Встаю. Нога после всех этих сложных передвижений словно одеревенела, вставать на нее чертовски больно.
«Вот и я, ребятки. Смотрите, не промахнитесь».
Ничего не видно, только дорога, трава и небо; и ничего не слышно, только ветер.
Свищу в проем Наггетсу. Два коротких свистка, один длинный. Через сто лет между камнями появляется его маленькая круглая голова, потом плечи. Вытягиваю его наружу. Наггетс срывает противогаз, вдыхает полной грудью свежий воздух и достает из-за спины пистолет. Поворачивается направо, потом налево. Колени полусогнуты, пистолет на вытянутых руках. Так когда-то давно мальчишки играли с пластмассовыми пушками и водяными пистолетами.
Подаю сигнал Меган. Ответа нет, тогда я зову:
– Меган, идем же, девочка!
Наггетс тяжело вздыхает:
– Она такая вредина.
В этот момент он так похож на свою сестру, что я не могу сдержать смех. Наггетс озадаченно смотрит на меня и чуть склоняет голову набок.
– Эй, Зомби? У тебя на виске какая-то красная точка.
77
Тогда в Эрбане Дамбо ни секунды не раздумывал. И я теперь тоже.
Сбиваю с ног Наггетса. Пуля ударяется в камни позади нас. Через секунду слышу звук выстрела из снайперской винтовки. Стреляли справа, от купы деревьев возле шоссе.
Наггетс хочет встать, я хватаю его за лодыжку и рывком опускаю обратно на землю.
– По-пластунски. Как учили. Помнишь?
Он начинает поворачиваться на сто восемьдесят градусов, обратно ко входу в пещеры, к обманчивой безопасности и запасам еды и оружия. Но так мы лишь оттянем неизбежное. Если у них не получится выкурить и перестрелять нас по одному, они просто вызовут бомбардировщик.
– За мной, Наггетс, – приказываю я и быстро ползу в сторону туристического центра.
Крыша – идеальное место для снайпера, но для нас сейчас главное – уйти подальше от стрелка, о котором мы уже знаем.
– Меган… – пыхтит Наггетс. – Как же Меган?
«Как же Меган?»
– Она не выйдет, – шепотом отвечаю я. «Малышка, пожалуйста, только не выходи». – Она будет ждать.
– Чего?
«Когда история повторится. Когда круг замкнется».
Мне приходит на ум только одно безопасное место. Этот вариант не греет, и я уверен, что Наггетс тоже не обрадуется. Но этот парень – крепкий орешек, он справится.
– За дом, потом прямо ярдов двадцать, – инструктирую я, пока мы ползем к центру. – Большая яма. С телами.
– С телами?
Представляю красную точку у себя меж лопаток или на затылке у Наггетса. Я теперь постоянно на него поглядываю. Если увижу ее, то снова прикрою, как Дамбо прикрыл меня. Ближе к яме земля под небольшим углом уходит наверх. А потом мы чувствуем этот запах. Наггетс давится рвотой. Я крепко хватаю его за локоть и тащу к краю ямы. Он не хочет смотреть, но все равно смотрит.
– Это просто мертвые люди, – выдавливаю я из себя. – Давай же, я тебя опущу.
Наггетс пытается вырваться.
– Я потом оттуда не выберусь.
– Там безопасно, Наггетс. Абсолютно безопасно. – Неудачный выбор слов. – Знай они, где мы, уже давно открыли бы огонь.
Он кивает. Понимает логику.
– Но Меган…
– Я вернусь за ней.
Смотрит на меня, как будто я сошел с ума. Я беру его за руки и опускаю ногами вперед в яму.
– Услышишь что-нибудь – притворись мертвым, – напоминаю я.
– Меня вырвет.
– Дыши через нос.
Наггетс приоткрывает рот. Я замечаю маленькую влажную гранулу и показываю ему большой палец. Он очень медленно поднимает правую руку и салютует.
78
Отползая от ямы смерти, я уже понимаю, что меня ждет. Я знаю, что умру.
Я жил в долг, а смерть нельзя обманывать вечно. Рано или поздно приходится платить по счетам, и с процентами. Только прошу, не надо, чтобы Наггетс и Меган стали моей расплатой за то, что я бросил сестру.
Так я Богу и говорю: «Господи, Ты забрал в уплату моего долга Дамбо, Кекса и Чашку. Хватит уже. Давай, Ты больше никого не тронешь. Забери меня, только оставь их в живых».
