– Мы здесь, чтобы проводить вас в замок моего отца, – повторил великий князь.
Что же такого произошло с Феей, если сынок захолустного князя осмеливается так с ней разговаривать? Но его взгляд оскорблял ее еще больше, чем слова. Он смотрел на нее как на одну из наложниц, ублажавших его отца. «Вот она, Темная Фея, – говорили его глаза. – Она все отдала своему любовнику, а он ее бросил. И теперь она ищет ему замену».
Именно так все они и думают. Но она сама себя унизила. Она оказалась недостойна собственной силы, которую поставила на службу прихоти смертного. И вот теперь за это расплачивается.
– Какое великодушное предложение!
Они ответила князю на языке его страны.
Молодой дурень заулыбался, польщенный. Он не расслышал ни насмешки, ни гнева в ее голосе. Старый воин оказался менее легковерным. Он подъехал к своему господину, хотя и понимал, что не сможет его защитить. Фея видела молодого дурня насквозь. Все его честолюбивые планы легко читались на гладком лбу: «Собственно, почему я должен довольствоваться украинским троном? С ней я стану таким же могущественным, как Кмен. Или даже нет, еще могущественней. Потому что не настолько глуп, чтобы ее потерять».
Она оглянулась. Зеленые поля, золотые нивы – очарование этой земли велико, но не настолько, чтобы разорвать узы, связывающие Фею с Кменом. Есть только одна страна, которой это под силу, но до нее еще далеко.
– Убирайся, покуда цел, – ответила Фея молодому дурню.
И тут же пожалела о своих словах. Вся эта суета ей не к лицу. Это удел смертных – жалких тщеславных мух, рядящихся в шелка и бархат.
Как же она устала…
Князь Емельян схватился за саблю. Он, конечно, боится, что об этом разговоре прознают волчьи князья и варяжский царь. Как будто иметь дело с ними опаснее, чем с ней. Но он видит перед собой всего лишь женщину в сопровождении двух мужчин, один из которых бледен как смерть и к тому же безоружен.
– Ты поедешь с нами или повернешь обратно.
Разин дрожащей рукой потянул из ножен саблю. Остальные казаки последовали его примеру. В воздухе потемнело, словно на землю возвращалась ночь.
Фея знала, что не эти злосчастные всадники подняли в ней надвигающуюся волну гнева. Вся боль последних месяцев, все ее одиночество сгустились тучами над зеленой равниной.
Дождевые капли на лету превращались в острые кусочки алмазов. Они кололи, рубили, сдирали с лиц кожу и исчезали в траве в лужах крови.
Лошадей она пощадила, как и старого воина, и слепца. Пусть поет о том, что бывает с теми, кто осмеливается ей приказывать. Фея махнула рукой – и пенящиеся потоки смыли в реку то, что осталось от отряда великого князя.
Доннерсмарк наблюдал, как окрашивались кровью воды Глубокой. Небо прояснилось, словно вместе с трупами река унесла ее гнев.
Что же такое произошло с Феей?
– Они будут преследовать нас, – сказал Доннерсмарк.
– Держу пари, ты видел бойни похлеще, – отозвалась она.
– Да, но мы, смертные, легче прощаем друг другу.
Хитира стоял в воде, глядя вслед удаляющимся по течению телам.
Они умирают. Стареют и умирают, как странно…
Темная Фея однажды обещала Кмену не отдавать его во власть смерти. Интересно, он до сих пор на это рассчитывает? Во всяком случае, смерти он никогда не боялся. Или только делал вид.
Хитира нарвал в воде каких-то черных цветов и ждал Фею на берегу.
– Я дал тебе неправильное имя, Деви, – сказал он, бросая букет ей под ноги.
– Какое же правильное?
– Кали[7].
В его богах Фея смыслила так же мало, как и в гоильских. Однако новое имя понравилось ей больше.
Она опустила глаза. Цветы смерти. Неужели это все, что она посеяла на этой земле?
Фея провела ладонью по волосам – и мотыльки вспорхнули, окружив ее темным облаком. Отныне она станет невидимой – для людей, сестер, гоилов, – иначе гнев ее задушит. Фея шептала слова, которые мотылькам предстояло разнести по свету. Их будут повторять на рыночных площадях и дорогах торговки и солдаты, бродяги и извозчики.
Пусть все знают, что отныне Темная Фея – гроза Запада и надежда Востока.
Тело словно плавилось, но дышать было тяжело, будто Джекоб заново учился это делать. Где-то рядом горел огонь, разгоняя серебро по жилам. Если бы еще не было так горячо…
Глаза опять покрывала пленка, однако Джекоб все же узнал склонившееся над ним лицо. Не первый раз, очнувшись, он видел его в лучах утреннего солнца.
– Ну вот пожалуйста. – На этот раз хрипота в голосе Хануты означала нескрываемый восторг.
