расспросить про Оделию и рассказать ему о Госсене, ведь поговорить о нем было не с кем.
День побега настал. Гвен, потихоньку, вывела из конюшни лошадь, и отправилась в путь. Госсена она не стала ждать, что бы он ее проводил, как договаривались, и уехала одна – она не хотела, что бы у юноши были неприятности, из—за ее в побега. По плану, она должна была ехать, как можно быстрее, в сторону Лазурного озера. Госсен подробно рассказал, как туда добраться, и даже, снабдил картой. Но, отъехав от поместья, Гвен сбавила скорость. Теперь лошадь шла шагом, а девушка пребывала в сомнениях. Ей хотелось увидеть брата, но не хотелось расставаться с Госсеном. Да и замуж за него, она была, уже не против. Но он то, не хочет на ней женится… К тому же, Гвен не желала жить в семье Паксли, в этом мрачном доме, хозяином которого был вечно недовольный, ворчливый старик.
Так она и ехала, не спеша, размышляя, и рассматривая окружающую местность. В этом направлении, так далеко от поместья, она не бывала. Увиденное производило странное впечатление. Красивые пейзажи сменялись брошенными, пустыми деревнями, некоторые были сожжены полностью, и только кирпичные печные трубы торчали на месте бывших домов. На дорогах, ведущих в столицу, или к соседним поместьям такого не было, может потому, что те дороги усиленно охранялись императорской стражей и воинами местных личных армий. Неспешная езда и разглядывание пустых деревень сыграли роковую роль – Гвиневру настигли всадники.
Девушка перепугалась насмерть, думая, то это темные, или разбойники, пока не увидела на одежде нападавших герб Паксли.
Да, это были люди Паксли, посланные за нею в погоню, по просьбе ее родителей, когда побег обнаружился. Они попросили своих будущих родственников, потому что дорога, по которой двигалась Гвен, находилась близко от земель этой семьи.
Хотя преследователи застали девушку врасплох, схватить ее было не легко – Гвиневра дралась как тигр, и многим из напавших сильно досталось. Но, их было много, и они победили. Гвен запихнули в карету, и доставили домой, в поместье Барно.
Девушка уже забыла о том, что не очень—то и хотелось бежать – она была в ярости. Гвен думала, что ее предал Госсен, рассказав о побеге.
Грянул скандал. Семья Паксли упрекали Барно в плохом воспитании дочери, и, говорили они, мы еще подумаем, нужна ли нам такая невестка.
Гвен заперли в ее комнате. Но, окно никто не охранял, и ночью она опять встретилась с Госсеном. И, первым делом, попыталась его отлупить, но не смогла – он не убегал, а просто, уворачивался.
– Предатель! – шипела Гвен, так как шуметь было нельзя – услышали бы или стражники, или няня.
– Я тебя не выдавал! Сама кому—то рассказала! И, почему не дождалась меня? – шепотом возмущался Госсен.
Они так и ругались, вполголоса, потом помирились, и решили, что сбегут вместе, даже не задумываясь о странности этой идеи – сбежать вместе, что бы не их не поженили…
А утром Гвен узнала, что ее секрет выдала няня – девушка не cмогла уехать, не попрощавшись с ней…
Настал день экзамена Госсена. Гвен волновалась не меньше его, но по другой причине – если Госсен сдаст экзамен, он сможет покинуть свой дом, свадьбы не будет, и девушка его больше не увидит.
"Хватит молчать! – решила Гвен – Скажу о своих чувствах, и, будь, что будет!"
Настал вечер, потом ночь – Госсен не приходил.
"Неужели,– думала Гвен – он ушел насовсем, не попрощавшись?"
В волнении, девушка ходила по комнате. Ей стало жарко, она сняла платье, потом опять надела – вдруг Госсен придет, а она не одета… Под утро, Гвен прилегла и задремала. Проснулась она от того, что легкий ветерок коснулся ее лица… Гвен открыла глаза… Госсен сидел рядом, на кровати, и смотрел на нее. Девушка быстро села, даже не возмутилась такой бесцеремонности, потому что лицо юноши…
– Что случилось? Ты не сдал?
– Сдал. Я лучший. Никто, даже, и сравнится не может.
– Так в чем дело? Твое лицо…
– Фехтование – презренное ремесло… – усмехнулся Госсен – Меня поставили перед выбором – или бросить фехтование, и заниматься чистой магией, или … Или меня выгонят из семьи, и из дома. Я выбрал фехтование. Отец меня прогнал. У него больше нет четвертого сына. Теперь я бездомный, и безродный.
– Боже…Не думаю, что все так, серьезно! Твой отец погорячился, утром помиритесь!
–Ну, ты ведь знаешь, какой у Паксли характер…
Гвен знала. В империи была поговорка – «Упрямый, как Паксли». Госсен тоже был упрямым, и прогибаться перед семьей не хотел…
Госсен достал из—за пазухи мешочек с драгоценностями. И мешочек, и содержимое, девушка узнала сразу – эти украшения она отдала юноше, что бы продать.
–Я не продал их, жалко… Пригодятся тебе! Свои деньги отдал.
– Свои? Госс, я не смогу их вернуть! Деньги забрали родители, после побега, и положили в сейф.
– Да не надо! Заработаю.
– Как? И вообще, куда ты пойдешь, что будешь делать, как жить?
– Я смогу зарабатывать своим мастерством. Буду убийцей.
–Убийцей? Ты шутишь? – поразилась Гвен.
Госсен наклонился к девушке.
– Гвен! – произнес он – Это не правда, что я не хотел на тебе женится… Ты мне очень нравишься, очень…Но я тебе не понравился, я заметил.
– Понравился! – вскликнула девушка – И сейчас нравишься…Не уходи…
Госсен улыбнулся.
– Правда нравлюсь?
– Правда!
– Жаль, я не знал раньше…Теперь, тебе надо меня забыть. Безродный нищий тебе не пара. Забудь меня!
– Не говори так!
– А я не буду тебя забывать!
И Госсен поцеловал Гвен. Поцелуй был легким и нежным, как летний ветер… Девушка закрыла глаза, а когда открыла – Госса уже не было.
Гвен вскочила и подбежала к окну. Но, Госсен уже исчез, растворился в ночи, только, в глубине сада что—то блеснуло – может его клинок, а может, девушке просто показалось.
До утра девушка проплакала. Надо же так! Встретить любовь, любовь взаимную, и потерять, из—за своей глупости и нелепых предрассудков… И Госсена очень жалко. Как он будет жить? Будет убийцей?
Гвен слышала о них. Быть убийцей – что может быть постыднее? Их презирали, и боялись… Чаще всего, говорили о хелкартах, расе полудемонов, которые, обычно, и были наемными убийцами. Им все равно, кого убивать, лишь бы платили деньги. Никто ничего не знал о хелкартах – где они живут, есть ли у них семьи, зачем им деньги… Но, их боялись, боялись до ужаса. В детстве
