Я гадала, как заставить упрямое животное тронуться, но факел решил эту проблему: испуганная лошадь рванула через лужайку. Мне пришлось низко пригнуться, вцепившись в ее шею, когда она пронеслась мимо развешенного белья к дальней стороне колодца, где, вероятно, думала укрыться. Но Кип все еще не сел верхом. Он стоял, сжимая веревку, всего в дюжине футов от мужчин, которые надвигались со стороны стены. Его лошадь, как и моя, бросилась прочь от горящего факела, и Кип побежал следом. Его наполовину тащило, но он не отставал.
Теперь его скрывала большая белая простыня, сквозь которую вся эта сцена напоминала игру теней в свете факелов. Я видела, что двое мужчин догоняли Кипа, слышала крики людей из разных домов.
– Воры! – вопила женщина, и затем, когда к колодцу со всех сторон хлынули еще люди с зажженными факелами, стало достаточно светло и они смогли разглядеть Кипа.
– Омеги!
Толпа стремительно росла, и по их силуэтам я заметила, что люди были вооружены. Кто не держал факел, сжимал серп или секач. Один бросил веревку с петлей в сторону Кипа. Я попыталась пригнать мою лошадь к Кипу, но та лишь дрожала, не двигаясь с места. Человек снова попытался закинуть петлю на шею лошади Кипа, но веревка оказалась слишком коротка. Когда лошадь пробегала мимо колодца, Кип вскочил на круглый бортик и оттуда запрыгнул ей на спину. Несколько камней упали в колодец, но звука падающего на землю тела я не услышала, а чуть погодя увидела сквозь белую простыню силуэт Кипа, скачущего верхом на лошади. Потом простыня сорвалась с веревки и помчалась ко мне – это он, опутанный ею, несся вперед во весь опор, низко пригнувшись к шее лошади.
Однако людей становилось все больше, они выходили из каждого дома и надвигались со всех сторон поляны. Держа в руках горящие факелы, они, казалось, окружали нас огненным кольцом. Лошади в панике носились друг за другом по поляне. Кип старался освободиться от простыни, не выпуская при этом гриву лошади.
Кольцо всё теснее сжималось вокруг нас. Человек с факелом бросился ко мне и схватил за ногу, крепко сжав лодыжку. Я не могла вырваться из цепких рук. Жар его факела опалил колено. Но в следующее мгновение он вдруг оказался завернутым в простынь, которую бросил в него Кип. Я сбросила с себя горящую ткань. Моя лошадь сочла это сигналом и взмыла ввысь. Я наклонилась к факелам. Люди, что их держали, казались черными контурами, которые стремительно неслись всё ближе, но в последний миг отпрянули в стороны. Отдельные огни смешались в общее пламя. За спиной я слышала громкий и быстрый, как мое сердцебиение, стук копыт второй лошади. Я не смела оглянуться и проверить Кипа и лишь выкрикивала его имя. Когда тот, наконец, откликнулся сквозь неистовый топот, я услышала, как у меня вырвался наполовину всхлип, наполовину смех.
В первые минуты безумного галопа я боялась, что мы никогда не сможем остановиться. Но, однако, вскоре мы узнали, что лошади были на удивление ленивы. Как только первоначальная паника схлынула и огни деревни скрылись из виду, лошади пошли очень медленно, и только пинки могли заставить их идти чуть быстрее, а не плестись. Большую часть ночи мы ехали так: пинок, короткий рывок вынужденного бега, длинный период неспешного шага. Я даже не представляла себе, как утомительна езда на лошади. Мне казалось, что ехать верхом так же просто, как и сидеть, но приходилось постоянно прилагать недюжинные усилия, чтобы не упасть, отчего бедра и ноги болели от напряжения. Да и лошадь все время норовила остановиться пощипать травку, и только натянутая вокруг шеи веревка понуждала ее идти вперед. Когда я подхлестнула ее, чтобы ускорить шаг, она так меня подкинула, что чуть зубы не выпали.
Я знала или, может, чувствовала, что мы все еще движемся в юго-западном направлении, хотя мы свернули с дороги вскоре после деревни. Когда забрезжил рассвет, мы увидели, что вышли к широкой равнине, чью бескрайнюю ширь нарушали только кочки с высокой травой и крохотные пруды. Ступив на болота, лошади замедлили ход. На этот раз я позволила лошади рвать траву, растущую в сырой земле. Кип подъехал ко мне и осмотрелся.
– Если мы спешимся тут, то никогда их снова не оседлаем.
– А мне кажется, что без разъяренной толпы это будет сделать гораздо легче, – возразила я. – В любом случае, не думаю, что смогу еще долго оставаться верхом.
– А ты знаешь, как спешиваться?
Я пожала плечами.
– Определенно, это будет не так уж сложно. Я всю ночь только и делала, что старалась не упасть.
Всего в нескольких сотнях футов от нас я заметила небольшой подлесок.
– Мы можем поспать вон там.
– Прямо сейчас я могу спать где угодно.
