Все это исчезло, как мираж, растворившийся в воздухе. Галлы, стоя высоко на склоне, побросали оружие и оглядывались в недоумении, поскольку черноволосый человек по имени Кулл исчез, не оставив никаких следов, кроме тел убитых врагов!
Ошеломленный Кормак повернул коня и двинулся назад через пурпурную долину, копыта его скакуна разбрызгивали лужи крови, кровавые брызги стучали по шлемам убитых. Над долиной разносился клич победы. Все это стало казаться Кормаку чужим, нереальным. Среди убитых и раненых шел какой-то человек — Кормак с трудом узнал в нем Брана. Галл соскочил с коня рядом с ним. Король был безоружен, окровавлен, его панцирь был весь в пробоинах, корона надсечена, но красный камень сиял, как и раньше, ярким светом, будто звезда.
— Мне, наверное, следовало бы убить тебя, — галл с трудом выговаривал слова, как человек, к которому не вполне еще вернулось сознание. — Ведь кровь доблестных мужей на твоей совести. Если бы ты раньше дал сигнал к атаке, то хотя бы некоторые из них были живы теперь.
Бран сложил руки на груди. У него были очень усталые глаза.
— Убивай, если хочешь. Я уже сыт по горло этой резней. И вообще, все мое королевское правление противно мне, как холодный мед. Король должен играть, используя в качестве игрушек обнаженные мечи и людские жизни… Здесь ставкой был весь мой народ. Да, викингов я принес в жертву и страдаю от этого! Это были доблестные люди! Но если бы я отдал приказ тогда, когда ты ожидал этого, все могло бы пойти прахом. Не все римляне были в узком месте ущелья, им достало бы времени опомниться и одержать верх над нами. Король принадлежит своему народу и не может позволить чувству жалости к другим влиять на его решение. Поэтому я и ждал до последнего — и викинги погибли… Я помню об этом и мучаюсь, но мой народ теперь спасен.
Кормак, совершенно опустошенный, убрал меч.
— Да. Ты рожден быть королем, рожден быть властелином людей, Бран, — признал галльский князь.
Взгляд Брана блуждал по полю битвы. В воздухе блестел густой запах крови. Варвары-победители мародерствовали над убитыми. Римляне, которые сложили оружие и сдались, спасаясь от смерти, стояли теперь под охраной, глядя на своих победителей горящими глазами.
— Мое королевство и мой народ спасены. Сейчас все живущие в вересках придут ко мне, и их будут тысячи. Когда Рим снова двинется сюда, он встретит отпор единого народа. Но я очень устал. Что с Куллом?
— Зрение и разум мне помрачила битва, — ответил Кормак, — но мне показалось, что я видел, как он исчезает, будто дух, в блеске заходящего солнца. Я поищу его тело.
— Не ищи, — произнес Бран. — Он вышел из восходящего солнца и в заходящее ушел. Он прибыл к нам издалека, сквозь мглу веков, и вернулся к себе, в свое королевство.
Кормак отвернулся. Наступала ночь. Гонар встал перед ними, как белый призрак.
— В свое королевство, — повторил, как эхо, колдун. — Время и пространство — ничто. Да, Кулл вернулся в свое собственное королевство, к своей собственной короне и к своему времени.
— Так он был духом?
— Разве ты не чувствовал пожатия его руки? Не слышал голоса, не видел кровавых ран, не видел, что он ел, пил, смеялся? Что убивал?
Кормак стоял, как в забытьи.
— Оказывается, возможно, чтобы человек попал из одного века в другой вместе со своим оружием… Значит он был таким же смертным, как и в своем времени… Кулл мертв?
— Он умер, по нашим понятиям, сто тысяч лет назад, — ответил Гонар. — В своем собственном времени его не убили мечи римлян. А разве мы не слышали легенд о том, как король Валузии совершил путешествие в чудесную страну, лежащую то ли вне времени, то ли в будущем, и участвовал там в великой битве? Как раз она сегодня и состоялась. Сто тысяч лет назад или сегодня…
Сто тысяч лет назад или только что Кулл, владетель Валузии, встал со своего обитого шелком ложа в потайных покоях своего замка и с улыбкой сообщил первому Гонару:
— Я видел очень страшный сон. Я перенесся в будущее и воевал вместе с королем странного народа.
Великий волшебник без слов улыбнулся и показал на окровавленный меч и порванную кольчугу на покрытом ранами теле короля. Сам Кулл, окончательно проснувшись, почувствовал усталость и боль в запекшихся от крови ранах. Он молча раздумывал, возможно ли это и что же на самом деле произошло. Знания о Бесконечности недоступны даже правителям, Кулл понял из объяснений Гонара не больше, чем ты, читатель, можешь понять из моих слов…
— Значит, он остался жив, несмотря на раны. И вернулся во мглу и тишину своих столетий. Что ж, он считав нас сном, а мы его — духом. Думается, и жизнь — это сплетение призраков, снов и иллюзий. Таким я вижу и наше дело — королевство, которое сегодня родилось из железа и крови в этой долине. Оно так же преходяще, как пена на гребне морской волны.
Торвальд по прозвищу Разбей Щит перевел взгляд со стоящего перед ним мужчины на длинный ряд бородатых лиц под рогатыми шлемами, на дерзкие, как у хищных птиц, профили вождей, прервавших трапезу, чтобы лучше слышать. Он с трудом сдерживал смех, распиравший его. Говорящий, и правда, выглядел смешным на фоне рослых викингов. Сильный, коренастый, но невысокого роста пикт, был одет в сандалии и юбочку из оленей кожи. Простой кожаный пояс и диковинная резьба на рукоятке меча говорили о том, что он воин, хотя и без доспехов. Черные волосы были охвачены тонким серебряным обручем, столь же черные глаза сейчас горели гневом.
— Год назад, — говорил он на ломаном наречии юттов, — ты пришел на Гдару и захотел мира с моим народом. Ты обещал быть другом и защищать нас от нападений твоих проклятых сородичей. А мы, глупцы, поверили, что у морских разбойников есть совесть и честь. Мы слушали тебя, торговали с тобой, даже рубили для тебя деревья, когда ты строил частокол, чтобы укрыться за ним от моих менее легковерных соплеменников. У тебя была только одна ладья и горсточка людей, но, едва ты построил частокол, стали прибывать и другие. Сейчас вас четыре сотни, а на песке лежат шесть кораблей с драконьими головами. Ты быстро освоился и, даже больше того, унижал наших вождей, избивал молодых воинов, а сейчас твои разбойники забрали наших женщин, да еще требуют отдать им детей и стариков.
— А чего ты ждал от меня? — цинично спросил Торвальд. — Я вам предлагал платить за голову каждого, убитого без причины. А что касается ваших баб, я считаю, что не пристало воину обращать внимание на такие пустяки.
— Платить! — ярость клокотала в черных глазах пикта. — Что нам ваше серебро! Разве оно может смыть пролитую кровь? Чужие женщины для вас не более чем игрушка, я это знаю. Но тебе придется признать, что девушки моего народа не такие уж милые игрушки, как вам показалось.