Старый разбойник влил ему в рот какую-то солоноватую жидкость. По крайней мере, это была не водка, которой до сих пор Ханута пробуждал его от смертного сна.
Потом рядом с Ханутой нарисовалось другое лицо.
– Voilà! Salut!
Джекоб попытался сесть, но Ханута решительно надавил ему на плечи.
– Лежи. В тебе еще столько серебра, что хватит не на одну дюжину подсвечников.
Как же, Семнадцатый.
Джекоб повернул голову. Волосы Лиски отливали рыжиной, но были серебряными. Он сбросил руку Хануты. Перевалившись тяжелым, словно отлитым из металла, телом, встал на колени и подполз к Лиске. Коснувшись пальцами ее щеки, Джекоб не почувствовал ничего, кроме нагретого металла.
– Ей досталось больше, чем тебе. – Ханута подкинул в огонь веток. Пламя взметнулось, и в воздухе запахло палеными листьями. – Скажи спасибо старой ведьме, что мы отправились за тобой. Она нашла в руинах серебряного дуплячка и заподозрила неладное в башне. А рецепт, что поднял тебя на ноги, нашептали ей серебряные ольхи, но она не советовала нам с тобой якшаться с ними.
– И давно вы нас нашли?
– Два дня назад.
Два дня. За это время Уилл мог заехать куда угодно. Семнадцатый свое дело сделал. Хотя какое это теперь имеет значение? В щеках Лиски отражались пляшущие язычки пламени.
Джекоб приложил к ее губам палец. Дыхание едва чувствовалось.
– Почему на нее не действует снадобье Альмы?
– Сам не видишь? – кивком показал Ханута. – Мы не можем раздвинуть ей челюсти, чтобы влить отвар.
Он избегал смотреть в ее сторону. Лиска была Хануте как дочь.
– Как вы нас нашли?
Завиток волос на ее лбу сделал бы честь самому искусному ювелиру.
– Разве есть на свете что-то, что не под силу найти Альберту Хануте? – Он кашлянул, выплюнув в платок кровавый сгусток. – Вот только не надо на меня так смотреть. – Ханута быстро убрал платок в карман. – Альма хотела послать за тобой Ручейника, который помогал ей выгнать острозуба из Белого источника, но какой же из него следопыт? А я давно тебя знаю и могу найти с завязанными глазами.
Кашель утих, но Ханута выглядел так плохо, будто поднялся не с постели, а со смертного одра.
– Можешь представить себе, как разозлилась Альма, когда Ручейник сказал ей, что мы с Сильвеном уже отправились по твоим следам. – Смех Хануты быстро перешел в кашель. – Удивляюсь, что она не приковала меня к постели своими заклинаниями.
– Жаль, что она этого не сделала.
– Когда же ты наконец научишься рассчитывать только на себя!
Ну вот, все кончилось дружеской перебранкой, как в старые времена.
– Он взял с собой то, что ведьма называет могильной горечью, – подал голос Сильвен. – Хотя непохоже, чтобы она придавала этому снадобью большое значение.
– Зачем только я взял тебя с собой… – качая головой, пробурчал Ханута.
– Могильная горечь? Тебе что, жить надоело? – Джекоб попытался встать, но с трудом сумел даже поднять руку – она оказалась тяжелой, словно Семнадцатый залил ее свинцом. Или нет, серебром. Похоже, огонь лишь расплавил металл, который тек теперь в его жилах вместо крови.
Но мерцающая пленка на коже говорила о том, что часть серебра вышла вместе с потом.
Ханута сплюнул.
– Что за чушь ты мелешь! Я всего лишь хотел оказаться здесь как можно быстрее.
Сильвен пригладил мерцающие волосы Лиски.
– Ciboire. Я убью их всех. Клянусь.
Джекоб не стал уточнять, как он собирается это сделать. У него и самого в голове крутилась та же мысль: «Убить всех. Даже ту, с лицом Клары».
– Это один из тех зеркальных человечков, которых видел Сильвен?
Ханута подбросил в огонь дров. Даже тепло костра напоминало Джекобу о Семнадцатом.
– Да.
Он не хотел о них говорить. Ни о Семнадцатом, ни об эльфе. Он схватил рюкзак и достал визитку. На ней ничего не было.
– Что это у тебя? – Ханута заглянул ему через плечо.
Джекоб повернулся к нему спиной и уставился на пустую карточку.
Оживи ее. Сделай это, и я поверну обратно, обещаю.
Мысли путались, в голове словно стоял туман.
– Ta-bar-nak! Что за лес! Никогда не был в таком, – раздался за спиной возглас Сильвена.
«Потому что там, откуда ты явился, таких лесов давно уже не существует», – мысленно ответил ему Джекоб.
Что он еще мог предложить эльфу? Чем заплатить за жизнь Лиски?
