Она осторожно ощупала ногу. Та казалась слегка одутловатой, и чуть он дернулся, когда Тесме дотронулась до опухоли, что, по-видимому, означало очень сильную боль, если верить утверждению Висмаана, что к боли Хайроги нечувствительны. Возможно, стоило отправить Хайрога в Нарабал, но он не казался обеспокоенным, а Тесме сомневалась, что доктора в городе знают что-нибудь о психологии и анатомии чужаков. Кроме того, она хотела, чтобы он остался здесь. Девушка распаковала лекарства, принесенные из дома, и дала ему антивоспалительное и жаропонижающее, затем приготовила фрукты и овощи. До наступления темноты она успела проверить ловушки на краю лесной поляны и обнаружила в них несколько небольших зверушек – маленького сгимойна и пару минтансов. Она привычно свернула им шеи – в самом начале отшельничества делать это было ужасно тяжело, но ей требовалось мясо, а никто не стал бы убивать за нее и для нее – и разделала тушки для огня.
Потом развела костер, подвесила мясо и вернулась в дом.
Висмаан забавлялся одним из кубиков, которые она принесла, но отложил его в сторону, едва она вошла.
– Ты ничего не рассказала о визите в Нарабал, – заметил он.
– Я была там недолго. Взяла, что нужно, поболтала немного с сестрой и ушла – одно расстройство. Только в джунглях и почувствовала себя хорошо.
– Ты сильно ненавидишь то место.
– А иного оно не заслуживает. Эти унылые надоедливые люди, эти безобразные, зажатые со всех сторон маленькие здания… – Она пожала плечами и покачала головой. – Да, сестра говорила, что закладываются какие-то новые города на континенте для иномирян, потому что их много переселяется на юг. В основном, Хайрогов и еще каких-то, с серой кожей и…
– Хьортов, – подсказал Висмаан.
– Мне все равно, – отмахнулась Тесме. – Мири говорила, что они любят работать клерками и писцами. По-моему, они устраиваются во внутренних провинциях лишь потому, что никто не хочет допускать их в Тил-Омон или в Нарабал.
– Странно, я никогда не замечал недоброжелательства людей, – сказал Хайрог.
– В самом деле? А может, просто не обращал внимания? Предрассудков на Маджипуре хватает.
– Мне не совсем понятно. Разумеется, я никогда не бывал в Нарабале и, возможно, у вас иначе. Вот на севере, я убежден, затруднений нет. Ты была на севере?
– Нет.
– Жители Пидруида встретили нас очень радушно.
– Правда? Я слышала, будто Хайроги построили себе город где-то к востоку от Пидруида, у Большого Рифта. Если в Пидруиде у вас было все так хорошо, зачем куда-то переселяться?
– Вместе с нами людям жить не очень удобно, – спокойно заметил Висмаан.
– Ритм нашей жизни сильно отличается от вашего. Наша привычка спать, например. Да и самим нам трудно жить в городе, который засыпает на восемь часов каждую ночь, когда сами мы бодрствуем. Есть и другие различия. Вот мы и создали Дулорн. Надеюсь, ты когда-нибудь увидишь его. Он изумительно красив и построен целиком из белого камня, сияющего внутренним светом. Мы очень гордимся им.
– Почему же тогда тебе там не понравилось?
– Мясо не сгорит? – осведомился он.
Тесме покраснела и выскочила наружу, едва успев сорвать обед с вертела.
Чуть нахмурясь, она нарезала мясо и подала его вместе с тонкой и фляжкой вина, которое принесла днем из Нарабала. Неуклюже приподнявшись, Висмаан принялся за еду.
Немного погодя он сказал:
– Я прожил в Дулорне несколько лет. Но там очень засушливая местность, а на нашей планете я жил в теплом и сыром краю, похожем на Нарабал. Вот я и хотел найти плодородную землю. Мои далекие предки были земледельцами, и я решил вернуться к их занятию, а когда услышал, что в тропиках Маджипура можно снимать урожай шесть раз в год и имеется множество свободной земли, то отправился сюда.
– Один?
– Да, один. У меня нет жены, хоть я и собираюсь завести ее, как только поселюсь здесь.
– И будешь продавать выращенный урожай в Нарабале?
– Да. В моем родном мире едва ли найдется какая-нибудь невозделанная земля, но и то ее еле-еле хватает, чтобы прокормить нас. Большую часть продуктов питания мы ввозим. Поэтому Маджипур так сильно влечет нас к себе. Я счастлив здесь. И думаю, ты не права насчет горожан: вы, маджипурцы, сердечный и приветливый народ, учтивый, законопослушный и опрятный.
– Даже так? Хмм… Стоит кому-нибудь пронюхать, что я живу с Хайрогом, все будут шокированы.
