Доминум - Полина Граф

© Полина Граф, 2022

© Издание, оформление. Popcorn Books, 2022

Cover art © by Sylvia Bi, 2022

КРУГ ТРИНАДЦАТИ

ПАДШИЕ СОЗВЕЗДИЯ

…Мне выпала странная участь.

Но справедлив ли я, взваливая на брата и детей своих столь тяжкое бремя?

Справедлив ли я, считая, что волен вершить судьбу народа? Грядущих поколений? Тысячи, нет, триллионы душ. Ведь столько их будет однажды, да, это неминуемо. Мириады мириад. В вечной непроглядной Войне.

Я не хочу этого, Вселенная, я не желаю Обливиона своим детям, сопряженной и товарищам. Но какой у меня выбор? Волен ли я выбирать после всего, о чем теперь ведаю?

Нужно лишь разрушить себя, и тогда иного пути не будет ни у кого. Чаша весов наклонится, Эквилибрис нарушится… И это отразится в бесконечности. Конец ради начала, как изрекли Зло и Добро.

Не глуп ли я, что столь легко вверяю им себя и всех, кто еще даже не родился? И все же такова воля сил высших – озвученных и неназванных.

Да простит меня генум за то, что я обрек их на судьбу не завиднее моей. Да помогут эфиры брату моему двигаться дальше, вести других тропой ужаса и пустоты.

Я положу начало чему-то столь великому и столь непреодолимо печальному. Чему-то, в чем мне не будет места.

Все начинается с одного. Все начнется с меня.

Вселенная должна умереть…

Из Верховных архивов Аларонема

Я не могу проклинать судьбу, как и все законы мироздания, поедающие нас каждую секунду наших жизней. Мне не найти виноватых – осталось лишь падать, лелея тени воспоминаний, втравленные в сердце и душу. Оно долбится и долбится в голове, сочится ядом, гнилью, постоянно напоминая о последних мгновениях. Я задыхаюсь в них, опаляю нутро, словно ворохом искр, но не отпускаю, сжимаю в сознании до слома мыслей, воли и костей. Я боюсь потерять и их, боюсь, понимаешь?

Ты ведь все еще рядом со мной? Ты здесь?

Время возвращается, вечно и бесповоротно. Щелкает, гудит и воет на дугах Армиллярных плит. Голодный монстр. Он не заметен взору, и в то же время все заполнено им: каждый атом, каждое небесное тело в бескрайней Вселенной. Он – наш воздух, он – наша жизнь, наша память. Он – это я и ты. Жесточайшее чудовище, перед которым каждый вынужден держать ответ. Время…

Оно – стекло с кровавыми символами в руках мальчика.

Оно – хрупкая красная сфера в руках юноши.

Оно – алая кровь на моих руках.

Все это стало лишь временем. Рассыпалось, растворилось и умерло в нем. Но воспоминания сохранились. Только они не тронуты вечно голодным чудищем. И я храню этот дар – единственное, что осталось у меня и от меня.

Есть лишь я, мальчик со стеклом и юноша со сферой.

Грань между нами троими тонка, но ее не преодолеть даже за пять тысяч Генезисов.

Только пожирающее меня время.

Оно возвращается ко мне.

А я отправляюсь назад.

Когда-то у нас был загородный дом, но после ухода отца маме пришлось его продать, чтобы оплатить долги за мое лечение. До этого мы проводили там каждый июль и август, среди кричащей зелени, под неизменным солнечным пеклом. Отовсюду звучала жизнь: стрекотали цикады, заливались пением птицы, скрипели многолетние дубы под натиском ветра.

Дом был полностью отделан деревом, дышалось в нем легко, словно ты и не покидал улицы. Пройдя по коридору, можно было увидеть несколько десятков фотографий, развешанных на стенах: везде наша семья и никого другого. Гостиная располагалась так, что под вечер солнечный свет золотом прорывался внутрь, затапливая все, до чего мог дотянуться. Там же располагался старый камин, который явно чистили недостаточно. А снаружи в небольшом саду росли маки. Мама трепетно ухаживала за ними, и поэтому в середине лета весь двор заливался красным.

Моя комната находилась наверху, из обоих окон виднелся лес, густой и темный. Иногда, ухватившись за удивительно крепкий желоб сточной трубы, я дотягивался до кровли, упирался ногой в выступающее из стены бревно, а там уж без особого труда взбирался на крышу. На небе прожектором сияла луна, а звезды казались крупными, прямо как яблоки. Лишь единожды я застал звездопад. Десятки мимолетных вспышек и длинные, но быстро гаснущие линии проносились прямо над головой. Глядя в то небо, хотелось верить. Во все и сразу. В будущее. В мечты. В невозможное. Да, в невозможное. Тогда моя вера была по-детски безгранична, и я с затаенным дыханием смотрел в небеса едва ли не до самого утра.

Я любил это время, ждал его весь год. Почти единственное, когда отец был со мной и мамой. По крайней мере, помнилось именно так. Словно он восполнял все остальные месяцы, проведенные где-то еще, вдали от нас. Мы отправлялись в походы, сидели вечером у камина. Отец часто рассказывал о странах, в которых побывал, а я слушал, ловил всё до последнего слова и хотел, чтобы лето никогда не кончалось.

А еще отец там же начал учить меня управляться с луком. Он и сам это мастерски умел, стрелял лишь по мишеням, в животных – никогда. За отцом было интересно наблюдать: азарт, что появлялся в его глазах, дорогого стоил. У него были разные хобби, но это я почему-то помнил лучше других. Может, потому что мы его разделяли.

Мои навыки росли, отец был страшно доволен, поэтому я старался только сильнее. Хотелось радовать его любыми успехами. Потом записался в секцию, и странно, что не бросил после исчезновения отца. Видно, слишком полюбил это дело. Даже пару соревнований выиграл.

И вот наступило последнее загородное лето. Мне тогда было одиннадцать. В тот день отец ненадолго отвлекся по рабочим делам, мама ушла в сад, а я решил потренироваться с луком. Но вскоре понял, что по дурости умудрился забыть свой колчан в городе. Беда только вначале показалась катастрофической – я быстро вспомнил, что в отцовских вещах должны найтись хоть какие-то стрелы. Поиски не затянулись.