Но прежде чем ситуация стала критической, с другой стороны по римским шеренгам ударили колесницы. Они подъехали все одновременно, а в самый последний миг перед столкновением возницы развернули коней в сторону и поскакали вдоль строя римлян, скашивая людей, как пшеницу. На выгнутых остриях, укрепленных сбоку колесниц, умирали сотни людей, а бритты еще больше увеличивали замешательство в рядах римлян, бросаясь на их копья со своими двуручными мечами. Пикты стреляли с колесниц прямо в лица римлян, некоторые на ходу выскакивали, чтобы рубить и колоть, чтобы уничтожить как можно больше врагов. Пьяные от запаха крови, предчувствуя близкую победу, эти дикие люди напоминали раненых тигров — умирали, не чувствуя ран, а их последний смертельный вздох был похож на яростное рычание.
Битва еще не закончилась: действительно, римляне были ошеломлены и разбиты, их ряды расстроены, почти половина из них убиты, но оставшиеся защищались с безумной яростью. Со всех сторон окруженные, они наносили удары, сражаясь маленькими группами или в одиночку. Встав спиной к спине, лучники, стрелки с пращами, спешившиеся всадники и пехотинцы в тяжелом вооружении смешались в одну неуправляемую массу. Центурионы, запертые в ущелье, бросались на кровавые топоры викингов, все еще преграждавших им дорогу, а главная битва кипела у них за спиной. С одной стороны безумствовали и рубили направо и налево галлы Кормака, с другой — носились туда и сюда боевые колесницы, беспрестанно разворачиваясь и наезжая. Дороги к отступлению не было: ту, по которой римляне зашли в ущелье, закрыли пикты. Они захватили повозки, перерезали горло маркитанткам и теперь без устали посылали стрелы в спины сбившейся колонны римлян. Эти длинные черные стрелы легко пробивали сталь и иногда пронзали сразу несколько людей. Гибли не только римляне, пикты также падали под молниеносными ударами римских дротиков и коротких мечей; галлов давили их же собственные убитые кони, а колесницы, оторвавшиеся от упряжи, разили насмерть возниц.
Тем временем в узкой теснине битва продолжалась. "О великие боги, — думал Кормак, бросая вокруг быстрые взгляды между двумя ударами, — неужели они все еще обороняются?" Да! Они сражались! Всего лишь десятая их часть держалась на ногах, каждую минуту кто-то умирал, но они отражали ожесточенные атаки ослабевающих легионеров.
Над полем боя разносились крики и звон оружия, но стервятники начали уже высоко кружить над сражающимися. Кормак, стараясь пробиться сквозь толпу воинов к Марку Силию, увидел, что конь римлянина вдруг упал. Но всадник быстро поднялся, один среди врагов. Его меч трижды сверкнул, трижды принося смерть. Тогда из самой гущи боя появилась страшная фигура, с головы до ног забрызганная кровью, — Бран Мак Морн. Приближаясь к римлянину, он отбросил свой сломанный меч и вытащил из-за пояса кинжал. Марк ударил, но король пиктов молниеносно уклонился и, перехватив руку с мечом, дважды поразил грудь патриция через панцирь.
Громкий вопль раздался вокруг, когда погиб предводитель римлян. Кормак окриками собрал около себя оставшихся в живых галлов; пришпорив скакуна, прорвался через остатки все еще сопротивляющихся легионеров и поскакал как можно быстрее на противоположный конец долины.
Приблизившись, он увидел, что опоздал. Викинги, суровые морские волки, были уже мертвы. Погибли они так же, как сражались, даже после смерти оставаясь в строю — лицом к врагу, с поломанным, красным от крови оружием в руках, все еще грозные, хотя уже умолкнувшие. Между ними, перед ними и повсюду вокруг лежали тела тех, кто пытался их одолеть. Напрасно. Они не отдали ни фута земли, на которой стояли. Погибли все до единого, но погибли и все их враги. Те римляне, которым удалось избежать их топоров, были сражены стрелами приблизившихся сзади пиктов и мечами галлов.
Но и этот эпизод битвы еще не закончился. Кормак увидел, что драма приближается к концу на западном склоне, где группа галлов в римских доспехах наседала на одного воина. Черноволосый великан, на голове которого блестела золотая диадема, защищался и атаковал. Легионеры были в смятении: их товарищи погибали, и они хотели, прежде чем придет их черед умереть, лишить жизни этого черноволосого вождя, который командовал золотоволосыми воинами с Севера.
Наступая с трех сторон, они постепенно оттеснили его к вертикальной стене ущелья. Путь его отступления был усеян мертвыми. Он боролся за каждый шаг, хотя даже устоять на крутой скале было делом нелегким.
У Кулла уже не было ни щита, ни булавы, его большой меч был весь в крови. Кольчуга замечательной, нездешней работы была во многих местах порвана в клочья. Кровь текла из ран, покрывающих тело, но глаза его все еще блестели радостью битвы, а усталая рука все с той же мощью наносила смертельные удары.
Но Кормак видел, что конец придет прежде, чем поспеет помощь. Сейчас, на самой вершине холма, множество мечей нацелилось в могучего вождя, силы которого, безусловно, сверхчеловеческие, стали уже убывать. Он рассек надвое череп рослого воина, таким же ударом перерубил шею другому, повернувшись под градом ударов, взмахнул мечом снова, и очередная жертва упала у его ног, разрубленная надвое. Й вдруг, когда дюжина мечей была занесена, чтобы нанести смертельный удар, которого атлантиец уже не смог бы отразить, случилось нечто удивительное.
Солнце тонуло в волнах Западного моря, окрашивая багрянцем поля вереска, цвет которого теперь напоминал море крови. На фоне солнечного шара, как и в момент появления, стоял Кулл. Вдруг, как внезапно поднявшийся туман, глубокое пространство открылось за пошатнувшимся королем. Изумленному взгляду Кормака предстал на короткий миг чудесный образ иной страны и иного неба. Он увидел голубые горы, блестящие тихие озера, золотые, пурпурные, сапфировые башни и высокие стены великолепного города, какого земля уже не видела много — много веков. Этот пейзаж, отраженный в летних облаках, на мгновение затмил тянущиеся до моря вересковые холмы.
Все это исчезло, как мираж, растворившийся в воздухе. Галлы, стоя высоко на склоне, побросали оружие и оглядывались в недоумении, поскольку черноволосый человек по имени Кулл исчез, не оставив никаких следов, кроме тел убитых врагов!
Ошеломленный Кормак повернул коня и двинулся назад через пурпурную долину, копыта его скакуна разбрызгивали лужи крови, кровавые брызги стучали по шлемам убитых. Над долиной разносился клич победы. Все это стало казаться Кормаку чужим, нереальным. Среди убитых и раненых шел какой-то человек — Кормак с трудом узнал в нем Брана. Галл соскочил с коня рядом с ним. Король был безоружен, окровавлен, его панцирь был весь в пробоинах, корона надсечена, но красный камень сиял, как и раньше, ярким светом, будто звезда.
