и цвести, и со всей серьезностью продолжал: – Город отбивался сам, как умел, и все горожане, вплоть до последнего бедняка, понимают, что городу нужен свой генерал. А другого полководца, вам подобного, такого же славного и удачливого, на пятьсот миль в округе нет.
«Купчишка-то не так прост, как кажется. Хотя к лести слаб, но не дурак, главное понимает. Хорошо, что он со мной».
А из-за стола вставали важные господа, шли к Волкову, чтобы лично выразить генералу восхищение его победой. И Волков был с этими господами любезен. Отвечал на их поклоны, говорил слова благодарности в ответ на их слова восхищения – и судье, и другим господам, а бывшему бургомистру Виллегунду он выразил сожаление, что из-за неправедных желаний высших лиц он досрочно был вынужден покинуть свой пост, и обещал в присутствии других господ, что вместе с епископом лично будет поддерживать его, если он соизволит вновь баллотироваться на должность бургомистра. И господа, что слышали эту речь, в том числе и глава Первой купеческой гильдии Роллен, обещали всячески тому содействовать. Виллегунд был так счастлив, что даже прослезился.
«Да, кажется, теперь у меня и вправду есть своя партия в городе».
Потом все сели за стол, слуги носили к столу уже поспевшие к тому времени блюда и несли из погребов старые вина. Господа стали выпивать, то за генерала, то за нового епископа, который от такого внимания краснел и смущался.
А за полчаса до рассвета кавалер вдруг встал и просил у собравшихся прощения. После людям своим велел собираться в дорогу. Господа просили его остаться, даже дамы просили, но он вежливо отказывал им всем, ссылаясь на важное дело.
Лишь госпожа Ланге не просила. Она подошла и шепнула:
– Можно ли мне ехать с вами, господин мой?
– Нет-нет, госпожа моя, – отвечал он, целуя ей руку при всех собравшихся, – но карету я вашу возьму, мне надо хоть немного поспать в дороге. Другого времени у меня не будет.
Она, едва сдержав слезы, благословила его крестным знамением.
И кавалер со всеми своими людьми, с выездом, с гвардейцами, с Сычом и с Ежом, был у северных ворот города еще до их открытия. Спал в карете, дожидаясь рассвета и открытия ворот.
Крестьянин Петер Мюллер возвращался с покоса в полдень. Лошадка его, недавно ожеребившаяся, тащила телегу с нетяжкой поклажей весьма легко. Домовитый Петер – с разрешения старосты, разумеется, – выкашивал клин у оврага и половину сена полагал оставить себе. Ехал он не спеша, вполне довольный жизнью, и еще издали увидал то, что его насторожило. Прямо у дороги два неопрятных на вид мужика развели костер. Люди те были весьма необычны в этих местах.
Господа? Нет, не господа, но и не мужицкого звания тоже. Не попы, не купцы и не солдаты. Что ж за людишки-то? «Городские, сволочи!» – как подъехал ближе, сразу определил для себя мужик. Понял, удивляясь, что городских так далеко занесло от города. И еще сильно его удивляло то, что от их костра уж очень вкусно пахло. Пахло жаренным на углях мясом. И чем ближе подъезжал он к ним, тем тревожнее становилось мужику. Эти городские выглядели не просто как заезжие бюргеры. Они были вида небедного, и весьма… «Разбойники! – похолодел мужик. – Как есть разбойники!» А кто ж еще это мог быть? Морды страшные, один хмырь ухмыляется беззубо, морда до глаз заросшая, другой, лысый и лопоухий, злых зенок своих от крестьянской лошадки не отводит. А что еще хуже, прямо у дороги лежит голова оленя, копыта тут же, а на вертеле над дымящими углями висит мясо бедного животного. Ну вот и думайте сами, что это за люди, которые отважились в лесу господина бить его оленей и прямо у дороги их жарить. Это ж дело висельное! «Точно разбойники! Висельники, не иначе, другие на такое не отважились бы!»
Петер, не дожидаясь, когда эти мужики ножи из-под одежи достанут и к нему пойдут, врезал коняшке своей хлыстом, да так, что сам испугался. Коняга вздрогнула и пустилась вскачь, а крестьянин, честный человек, пролетел мимо костерка, да потом еще и оборачивался: не бегут ли за ним. Отъехал подальше, и даже дышать ему легче стало. И так как был Мюллер человек богобоязненный и господина своего чтущий, сразу отправился к дому второго егеря господина, к дому Клауса Кёллера.
Приехал и, увидав того у свинарника, заорал ему через забор радостно:
– Свиней кормишь, Клаус, а у тебя там оленей убивают!
Высокий и сильный Клаус Кёллер обернулся. Посмотрел, кто это там орет у забора. Такой крик был явной наглостью, не всякий мужик может вот так вот просто кричать егерю господина таким обидным тоном.
– Что ты мелешь, дурень?
– Да то и мелю, господин егерь, – продолжал мужик, – там два каких-то человека убили оленя господина и жарят его прямо у дороги, даже в лес не прячутся.
– Да ты пьян, дурак.
– Да не пьян я. Коли не веришь, так езжай сам погляди. Тут и недалеко, даже до оврага не доедешь.
Клаус в такое жуткое преступление не поверил бы, но простой мужик так подшучивать над ним не осмелится. Видно, правду говорит.
– А что то за люди? – спрашивает егерь, понимая, что придется ему ехать. – Не военные ли?
Кто ж еще, кроме военных, осмелится на такое дело?
– Нет, – кричит Петер Мюллер, – не военные. На вид городские.
Не стал мужик говорить егерю, что люди те кажутся опасными. Зачем? Пусть егерь господский сам все увидит.
– Ну так что, Клаус, поедешь?
– Не твое собачье дело, – отвечает ему егерь, – твое дело сказать. А сказал, так езжай дальше, не стой у моего забора.
– Оно, конечно, конечно, – прокричал Петер и радовался, что не сказал егерю о том, что те двое, что жарят оленя, на вид весьма опасные, взмахнул хлыстом и повез сено дальше, половину надо ведь было старосте отдать.
А Клаус Кёллер стал собираться. Взял большой нож, аркебузу, что господин ему выдал, пороховницу повесил через плечо. Быстро и умело оседлал конька своего и направился по дороге в сторону оврага. Надо, конечно, было напарника позвать, но напарник его всю заслугу по поимке браконьеров себе бы приписал, так как он был старшим егерем, а Клаус младшим, поэтому Клаус решил изловить сволочей сам, единолично. Тем более что это простые горожане.
Торопился егерь и вскоре оказался на месте. Уже чувствовал запах дыма и жареного мяса, что разлетался по округе. Он даже следов на дороге не смотрел, так торопился нарушителей
