на второй этаж, Астра, зачем-то одной рукой держась за тугую бирюзовую резину перил, а другой махая, как птица крылом, и выбрасывая её вверх, предался размышлениям:
– Ведь что такое подъезд? Подъезд – это предбанник бытия, считай, потусторонний мир. Весь быт, все разговоры на кухне, все семейные обстоятельства, все молочные зубы выпадают там, там всё делится на ноль, там кров кровных уз – всё, всё там, в квартирах, в этих клетушках – клеточках живого тела дома! Нет, точно не живого, я ошибся – мёртвого, мёртвого тела дома! Вот идём по лестнице, по этажам, и даже не догадываемся, что совершается за дверьми – а там, а там свой микромирок! – Астра вещал беспокойно, у него – в предвестии радостных слёз – дрожали губы, глаза ширились, как степь, и кипели плодовитым светом.
– Да ты, никак, мечтатель! – разудало проскрипел Репрев.
– Да, пожалуй, я – мечтатель, – важно согласился Астра и проделал такое движение у шеи, будто поправил несуществующий галстук.
– Мы здесь мечтателей не больно жалуем, – строго отозвался Репрев. – Мы низко летаем, я бы даже сказал, ползаем. Приземлённые мы, к земле клонимся. Видишь, на втором этаже всего живём.
– Ты сейчас говоришь, как самый последний мечтатель! – парировал Астра с улыбкой.
– Прозвучало как оскорбление, – угрюмо проговорил Репрев. – Но я точно знаю, что совершается в этой квартире, – и они встали у двери, обитой бурой искусственной кожей, с золочёным пластиковым номером «восемь». – Здесь подожди, мой фамильяр вынесет тебе сильфии и поблагодарит за меня. Апельсины оставь на подоконнике.
– Ты даже не пригласишь меня зайти? – засопел Астра. – Некрасиво поступаешь.
– А ты навязываешься, – прорычал Репрев.
– Это я-то навязываюсь? Я всего лишь попросил промочить горло. И всё думал: удобна ли будет просьба, удобна ли она будет?! Полгорода протащил тебя, как дурак, на своём горбу, обливаясь потом, а ты не можешь выполнить даже малейшую мою просьбу!
Сварливо забренчал замок, и из приоткрытой двери высунулась молодая нахмуренная лисица-кинокефалка в нарядном васильковом платьице с вышитыми на нём затейливыми знаками и белой лентой, делящей его вертикально пополам.
– Агнушка! – возопил Репрев, вздрогнув от неожиданности и весь как-то уменьшившись.
– Где тебя носило? Я вся извелась! Места себе не находила! – доведённый до крика голос лисицы-кинокефалки хрипел простудной хрипотцой, но и с ней, как отметил про себя Астра, звучал мило и пленительно даже в гневе. И только заметив Астру, она спросила у Репрева, сбавив тон: – Кто это с тобой?
– Меня зовут Астра, – несчастным кротким голосом, но восхищённо сияя глазами, представился он.
– Агния, – залез лапами на позолочённую ручку двери Репрев и заговорил нежнейшим голосом: – Агнушка, дай мне одну минуточку переговорить с моим приятелем. Наедине, понимаешь?..
– Говорите сколько влезет, – с досадой бросила лисица-кинокефалка. – По мне, так хоть живите в подъезде.
Репрев ещё что-то хотел сказать, но Агния хлопнула у него перед носом дверью, едва не прищемив ему его. Репрев некоторое время посидел на бетонном полу, стиснув зубы, и только потом недовольно прошептал:
– Так, значит, слушай, что дальше будем с тобой делать. Всей той истории со мной, лежащим на дороге, доктором и операцией – её не было, понял меня? Не бы-ло! И точка. А было вот что – ушки на макушке и мотай на ус: выкопал я, значит, бутылку пентагонирисового нектара, иду я с ней в зубах…
– С бутылкой пентагонирисового нектара в зубах? – переспросил Астра, вконец запутавшись. – А закапывать было зачем?
– Да. С бутылкой. Пентагонирисового нектара. Вот в этих вот зубах! – показал зубы Репрев. – А закапывать зачем – ты что, совсем не разбираешься в пентагонирисовом нектаре? Его закапывают утром, чтобы за день он подготовился, настоялся, созрел, а на следующее утро выкапывают. Эх ты, непосвящённый! Но больше меня не перебивай – слушай, тебе говорю, внимательно. Шёл я, значит, с бутылкой пентагонирисового нектара в зубах, как вдруг со мной столкнулся один кинокефал – это ты, если туго доходит. Как ты извинялся – просто песня! И ты же любезнейше предложил приобрести мне, взамен разбитой, новую бутылку… и четыре апельсина сверху. Мы обходили все магазины в округе, но – ты не поверишь, Агния! – ни в одном из них не было пентагонирисового нектара! И только потом Астра вспомнил, что у него дома в серванте запрятан один экземплярчик, но мы и так задержались и, чтобы ты не волновалась, решили вернуться домой. Ну, ко мне домой.
– То есть ты ещё и обвиняешь меня в том, чего я не делал? – начинал сердиться Астра. – Я врать не буду, и тебе меня не заставить, я – честный кинокефал!
– Честный ты, честный, кто же что говорит! – сказал, нервно рассмеявшись, Репрев. – Но тебе врать не придётся – это возьму на себя я, тебе останется только поддакивать. Ну что, согласен?
– Почему бы не сказать правду? – не понимал Астра.
– А что такое правда? – сказал Репрев. – Правда – она твоя и моя. У меня – своя, у тебя – своя. Ничего не будет, если немного приукрасить: мир не остановится, не схлопнется. Маленькая ложь никому ещё не повредила, она, наоборот, полезна бывает. Вот как сейчас! Пойми меня, у Агнии характер тяжёлый, несносный, кровь у неё горячая, она как лесной пожар – вспыхнет, так гибнет всё живое! В этом мы с ней похожи, наверное, поэтому вместе и уживаемся, только я куда как отходчивее. Воображение у тебя, вижу, богатое, вот и представь, что будет, когда она твою хвалёную правду узнает! Ой, что будет, что будет! Не поздоровится нам. Да-да, ты не ослышался – нам! Если ты, конечно, не передумал и всё ещё хочешь горло просушить. Но теперь я, наверное, даже попросил бы тебя остаться… – выдавил из себя Репрев, водя глазами по стоптанному придверному коврику.
– А что так? – прочувствовав собственное достоинство, спросил Астра вроде и свысока, но не всерьёз, смеющимся голосом. – То ты меня гонишь, то в гости зазываешь?
– Если ты сейчас уйдёшь, она из меня всю душу вытрясет своими вопросами: кто такой был этот кинокефал? Почему я о нём никогда ничего не слышала? Чего ему нужно было? И всё в таком духе. А если учует – а чуйка у неё, друг, ого-го, всем бы такую чуйку! – если учует, что отвечаю уклончиво, юлить начинаю, она, кроме того, что душу вытрясет, вдобавок с меня три шкуры спустит и хвост оторвёт!
– Ну что мне с тобой делать? Не бросать же в беде, – улыбнулся Астра, и Репрев улыбнулся ему в ответ – мол, уважил.
Астру теперь мучила жажда
