скончания времен – продолжим танцевать этот нелепый танец.
Я опешил. Обычно Мэб не затевала метадискуссий касательно природы наших с ней отношений.
Она отошла в сторону и обвела глазами голые стены главного зала.
– Одним фактом выживания в подобном урагане барон заработал львиную долю уважения старейшин. Не говоря уже о том, что он заранее подготовился к бою, перехватил инициативу и сумел отстоять свою территорию. Ты затребовал у него награду, причем по собственному выбору, и Марконе оказался столь любезен, что пошел тебе навстречу. Хотя многие подозревают, что ты присвоил глаз Балора по праву победителя. И это куда выгоднее, чем если бы все твердо знали, у тебя он или нет. – Мэб поджала губы. – Ты начинаешь понимать, насколько важно посеять сомнение во вражеском стане. И твоя репутация становится все более грозной.
– Настолько, что Белый Совет не желает иметь ко мне никакого отношения, – заметил я.
– Овцы страшатся волков, мой Рыцарь, – отмахнулась она. – И не без причины.
– Первейшая из разбойниц и покровительница Зимних фэйри узнаёт о проблемах у меня на работе и говорит: «Ну что ж, ничего не поделаешь»? – вздохнул я. – Пожалуй, это дурной знак.
Мэб остановилась под пробоиной в крыше и подняла глаза. В сероватой колонне дневного света, сочившегося сквозь густые и сонные тучи, черты ее бледного лица выглядели как само совершенство. Капли дождя, отскакивая от ее кожи, падали на пол с резкими щелчками, будто крошечные льдинки.
– Ты начинаешь понимать общую суть моих проблем, Рыцарь. – Она взглянула на меня. – Ты волк. Хищник. Именно тот, кто им нужен.
– Я герой, которого заслуживает Чикаго, – отозвался я, искусно пародируя голос Бэтмена, – но вовсе не тот, кого этот город выбрал в «Тиндере» [38].
– Ты знаешь, каково это, – утомленно взглянула на меня Мэб, – продать частицу своей души, чтобы тот, кто никогда не узнает твоего имени, получил в дар от жизни еще один шанс.
Я замешкался с ответом.
Наступила тишина.
Подойдя к Мэб, я тоже поднял лицо к дневному свету и каплям дождя.
Падая на меня, они не замерзали. Я лишь становился мокрее прежнего.
– Мне всегда казалось, что душу продают не частями, а целиком, – сказал я.
Мэб едва заметно улыбнулась. Щелк-щелк-щелк.
– Ты даже не сообразил, кому она достанется. Честное слово, мне не дано понять, зачем вы, малые дети, продолжаете заключать сделки со старыми гадюками вроде меня.
Не опуская головы, я нахмурился:
– Когда на пороге объявилось большое, страшное, оголодавшее зло, мне захотелось встать на защиту горожан. Вот я и сразился с этим злом. На пределе возможностей.
– Да, – подтвердила Мэб.
– И Марконе поступил так же, – продолжил я. – Когда стало совсем туго, он приютил пострадавший люд в своих стенах, а сам отправился спасать город.
– Верно, – сказала Мэб.
– Этого я не забуду. – Я внимательно посмотрел на нее. – Кстати, вы сделали то же самое.
Она неотрывно глядела на свет. Щелк-щелк-щелк.
– Спасибо, – сказал я. – Вы сражались за мой город. За моих людей. Спасибо.
Мэб воззрилась на меня во внезапном замешательстве.
– Спасибо, – повторил я в третий раз.
Третье повторение – это грань между случайным и преднамеренным. Повторите что-нибудь трижды, и фраза обретет глубокий смысл.
Выслушав слова благодарности, Мэб вздрогнула.
Она закрыла глаза.
И пару секунд на каменный пол капал обычный дождь.
Потом началось прежнее «щелк-щелк-щелк».
Мэб открыла глаза:
– Пожалуйста, дитя.
– У меня вопрос, – сказал я.
– Я слушаю.
– Глаз Балора… Я почувствовал, что он воплощает чистую ненависть.
– Так и есть.
– Его взгляд уничтожил все, чего коснулся. Кроме вас. Даже Титания предпочла не попадать под его удар. Но вы выстояли. Почему?
Губы Мэб изогнулись в легкой улыбке.
– Принято считать любовь и ненависть противоположными силами. Но это не так. Любовь и ненависть – одна и та же сила, направленная в противоположные стороны. – Она покосилась на меня. – Любовь – это огонь, мой Рыцарь. Ошибись направлением, и любовь станет не менее смертоносной, чем ненависть. А противоположность ненависти – не любовь, а здравомыслие, юный чародей. Этне не могла уничтожить меня единственным взглядом. Я не сомневалась в этом, поскольку рассчитала свои шансы.
Какое-то время я смотрел на нее, а затем кивнул и сказал:
– Рассчитайте их снова. Ведь вы требуете от меня слишком многого. Большего, чем я могу вам дать.
– Почему? – спросила она. – Из-за гибели твоей возлюбленной?
Я бросил на нее гневный взгляд, но Мэб проигнорировала его, а я слишком устал, чтобы продолжать в том же духе.
– Ты залечишь эту рану, Дрезден, – беззлобно сказала она. – За долгие годы я похоронила целое войско возлюбленных. Мы одержали верх в этой битве. Наслаждайся победой. Но война продолжается, и грядут новые сражения.
Нет, я не увидел рядом с ней тень Мёрфи – это было бы уже слишком, – но представил, как она выглядела бы, нетерпеливо поглядывая на меня, в то время как слова Мэб не становились менее правдивыми потому, что не пришлись мне по душе.
– Вы требуете слишком многого, – повторил я.
– Находишь это бракосочетание нежелательным?
– Нахожу его самоубийственным. И не имеет значения, кого мне прочат в жены. Вы принуждаете меня сделать то, что делают только по собственной воле.
– Да, принуждаю. – Ее голос сделался холоднее и тверже всех камней Антарктиды. – Ибо сужу, что так надо. Наш мир стал куда более непредсказуемым и опасным. Чтобы выжить, нам требуется сила и стабильность. Мы должны сохранить лицо и укрепить альянс с надежным партнером. Это важнее любого отдельно взятого существа или его мелочных желаний. Включая твои.
– Разумно, – согласился я. – Но суть не меняется. Это вам надо так поступить.
– Как?
– Вступить в брак. Лара была бы не против.
– Невозможно, – ответила Мэб. – Иначе я взяла бы эту работу на себя.
Как ни странно, я ей поверил.
– Невозможно? Почему?
– Некоторые аспекты моей силы накрепко связаны с тем или иным выбором, сделанным в бытность мою смертной женщиной, – ответила Мэб. – Возникли бы… проблемы совместимости. Подобный брак – одна из тех задач, для которых предназначен Рыцарь.
– Предназначен? Я не… Нет, все устроено иначе. Вместо того чтобы предложить выбор, меня просто ставят перед фактом.
Щелк-щелк-щелк.
– Чтобы изменить ситуацию, – сказала Мэб с очень легкой, почти незаметной угрозой в голосе, – у тебя есть целый год.
– Нет, так дело не пойдет, – возразил я. – Люди – не детали механизмов. Нас нельзя просто вставить в подходящее место. И мы не игровые фишки, так что вы не можете перемещать нас по доске куда вздумается.
– Но машина должна функционировать, а игра – продолжаться. – Она говорила безжалостно, но без намека на гнев. Лишь перечисляла факты. – Не искушай меня. Тебе негде
