же, как это сделал Кимр совсем недавно, – Кианейт хотела возразить, но он властно перебил ее. – Ты и он – первые в списке. Он готов стереть замок с лица земли ради мести за семью.
– Тогда мы все умрем, – воскликнула островитянка с горечью. – Мы, слуги-эргалонцы, хильды, его сестра Итта, и те воины, кто будет осаждать замок. Мой отец, хоть и поступил жестоко и не совсем порядочно, постарался пролить как можно меньше крови.
– Вот пусть он постарается снова, – сказал гость. – Знаешь, почему?
Кианейт вопросительно подняла брови.
– Слышала про Пришествие Феоллона?
– Вы имеете в виду катастрофу? – уточнила она.
– Вижу, что слышала. Если сейчас в Эргалоне, в такой близости от Колодца прольется кровь, оставшиеся хэльды потухнут окончательно и Риаллар уподобится остальному миру.
–Отец считает, что нет прямой зависимости между эмоциями жителей и качеством наполнения колодцев, – сказала она.
– Да? – рассмеялся гость. – А перед твоей свадьбой он убеждал нас в обратном. Врал, конечно же. Нет, девочка, связь эта, к сожалению, существует. Кстати, передай ему, что Колодец он не найдет. Это очень хитрое место… Хватит уже губить людей в лабиринте.
– Откуда вы знаете про Колодец? – Кианейт в волнении вскочила на ноги.
– А он тебе не рассказывал? – хмыкнул гость. – Я же его хранитель. Думаешь, за меня просто так объявили награду? Так вот, резня в Риан Ал Джаре резко приблизит нас к развязке. Могут даже Круги вспыхнуть… И все, пойдет обратный отсчет. А у Кимра, я так понимаю, камней-защитников как не было, так и нет, ни для того, чтобы укрыть Остров, ни для заявлений о благородной миссии.
Кианейт молчала. Потом выдавила еле слышно.
– Не думаю, что он меня послушает.
– Но ты все равно попробуй, – настойчиво повторил гость. – И кстати, я, когда доберусь до Холгойна, со своей стороны обещаю сделать все, чтобы удержать его от безумных поступков. Если успею, конечно. А ты… Я знаю Джерхейна с детских лет, мне очень не хочется, чтобы мальчик осквернил себя убийством собственной жены и нерожденного младенца. Тебе следует, пока не поздно, вернуться домой. Или хотя бы спрятаться у отца твоего ребенка.
Кианейт вздрогнула.
– Вы… знаете.
– Знаю. Он может тебе помочь, если что?
– Я…– та прерывисто вздохнула. – Не хочу возвращаться на Остров. Меня там никто не ждет. Мама… у нее двое младших, и масса светских забот, которые она всегда любила больше детей. А связаться с…– тут она положила руку на живот, – тоже не могу. Он телларианин. Я не могу воспользоваться Окном, а он, с тех пор как в замке правит отец, не может сюда пробраться, – кусая губы, Кианейт явно пыталась удержаться от слез.
– Тогда тебе остается только молить богов, чтобы остаться в живых, – сочувственно проговорил гость. – Попробуй убедить отца. Если Кимр сдастся сам, у меня будет больше шансов уговорить Джерхейна сохранить вам жизнь.
Кианейт закрыла глаза.
– Уходите, Даллан. Я сделаю все, что смогу, но… папаша такой же упрямый, как и мой несостоявшийся муж. Он не любит Наземный мир. Поверьте, ему все равно, что будет с хэльдами. Остров ведь все равно уцелеет.
Гость по имени Даллан поднялся.
– Что ж, тогда – удачи тебе. Прощай, – и он ушел также быстро и бесшумно, как и появился.
Островитянка повернула к Лейт мокрое от слез лицо.
– Лейт… не бросай меня. Пожалуйста. Я здесь совсем никому не нужна.
– Может быть… – шепотом заговорила потрясенная Лейт, – я смогла бы отнести весточку вашему другу?
Та отрицательно покачала головой.
– Он далеко. Я даже толком не знаю, где он на самом деле находится.
(Сезон Холода, Ард Эллар. Долина реки Тойрент)
К вечеру Тэйн добрался до ущелья, в глубине которого журчал тоненький хрустальный ручеек. Спустившись вниз, он допил инту, набрал воды и поднялся обратно.
Нужно было где-то остановиться на ночлег, но Ройг шел, как заведенный, толком не понимая, куда направляется. Останавливаться он боялся, подозревая, что подняться и продолжить путь будет практически невозможно. В ложбине, попавшейся на пути, он заметил высокие толстые стебли свиха, чьи листья и витые стручки опадали только к Рождению Илбара. В затуманенном жаром сознании промелькнула тусклая радость. Если собрать стручки, листья, растереть и заварить горячий горький отвар, бесценное средство от лихорадочных состояний любого происхождения, то может быть, полежав до рассвета в тепле, наутро ему станет получше.
На сбор семян ушла бездна времени, потом он мучился с костром, вылил полбаклаги в котелок и терпеливо ждал, пока закипит вода, пока настоится горькое пахучее зелье. С трудом он связал нужные урд знаки гармонией и кое-как просипел их над котелком. На это ушли последние искры Огня жизни, а затем он долго сидел без движения, с трудом вспоминая, как его учили в Очаге Солнца набирать Огонь жизни из окружающего мира. Обжигаясь, он выпил получившееся снадобье, старательно разжевал попавшие в рот семена, потом завернулся во все шкуры сразу и лег, наслаждаясь долгожданным покоем. Куда теперь идти? Ни карты местности, ни малейшего представления, куда его занесло, у него нет. Надо бы в Сторожевой Очаг, но там, скорее всего, его будут ждать оскорбленные в лучших чувствах адепты Очага Солнца. Хотя, если идти по солнцу на северо-запад, рано или поздно он выйдет к морскому побережью, которое, не в пример здешним пустошам, густо заселено. Только вот сколько ему придется идти? И сможет ли он одолеть дорогу?
Содрогаясь от накатывающих время от времени волн жара, он доцедил остатки зелья со дна котелка. Жажду это не утолило, он допил воду из баклаги и снова свалился на землю. Нет, ему не справиться с этим огнем, безжалостно пожирающим внутренности. Ну и пусть, подумалось вяло. Не хочу больше. Не вижу смысла. Все равно камни кто-нибудь отберет, не те, так эти, и сделает по-своему. Он снова стал вспоминать те слова урда, но при первом же усилии в памяти вспыли те самые синие глаза, огромные до жути, два озерца, в которых запросто утонет даже опытный пловец. Тяжелые крупные слезы выкатились из них, поползли по щекам, оставляя мокрые блестящие дорожки на матово белой коже.
«Не надо, – промелькнуло в них нечто сродни боли, -не надо, не смей…» – ресницы вздрагивали гневно, прозрачные капли цеплялись за них, потом падали, подобно дождю, и гнев улегся, уступив место страху. «Нет, только не это, не смей!"
И такое отчаяние выплеснулось из этих глаз, что не хватило сил возразить. «Ну что ты, это всего лишь слабость, минутная слабость, слабость и жар, –
