юрисдикции ЛЮБЫХ правоохранительных органов, ЛЮБОЙ юрисдикции. Хоть за океаном. Тьху, опять тавтология...
— Почему об этом нет ничего в сети?
— Искать надо уметь. Из поисковых систем удалены ключевые слова, и только. А если залезешь на сайт самого универа, то вполне себе прочтёшь даже по-русски.
— Ух ты. — Мозг автоматически начинает крутить варианты.
А ведь это в корне меняет всё.
— Да. Там, правда, учиться непросто, очень сложная программа, но потенциальный результат того стоит, — продолжает напирать серьёзная девушка, выглядящая несерьёзно. — Я тебе абсолютно официально говорю, как государственный служащий.
— А в чём прикол? Должна же быть какая-то логика в этом исключении?
— Психические расстройства, потери памяти, всё такое. В нашем обществе в наше время все трут память всем, — она набирает воздух, чтобы продолжить.
— Но со временем погрешность накапливается, — перебиваю. — После рецидивов начинает сбоить гиппокамп, а годам к шестидесяти — очень яркая перспектива на деменцию и овощ.
— Угу. Почему-то так исторически сложилось, что нормально лечат только выпускники этого университета из второсортных, ну еще его филиала в Самарканде. — Её лицо разглаживается, как если бы она меня убедила в чём-то, к чему очень стремилась.
— Меня не пугает учёба медицине где угодно, — на всякий случай подвожу промежуточную черту в разговоре, поскольку собеседница волнуется сильнее меня.
С большой вероятностью, многое в том универе я прямо сейчас сдам как минимум неплохо, но вслух о таком не скажешь.
— Бабки у тебя есть, — кивает Вика, — основное количество второсортных отсеивается именно на этом этапе.
— А конкурс?
— Ваших берут не более десяти человек в год, отовсюду, со всего мира. Но Маха вроде имеет там свои концы — у неё маман родом оттуда, непростая семья. Именно тебе за конкурс можно не переживать.
— Когда вы об этом с ней поговорить успели?
— И сейчас продолжаем разговаривать, — снова ведёт плечами менталистка. — По служебной сетке. Она знаешь где работает?
— Нет, не спросил. Не счёл важным — знакомство личного характера, она женщина, профессия неважна.
— Бюро по защите конституции.
В следующую секунду я давлюсь апельсиновым соком и минут пять не могу откашляться.
— Эй, Шурик, не помирай! Она поможет, она с нами! Просила тебе поделикатнее сказать, сама специально с Анькой на ту сторону уплыла. Из тактичности. Там правда языковой барьер в Бухаре, но...
— Я понимаю тот язык.
— Откуда?! — здесь собеседница изумляется сильнее, чем за всё предыдущее время в сумме.
— Знаю от бабушки их соседний язык, там родственный. Между собой они на шестьдесят-семьдесят процентов взаимопонятны, если напрячься.
— Ладно, потом у тебя выспрошу... Второе. Как ты собираешься спасать шестнадцатого искина?
БЕЖИМ!!! БЕЙ ЕЁ — И БЕЖИМ ОТСЮДА!!!
— Похоже, я сегодня всё-таки умру от этого сока. — Констатирую ещё через три минуты надсадного кашля. — Откуда...?
— Я хороший сотрудник и с Махой вместе удобно анализировать. Вычислили по косвенным, — Вика подвешивает в воздухе сложную объёмную голограмму. — Вот схема, можешь посмотреть.
— Я сейчас не в том состоянии. Объясни словами.
— Да не вибрируй ты! ЗДЕСЬ тебе никто зла не желает!
— Легче сказать, чем сделать.
— Уж постарайся! Шурик, ты кое-чего не понимаешь.
— Да ну?
— Твой Вавилон, "Здесь все равны". Многие из нас эту мысль тоже разделяют, особенно женщины. Вон, Анька и Маха тебе как пример. Не все чистокровные расисты!
— Ещё один доктор был, внеранговый... Дальше?
— Мария колупнула у себя в ведомстве, точнее, совпало. Это Медикор воду мутит, из-за них все проблемы у тебя.
— Я уже понял. Точнее, установил по ходу. Вопрос, как от этого избавиться?
— О Бухаре я тебе сказала, остаётся искин. Есть вариант.
*****
Разговор двух неустановленных абонентов.
Конфиденциальность беседы поддерживается протоколом неустановленного искусственного интеллекта.
— Доктор, здравствуйте. Мы с вами встречались на огнестрельном ранении полицейской...
— Я ПОМНЮ. Здравствуйте, узнал. Как ваши дела?
— Ох, пришлось сменить юрисдикцию. Надеюсь, временно.
— В вашем положении это мелочь, — старший собеседник улыбается. — А судя по фону за вашей спиной, так вы и вовсе не проиграли.
Позади звонящего камера показывает троих раздетых женщин за столом у бассейна, четвёртый пустой стул и четыре бокала.
— М-да уж, — более молодой косится через плечо. — Доктор, вопрос в лоб. Пересадка сознания, мои дамы говорят, что вы можете сориентировать.
— Это серьёзный разговор, минут на тридцать. Располагаете временем?
— Конечно! Это же я звоню! Это мне надо.
— Кто донор?
— Искин. Органический.
— Что за тело реципиента?
— Выращенное под задачу, Центр искусственной репродукции человека Хокимата Бухары. Собственным сознанием не обладает, физиологически — девочка пятилетнего возраста. Тело сделано под заказ.
— В Бухаре теперь под заказ работают?! Они это официально сделали?!
— Да. У нас запрещено, а у них законно.
— Понял. Документы в порядке?
— Да, ловите #_файл. Вот весь пакет.
— "Заверено Хокимом Бухары"... А вы здорово напряглись, — старший собеседник оживляется. — Даже боюсь спросить, каких усилий стоило. Молчу о деньгах.
— Ребёнок. Речь о жизни ребёнка, — молодой серьёзен. — Кто-то же должен напрягаться, если мы все ещё хотим считаться людьми.
— Меня не агитируйте, я с вами не спорю! Кстати, коллега, получается, вы крайне небедный человек, — внеранговый менталист улыбается каким-то своим мыслям.
— Я никогда и не говорил, что нищий, — осторожно замечает звонящий. — А что?
— Тогда прогружаете мне всю медицину по телу, раз.
— Анализы и скрининг на момент?
— Да. Затем делаете замеры по искину, лучше прямо в том центре репродукции.
— Принял, сделаю. Потом?
— Потом оплачиваете мне дорогу туда-обратно! И принимаете меня у себя. Всё сделаю сам.
— Э-э-э. Спасибо. Неожиданно.
— Предсказуемо! Какие были мои последние слова во время нашего с вами предыдущего разговора?
— "Жизнь на вашем уровне интересна лишь при определённых условиях"? Не дословно, но суть такая.
— Да, а тут и условия подъехали. Я участвую.
*****
Центр искусственной репродукции человека Хокимата Бухары.
Аллея главного корпуса.
— Ну чё, как ощущения? — здоровенный мужчина-европеец, второсортный лет тридцати, ведёт за руку пятилетнюю менталистку, девочку-метиску,