали Фее о той ночи, когда благодаря своей красной сестре она сама едва не превратилась в дерево. С тех пор она стала понимать, как жестоко были наказаны эльфы за кражу воды из озера Фей для своих зеркал.
Хитира украсил ее ложе цветами своей родины, которую Фея видела только в его глазах. Присутствие бледного возницы до сих пор смущало Доннерсмарка, привыкшего отделять жизнь от смерти непроницаемой границей, как это свойственно животным и людям. Иногда Хитира, как бы невзначай, проходил сквозь него, после чего Доннерсмарк, к своему удивлению, вспоминал княжеский дворец в Бенгалии и чужое детство под солнцем далекой страны. Фея запретила своему вознице подобные шутки, но принцы, даже мертвые, своевольны.
Сейчас Хитира флиртовал с русалками, Фея слышала их похожий на журчание ручейка смех. Русалки дружелюбнее лорелей, водившихся в реке по пути к замку короля гоилов. Кмен очень любил это место, хотя не бывал там месяцами. Он никогда не потакал своим чувствам.
На свою беду, Фея поняла это слишком поздно.
Она опустилась на покрывало из цветов и прогнала мотыльков, решивших было прикорнуть у нее на груди. Среди них замелькал один с красными крыльями – посланник сестер. Что-то они зачастили в последние недели. Красные феи боятся всего: жухлого листа, кусочка картона, случайно залетевшего на их озеро, арбалета мертвого короля… Как будто никогда не сталкивались со всем этим раньше. «Возвращайся! Здесь ты будешь в безопасности. Мы все рискуем из-за тебя!» Возможно, но у нее нет никакого желания прятаться. Она хочет остаться свободной. За годы в замке Кмена она почти забыла, каково это.
Ей незачем наступать на старые грабли.
Фея прихлопнула красного мотылька, и буквы послания отпечатались на ее пальцах.
Здесь ты будешь в безопасности.
Разве есть на земле такое место, где можно укрыться от обманутой любви?
Или для нее не осталось другого выхода, кроме как вздыхать с сестрами под плакучими ивами и насылать смерть на Кмена, как нередко поступали феи со своими неверными возлюбленными?
Фея уже легла, когда сквозь русалочий смех и песню жаворонка, все еще заливавшегося где-то в поднебесье, до ее ушей донеслись куда менее идиллические звуки: глухой стук копыт по влажной земле и голоса. На какое-то мгновение Фея представила себе Кмена – на белом скакуне, в окружении лейб-гвардейцев, посреди сверкающей под утренним солнцем зелени. Хотя он ненавидел ездить верхом и мастерски скрывал свой страх от всех, но не от нее. Стыд хлынул в лицо, на какое-то время заглушив тоску, преследовавшую Фею со дня отъезда.
Однако всадники, приближавшиеся к ней через луг числом не меньше полусотни, были не гоилы. Ветер трепал традиционные разноцветные одежды, заменявшие им воинские доспехи. Казаки. Хентцау шутил, что они станут по-настоящему опасны не раньше чем поймут, насколько обычные солдатские штаны в бою удобнее широких шаровар. В противоположность гоилам, казаки не стремились идти в ногу со временем. Опасаясь походить на своих исконных врагов – подданных варяжского царя, – они тщательно брили подбородки; сами выбирали себе вождей, держались подальше от женщин и брали за то, что в изобилии произрастало на их полях, охотнее лошадьми, чем деньгами.
Правда, вороной, на котором сейчас восседал их атаман, стоил во всяком случае не меньше, чем бронированный поезд Кмена. И уж точно смотрелся лучше. Молодой всадник вскинул голову, словно боевой петух, возвестивший ему сегодня наступление этого чудесного утра, – с величественной рекой, сверкающим лугом и Феей, имевшей неосторожность переправиться на этот берег.
Хотя при чем здесь неосторожность? Вероятно, он держит ее за дуру, как и всех женщин. За отвергнутую королевскую игрушку. Как умалила ее любовь!
Мужчины смотрели на нее с обычным смешением страха и восхищения. Все они одинаковы, во что бы ни рядились.