Я перекинула ноги на одну сторону и соскользнула вниз, чуть споткнувшись, когда коснулась земли. С трудом выпрямившись, я поняла, что не чувствую ног. Зато лошадь радостно потрясла шеей. Кип тоже спешился и приземлился довольно ровно, но сморщился от боли в мышцах. Пришлось всячески уговаривать лошадей пройти еще немного, но как мы ни дергали веревки, те, покачиваясь, лишь медленно отступали назад.
Спустя немало времени мы, наконец, добрались до подлеска, что стал нам укрытием на ночь. Лошади жадно хлебали из пруда, пока я привязывала их веревки к веткам. Кип устроился среди деревьев на небольшом травянистом холмике, слегка вздымавшемся над болотистой равниной.
Он указал на себя с отвращением.
– Я наконец-то заполучил одежду, прекрасную чистую одежду, и вот, пожалуйста, теперь она пахнет лошадиным потом.
– Не думаю, что их запах намного хуже, чем наш за все эти дни, – вымолвила я, присев рядом с ним. Я достала из кармана два последних яблока, одно передала ему.
– Как думаешь, мы далеко ушли?
– Далеко. Много дальше, чем прошли бы за несколько дней пешком. – Я знала, что весь путь к побережью мы не сможем скакать верхом – Омеги на лошадях непременно вызовут подозрение, но каждый день приближал нас к Острову.
Он выплюнул косточки.
– Достаточно далеко, чтобы Зак прекратил нас искать?
Я покачала головой.
– Дело не только в нем. – Всю ночь напролет, даже верхом на лошади, я чувствовала Исповедницу, чувствовала, как ее мысли неотступно шли следом за нами. – Не то чтобы я думала, что он когда-нибудь прекратит поиски, но в основном это из-за нее. Не знаю, почему она так сильно нами озабочена. И почему она так заинтересована в защите Зака.
Кип прилег на спину.
– Она работает на него, верно?
– Что-то в этом роде, – ответила я. – Имею в виду, что она – все-таки Омега, а он – Альфа и занимает высокий пост в Совете, так что – да. Но, если честно, очень трудно представить, чтобы она вообще на кого-либо работала.
Мне вспомнился властный изгиб бровей Исповедницы. Кип снова сел.
– Я забыл. Это ведь твое. – Он снял свитер, который украл в деревне, затем – еще один, тот, который я одолжила ему в первый день.
Я надела его поверх рубашки. Свитер был грязный и сильно растянутый у горловины, ведь все эти недели Кип носил его вокруг пояса. Я осмотрела себя и засмеялась.
– Прости, – смутился он, надевая новый свитер. – Похоже, я испортил его.
– Одежда – это самое меньшее, что тревожит меня сейчас, как бы смешно я ни выглядела.
– А ты и не выглядишь смешно. Ты – красивая, – он произнес эти слова таким тоном, будто сообщил о чем-то само собой разумеющемся. Я растерялась, не зная, что ответить, но он уже откатился в сторону, приготовившись спать. – Грязная, конечно. И пахнешь лошадью. Но красивая.
* * *
С лошадьми всё было неоднозначно. С одной стороны, ехать верхом гораздо быстрее, а с другой – мы чувствовали себя более уязвимыми. Всадников заметить намного проще, чем пеших странников, и спрятаться им труднее, а двое Омег на лошадях будут привлекать внимание каждого, а не только солдат Совета, где бы мы ни ехали. Мы договорились оставить себе лошадей лишь на несколько дней, чтобы пересечь болотистую равнину, затем бросить их, когда доберемся до обитаемой местности.
Мы уже приноровились ездить верхом. Я поняла, что моя лошадь лучше реагирует, когда сжимаю ее ногами, чем когда дергаю веревку на шее. Кипу с его одной рукой взбираться на лошадь было по-прежнему непросто, но зато он хорошо держался верхом и быстро меня нагонял. Былая неуверенность, что сквозила в каждом его движении, куда-то исчезала. Даже наоборот, он хвастался своей посадкой, гарцевал вокруг меня, легко меняя темп.
Мы покрыли приличное расстояние, воодушевленные мыслью, что с каждым днем становимся ближе к Острову. Я видела его теперь все четче, будто он постепенно вырисовывался из тумана. Мне снились блестящие черные мидии, цепляющиеся за скалы у берега моря, я чувствовала свежесть соленого воздуха с легкой примесью запаха птичьего помета.
Ноги все еще болели от верховой езды, но я полюбила свою лошадь и часто вечерами подходила и прижималась к ее теплой шее, одной рукой теребя загривок, второй – поглаживая мягкий нос меж огромных пышущих ноздрей. Вопреки моим уверениям, Кип всерьез верил, что я общалась с лошадьми на психическом уровне. На самом деле, меня в них привлекало совсем другое, то, что поначалу даже обескураживало: лошади казались такими реальными, огромными и осязаемыми, но лишь в физическом смысле, а вовсе не в том, в каком я привыкла воспринимать людей, вокруг которых постоянно ощущала пульсирующее сознание.