Земля взрывается прямо передо мной. Комки земли и мелкие камни летят в лицо.
«Ясно, ползти уже бесполезно».
Я поднимаюсь, но раненая нога подламывается, и я снова падаю. Следующая пуля разрывает рукав куртки и навылет проходит через бицепс. Я этого почти не чувствую. Инстинктивно сворачиваюсь в клубок и жду, когда добьют. Я понимаю, что происходит. Это солдаты Пятой волны. Их сердца наполнены ненавистью, мозг запрограммирован на жестокость. Они играют со мной.
«Ну что, сукин сын, растянем удовольствие? Давай позабавимся!»
Я вижу лицо сестры, потом лица Бо, Кекса, Чашки и еще много других, знакомых и незнакомых. Вижу Наггетса и Меган, Кэсси и Рингер, рекрутов из лагеря. Вижу тела в ангаре по переработке. Сотни, тысячи, десятки тысяч лиц, живых и мертвых, но в основном мертвых. Позади меня в яме – одно живое лицо среди сотен мертвых, и на него тоже распространяется правило Воша.
Поднимает руку, отдает честь. Рот приоткрыт. Во рту поблескивает маленькая влажная гранула.
«Твою же мать, Пэриш. Маячок. Вот о чем ты забыл».
Шарю в кармане, достаю гранулу и сую в рот. Зеленый свет вокруг моей головы гаснет, и снайперы за деревьями возле шоссе, на крыше туристического центра или где там еще они засели, прекращают огонь.
79
Зовите меня Зомби.
Болит все. Даже моргать больно. Но я встаю. Так поступают зомби.
Мы встаем.
Может, снайперы сначала меня не замечают. Может, они отвлеклись в поисках зеленых мишеней. Не важно почему, но, когда я встаю, в меня никто не стреляет. Теперь – никакой хромоты, никаких приволакиваний конечностей в духе долбаного зомби. Я плюю на боль, бегу во весь опор и зову Меган. Руки тянутся во мрак, пока наконец не хватают ее за тонкие запястья.
Я вытаскиваю ее наружу. Она обнимает меня одной рукой за шею, дышит в ухо.
«Я знаю – круг замкнулся. Я знаю – надо платить по счетам. Прошу только об одном, позволь сначала спасти ее. Дорогой Христос, не дай ей умереть».
Я не вижу, как это происходит. Меган видит. Плюшевый мишка падает у нее из рук на землю. Рот открывается в беззвучном крике.
Что-то бьет меня в основание черепа. Мир вокруг становится белым. А потом – ничего. Вообще ничего.
80
Кэсси
Военно-воздушная база видна за много миль. Она как сверкающий огнями остров в бескрайней тьме. Раскаленные угли цивилизации светятся в черной пустоте, хотя слово «цивилизация» слишком цивилизованное для этой картинки. Мы мечтали и воплощали свои мечты. «А наши все вчера лишь осветили глупцам дорогу к глупой пыльной смерти» [12]. «Макбет» никогда не был в числе моих любимых трагедий, но сейчас строчки сами приходят на ум.
Вертолет кренится на левый борт, мы заходим к базе с востока. Летим над рекой, в черной воде отражаются звезды. Дальше – голая, засеянная минами, исполосованная траншеями и заграждениями из колючей проволоки буферная зона. Она защищает базу от тех, кто никогда не придет, кого здесь даже нет и, возможно, нет и там, на корабле-носителе, который появился в поле зрения, когда мы уже пошли на посадку. Я смотрю на него. Он смотрит на меня.
Кто вы? Что вы? Мой отец называл вас иными, но ведь и мы для вас иные? Отличные от нас и, стало быть, недостойные нас. Недостойные жить.
Что вы такое? Пастушья овчарка, сгоняющая стадо. Хозяин, прикупивший средство от вредителей. Кровь агнца и дрыгающий ножками таракан. И ни у кого нет даже малейшего представления о ноже или яде. Пастух и хозяин спят спокойно. В этом нет ничего аморального. Это убийство без преступления, душегубство без греха.
Вот что они сделали. Вот какой урок они нам преподали. Нам напомнили, что́ мы собой представляем (в сущности, уже почти ничего) и кем мы были (нас стало слишком много). Таракан может убежать, овцы тоже. Это не имеет значения. Мы больше никогда не вырастем из детских штанишек, они за этим проследят. Я смотрю на объект в нашем небе, который останется там, пока наше небо не исчезнет.