– Шокированы? Почему?
– Потому что ты чужак. И рептилия.
Висмаан издал странный фыркающий звук. Смеялся?
– Мы не рептилии. Мы теплокровные и так же, как и вы, растим детей.
– Ну, как рептилии.
– Внешне, пожалуй. Но я настаиваю, что близок к млекопитающим.
– Близок?
– Только мы откладываем яйца. Но ведь есть и млекопитающие такие же. Вы ошибаетесь, считая…
– Это несущественно. Люди воспринимают вас, как рептилий, а человек издревле не терпел змей. Боюсь, из-за этого всегда будут недоразумения между нами и вами. Это идет еще с давних времен на Старой Земле. Кроме того… – Она спохватилась, что чуть было не ляпнула о его запахе. – Кроме того, – повторила она неуклюже, – вы немного пугаете.
– Неужели больше, чем огромные лохматые скандары? Или су-сухерисы с двумя головами? – Висмаан повернулся к Тесме и уставился на нее глазами без век. – Я думал, ты скажешь, что тебе самой неудобно с Хайрогом, Тесме.
– Нет.
– Предубеждения, о котором ты говоришь, я никогда не замечал, и вообще, впервые слышу о нем. Мне лучше уйти, потому что я тебя расстраиваю.
– Нет-нет, ты совершенно неправильно меня понял. Я хочу, чтобы ты остался здесь, хочу помочь тебе. Я совершенно не боюсь тебя и ни к чему в тебе не отношусь с предубеждением. Я только пытаюсь объяснить, что почувствуют люди в Нарабале, то есть, это я полагаю, что они могут почувствовать, и… – Тесме сделала долгий глоток из фляжки. – Не знаю, как нам справиться со всем этим. Извини. Лучше поболтаем о чем-нибудь другом.
– Конечно.
Тесме заподозрила, что обидела его или, по меньшей мере, расстроила.
Несмотря на холодную отчужденность чужака, он, казалось, был очень проницателен и, возможно, был прав в том, что наружу прорвалось ее собственное предубеждение, ее собственные предрассудки. Вполне понятно, подумала она, что, запутавшись в отношениях с людьми, я просто не способна больше заботиться о ком-либо, о человеке или о чужаке, и потому многочисленными мелочами показываю Висмаану, что мое гостеприимство просто прихоть, неестественная и почти вынужденная, таящая в себе недовольство его присутствием здесь. Но так ли это? Она все меньше и меньше понимала себя, словно стремительно взрослела. И тем не менее, она не хотела, чтобы он чувствовал себя здесь незваным гостем. И решила в будущем показать, что заботится о нем искренне.
Этой ночью она спала лучше, чем предыдущей, хотя все еще не привыкла спать в присутствии постороннего и каждые несколько часов просыпалась, всматривалась сквозь темноту в сторону Хайрога и каждый раз видела его, занятого кубиками. Он не замечал ее. Тесме пыталась представить, каково это – спать один раз три месяца, оставшееся время бодрствовать. Пожалуй, это самое чуждое в нем. Это и то, как он лежит часами, не в состоянии ни встать, ни уснуть, чтобы забыться от боли, и занимается чем угодно, лишь бы отвлечься, лишь бы убить время. Что может быть более мучительным? И тем не менее, его настроение не менялось, он оставался таким же спокойным, мирным, бесстрастным. Неужели таковы все Хайроги? Неужели они никогда не пьянеют, не ссорятся, не бранятся на улицах, не ругаются с женами? Но ведь они не люди, напомнила она себе.
5
Утром она мыла Хайрога до тех пор, пока его чешуя не заблестела, затем поменяла постель. Накормив его, она провела день как обычно, но, блуждая в джунглях, чувствовала себя виноватой за то, что пока бродит по лесу, он лежит в хижине неподвижно и гадает, когда она вернется и расскажет ему что-нибудь или просто втянет в разговор и развеет скуку. Но в то же время девушка понимала, что, если будет непрерывно торчать у его постели, они быстро исчерпают все темы и начнут действовать друг другу на нервы; пока же у него есть с десяток развлекательных кубиков, которые помогут отвлечься. Возможно, он даже предпочитает большую часть времени проводить в одиночестве. И уж во всяком случае одиночество нужно ей самой, теперь даже больше, раз она делит хижину с чужаком, и потому этим утром Тесме отправилась на длительную прогулку, собирая заодно для обеда ягоды и коренья. К полудню пошел дождь, и она присела под деревом врамма, чьи широкие листья хорошо укрывали от струй. Прикрыв глаза, девушка старалась ни о чем не думать; мир и покой, наконец, воцарились в ее душе.