В гуще всадников показался слепой певец, без которого ни один атаман не выезжает в поле. Вероятно, казаки полагали, что только тем, кто не видит настоящее, открыты тайны прошлого. Большинство слепых гусляров побиралось по базарам, лишь немногим счастливчикам выпадала участь примкнуть к степным воинам. Вот только так ли уж завидна была эта доля? Казаки были не прочь увековечить свои подвиги в песнях, но, случалось, расстреливали певцов за иную поэтическую вольность.
Атаман не снизошел до того, чтобы обратиться к Фее напрямую. Отделившийся от отряда всадник опасливо отводил глаза в сторону. С гладко выбритого черепа свисал один-единственный длинный локон – чуприна; такую прическу разрешалось носить только самым опытным воинам. Даже при дворе Амалии знали историю этого казака – Демьяна Разина, бежавшего из застенков туркмарского султана, где его не сломили самые страшные пытки. Не далее как год назад этот Разин пытался купить у гоилов оружие, но получил вежливый отказ Кмена и отбыл домой несолоно хлебавши. Гоилы уважали казаков за мужество, однако союзниками предпочитали иметь куда более могущественных восточных соседей: варяжского царя, волчьих князей или хана монгольских гуннов. Похоже, этим солнечным утром юный атаман надеялся изменить положение.
Разин нервно пригладил усы – как и все казаки, он их холил не меньше, чем королева Амалия свои золотые волосы, – и выпрыгнул из седла. Он все еще не решался встретить взгляд незваной гостьи. Доннерсмарк смотрел на казака с нескрываемым презрением, но Фея прониклась к нему сочувствием: страх перед тем, чего нельзя одолеть при помощи оружия, не умаляет солдата.
– Мой господин великий князь Емельян Тимофеевич рад приветствовать вас на землях своего отца.
Емельян Тимофеевич? Фея слышала это имя при дворе Кмена. Она не раз принимала участие в военных советах. Амалия, к неудовольствию генералов, переняла у нее эту привычку.
Разин ждал ответа, разглядывая траву под ногами и положив ладонь на рукоять сабли. Казаки, как и гоилы, отдавали предпочтение этому виду холодного оружия. Правда, их сабли были обоюдоострыми, у Кмена хранилась одна такая.
Опять Кмен. Как легко она отыскивает предлоги лишний раз о нем вспомнить!
– Великий князь Емельян Тимофеевич и его отец… – Разин быстро поднял глаза, и его лицо залилось краской, – просят вас почтить своим пребыванием их королевство.
Их королевство? Вот это новость! Насколько ей известно, его отец, наравне с множеством других местных князьков, вот уже много лет ведет борьбу за украинский трон.
– Князь Емельян предлагает вам свою защиту. Его воины отныне ваши. Эти леса и эта река принадлежат вам, со всеми зверями, цветами и птицами.
Доннерсмарк вопросительно посмотрел на Фею. Конечно, это он должен ответить Разину. Потому что иначе заговорит ее оскорбленная гордость, гнев, который она уже не в силах сдерживать. Как она устала от смертных…
– И что вы хотите взамен?
Голос Доннерсмарка прозвучал так холодно, что не только посланник, но и великий князь настороженно вскинул брови.
Казаки лучшие наездники, чем гоилы, но храбрость делает их легкомысленными. Доннерсмарк достаточно долго был солдатом, чтобы это понимать. Сдаться на поле брани, чтобы потом подкарауливать врага в темных чащах и окутанных туманом карпатских ущельях, – не их стиль. Но смерти они боятся. Даже если это не мешает им очертя голову бросаться в бой.
Великий князь не пожелал разговаривать с Доннерсмарком и, дернув поводья, осадил коня в нескольких шагах от Феи.
– Мы здесь, чтобы проводить вас в замок моего отца.
Он обратился к ней на языке гоилов! Каменному народу всегда легче удавалось наладить контакты с Востоком, нежели с Западом. Когда-то Кмен рассказывал Фее о загадочных землях за владениями варяжского царя, подземных городах из янтаря и малахита, обезлюдевших во время эпидемий. Он хотел показать ей все это.
