вас… своеобразные привычки.
– Ай, бросьте! У всех своеобразные привычки. Кто-то танцует, кто-то людей в жертву приносит.
– Я не…
– Знаю.
– Откуда?
– Я ведьма. Это видно. И хорошо. Если бы приносили, было бы сложнее. А так попробуем все исправить.
Точно.
Вот и ручей.
И овражек, через который Тори легко перепрыгивает. И вновь ее переполняет какая-то дикая злая сила. Или не злая? Волосы ее рассыпаются, хотя Эва плотно ленты вплетала. Но те выпадают, как и шпильки. На щеках вспыхивает румянец. А глаза становятся черными.
Поляна…
На первый взгляд она ничем не отличается от других.
На первый. А потом Эва ощутила что-то такое… очень знакомое. И родное.
И не только она. Тихо выдохнул, присев на траву, сиу. И запустил пальцы в космы.
А Эва…
– Что за… – Найджел Сент-Ортон огляделся. – Странно. Мне казалось, я этот парк знаю вдоль и поперек. А этого места не помню. Здесь как-то… сумрачно.
Наверное.
Эва подняла голову. Надо же, небо совсем сизое и, кажется, вот-вот дождь польется. Она даже слышит его, там, в тучах.
И еще ветер.
Землю, разодранную корнями. Деревья.
Кусты.
Травы. Мир, который на грани.
– Дышать тяжело. – Сент-Ортон стянул шейный платок. – И жарко. Холодно и жарко. Вы меня отравили? В этом, право слово, нет нужды. Мне и так осталось недолго… и никого не останется.
– Ваш отец умирает?
– Ты не поняла, странная женщина. Никого не останется, чтобы защитить их от отца.
– Кого?
– Сестру. Мать. Он убьет их. – На траву полетел сюртук. И рубашка.
Эва на всякий случай отвернулась.
Кто тут еще кого компрометирует!
– Сядь. – Голос Виктории звучал отстраненно. А Эва чувствовала, как размываются границы мира. Неужели у нее получится?
Почему?
Там ведь, дома, никак. А тут? Тут мир словно ждет, чтобы она прикоснулась.
Сент-Ортон молча опустился на траву. А Тори села перед ним.
– Вот. – Она подула на ладонь, и облако темной пыли взметнулось над ней, чтобы раствориться в воздухе. – Я прощаю их. И забираю свое слово. Пусть живут. Твои друзья.
– Это не совсем друзья… но хорошо.
Сент-Ортон тяжело дышал. И не потому, что Тори его отравила. Скорее уж его распирала тьма. Изнутри. Теперь Эва видела тонкую оболочку тела, в которой прорастало что-то страшное.
Уродливое.
– Тебе нужна моя кровь. – Он потер шею и протянул руку. – Бери.
Сиу молча поднялся и пересел ближе, а потом провел когтем по запястью. Кровь показалась почти черной. Мальчишка слизнул ее и сказал:
– Скоро все. Два дня.
– Он обещал неделю…
– Твой отец?
Кровь падала в половинку ракушки. Откуда сиу только ее взял? Но Эва не мешала. Было сложно сосредоточиться. Миры рядом, руку протяни – и окажешься за гранью.
И хотелось.
Очень.
– Да.
– Почему? – Тори разглядывала Найджела Сент-Ортона внимательно.
– Из-за Дара.
– Он у тебя сильный. Мне так сказали. И учишься ты хорошо. И ведешь себя тоже.
– Если бы этого хватало…
Тори фыркнула.
Ну да, у них вот никогда не получалось вести себя хорошо, но отец ведь все равно их любит. И мама. Выходит, дело не в этом? И не в Даре?
– Он одержим одной мыслью… хочет стать некромантом. И у него получается. А я… не смог. Не смог принести жертву…
– Человека?
– Даже кошку… всегда начинается с малого. Но я не смог! – Его крик утонул в шепоте ветра. Эва попросила, и тот завернулся вокруг поляны, отрезая их от остального мира.
– Не смог и не смог, чего орать-то, – отозвалась Виктория и тряхнула головой. Ветер растянул гриву ее волос, ставших черными-пречерными, как перья ворона.
– Ты не понимаешь… я ничего не смог! Я… не смог защитить мать. Не смог уберечь сестру. Не смог! А когда попытался выступить, пригрозить, что расскажу о его делах…
– Дурак, – отозвался сиу, помешивая кровь в раковине когтем. – Убивать надо. А не говорить.
И Эва с ним согласилась.
Оно, конечно, нехорошо убивать кого-то. Но иногда других вариантов нет.
– …получил вот это. – Найджел ударил себя в грудь. – И теперь живу каждый день как последний. Но это ладно, это не страшно. Умру, и все.
– Совсем дурак.
– Да и заслужил я, если по правде. – Он окончательно успокоился. – Выходит, ведьмы все же существуют.
– А то. – В руке Тори появилась уже знакомая дудочка. – Твой отец что-нибудь говорил про… ту сторону? Изнанку?
Сент-Ортон покачал головой.
А Тори поглядела на сиу:
– И дальше что? Кровь у тебя есть.
– Здесь хорошо. – Сиу провел пальцем по губам, и они окрасились алым. – Но надо там. Силок для зверь ставить на звериный тропа.
– Нас не пускает. – Тори гладила дудочку и, склонив голову к плечу, смотрела на Сент-Ортона. Тот молчал. – Хотя да, там бы я попыталась. Забрать. Чувствую, это другое, чем у Диксона. Знакомое.
– Я… могу. – Голос Эвы дрогнул. – Здесь… мир хрупкий. Может получиться.
Это неразумно.
Очень-очень неразумно. Но в конце концов, разумной быть очень утомительно.
И мир потянулся навстречу, обнял Эву, меняя, вылепляя ее крылья, и на ладонь Тори опустился зимородок.
– Что… она и вправду? Как? – изумился Найджел.
Тори рассмеялась:
– Поляна… как тогда! Спасибо, сестричка! – и подкинула Эву над головой, будто та просила. Впрочем, вместо слов из горла вырвалось какое-то то ли чириканье, то ли скрежет.
Тори протянула руку Сент-Ортону:
– Вставай! Ну же! Ты должен со мной станцевать.
– Здесь… где мы? – Он поднялся, медленно, явно не способный осознать случившееся. – Это же… та поляна. И нет. И что за место? Все такое…
– Изнанка, – ответила Тори, крутанувшись, и широкие юбки ее взлетели, а потом опали, преобразившись в какие-то… нет, не лохмотья, но такие юбки носят цыганки.
В книгах.
Если там и рисовали цыганок, то в таких вот юбках, правда черных и расшитых перьями. Тори подняла руки над головой и топнула:
– Ну же! Танцуй! Давай! Или не слышишь?
– Знаете, я все больше убеждаюсь, что вы сошли с ума, – сказал Сент-Ортон, осматривая себя. А на нем вновь появилась рубашка, только мятая какая-то.
И в пятнах.
Штаны простые.
И босой он.
– Давно уже. Хочешь, я тебе сыграю? Если и нет, то все одно.
Тори дунула, и низкий звук заставил Эву захлопать крыльями. Выше. И выше. И еще выше. А Тори уже кружилась, выдувая странную нервную мелодию, на которую стекались души.
Одна за другой.
Одна за…
Они подбирались к краю поляны, застывая белыми стражами.
– Это ты! – Сент-Ортон кого-то явно узнал. Девушку. Такую бледную и в то же время очень сердитую. – Надо же… Выходит, после смерти и вправду что-то есть. Или нет? Конечно. Это
