предупреждением о том, что к его границам стягиваются немалые силы. Как говорится, враг моего врага… И поэтому уже сегодня, ну или к концу завтрашнего дня, в кантоне будут знать о том, что в Эшбахте собираются военные силы. А значит, ему нужно начинать дело как можно быстрее.
Время! Время! Как быстро ты убегаешь, проклятущее…
Он решил не ночевать в городе, забрать Бригитт и Ёгана и тут же ехать домой. А Бригитт ему перед этим и говорит:
– Господин Кёршнер посоветовал нам человека, который в хозяйстве умел. Я поговорила с ним, он от графа ушел.
– От графа ушел? – удивился кавалер.
– Да, господин Кёршнер так и сказал. Может, поговорите с ним?
– Господин, – добавил Ёган просительно, – поговорите с ним. Может, приглянется вам, человек он весьма ученый.
Может так случиться, что через месяц, а может, недели уже через две, горцы примутся жечь его дом и его пристани. Мужики с бабами, которых он пригнал из-под Нойнсбурга, станут разбегаться радостные. А он сейчас умелого управляющего нанимать будет? Да, будет, почему-то Волков верил в свою звезду.
– Ну, зовите его, госпожа моя.
Пришел человек высокий, немолодой, пятидесяти лет. Худой, но видом бодрый, в хорошей одежде. В руках он держал весьма толстую книгу, на боку у него висела чернильница и пенал для перьев, как у заправского писца. Пальцы от чернил черные – грамотный. Это Волкову сразу понравилось.
– Эрнст Кахельбаум, – представился человек с низким поклоном. – Последние двенадцать лет работал управляющим у графа фон Малена во всех его доменных владениях.
– А отчего же вас от должности отставили? – спросил кавалер.
Эрнст Кахельбаум сразу как будто обиделся, но отвечал он с почтением:
– Я не отставлен был от должности, а ушел по своему разумению.
– Ах вот как, – продолжал Волков и указал на книгу, что была в руках управляющего. – А что это за книга у вас?
– То простая книга, с чистыми листами, – начал объяснять Эрнст Кахельбаум и показывать книгу кавалеру, – но у меня в ней будут вписаны все добытки и все траты вашего хозяйства. Все будет занесено в таблицы и реестры, вот видите, вот сюда. – Он стал показывать расчерченные страницы книги. – И ни о чем я не позабуду и ничего не пропущу.
«О, да ты, братец, из тех ученых зануд, что все записывают».
– Я это сам изобрел, – говорил управляющий с гордостью, тыча испачканными в чернилах пальцами в расчерченные страницы книги, – весьма полезно то для ведения хозяйства. В том числе и господин всегда сможет проверить, как идут дела в его земле. Разобраться в этом не сложно, главное – желание иметь и грамотным быть.
– Уж очень вы учены, – сказал кавалер задумчиво, – какую же вы плату потребуете за ученость свою?
– Прошу я немного, – отвечал Эрнст Кахельбаум, – прошу лишь шестьдесят талеров Ребенрее и два процента с прибыли.
– Шестьдесят талеров содержания да еще два процента? – удивился кавалер.
А тут заговорил Ёган:
– Господин, вы больше тысячи душ приведете, мне с такой прорвой не справиться, ей-богу, я даже думать боюсь, что мне с ними со всеми делать. Возьмите этого господина. Сразу видно, что он человек сведущий.
– Два процента! – воскликнул кавалер. – Да еще содержание.
– Господин мой, – заговорила Бригитт, – давайте возьмем этого ученого мужа, коли станет он нам не по карману, так будем его просить уйти. А пока пусть он поможет.
– Да-да, – поддерживал ее Ёган, – я с господином Эрнстом Кахельбаумом говорил, он и в посевах, и в скоте, и в земле оказался сведущ. Как только я сказал ему про нашу землю, так он сразу мне назвал, что будет у нас расти, а что нет, и все без ошибки.
Волков немного подумал и спросил:
– А отчего же вы все-таки ушли от графа?
– Говорить о своих нанимателях прежних считаю неприличным, – важно отвечал Эрнст Кахельбаум.
– Неприличным? Ну что ж, может, вы и правы… – произнес кавалер. – Ладно, я вас беру, но управляющим будет мой человек Ёган. Его я знаю не первый год, он мне предан. А вы станете вторым человеком, и его слово над вашим будет решающим.
– Воля ваша, господин, – отвечал Эрнст Кахельбаум с поклоном. – Соберу семью и вещи и через два дня окажусь у вас.
Когда он ушел, Волков, садясь в карету к уже сидевшей там Бригитт, заметил:
– Дорог, да еще и спесив. И не говорит, почему от графа сбежал. Подбили вы меня на глупость, кажется.
– Господин, мне одному со всем не справиться, – говорил Ёган, закрывая за ним дверцу. – Слыхано ли дело, тысяча душ придет. И мне отвечать за всех! Боязно.
– Боязно! – передразнил его Волков. – Трус!
Дома были уже ночью. Сыч с Ежом пришли к господину и спросили, что делать с пленным.
– Он мне еще нужен, – ответил Волков.
Кавалер надеялся, что, когда вернется с войны, все-таки вызнает наверняка, кто и почему на него нападал. А мысли у него были. Подозрения были. И зачинщик, кажется, уже нашелся. Одного недоставало – причины. Но ничего, когда он найдет зачинщика и припрет его к стене, поставив перед ним разбойника-свидетеля, то все и выяснится. А пока он, не зайдя даже домой, чтобы поцеловать жену, лишь высадив Бригитт, поехал сразу в трактир. Кабак был битком. Духотища страшная, откуда столько всякого народа набралось – непонятно.
Раньше, когда Волков только приехал в Эшбахт, была тут пустыня, в деревню кабаны дикие забегали, а сейчас в полночь за столом в кабаке места свободного не найти. Поденщики, купчишки мелкие и не очень, строители, девки, солдаты из тех, что ранены были или изувечены в прежних делах и в новый поход с господином не пошли…
Трактирщик немедленно прибежал, кланяясь.
– Присесть желаете, господин?
– Нет, – ответил кавалер сухо и огляделся. – Народу у тебя тут много. Нет ли воров? Имей в виду, ни жуликов, ни воров тут не потерплю. Узнаю, что воры завелись или, пуще того, конокрады, так и их выгоню, и тебя с ними.
– Что вы, что вы, господин! – уверял хозяин заведения, перепугавшись. – Ни воров, ни жуликов тут нет, играют в кости людишки, но по мелочи, без драк, а всех злых людей отсюда господин Сыч сразу отваживает. Они тут не приживаются, нет.
Волков повернулся и пошел наверх в покои. Думал будить Агнес, а она не спала. Да еще и одета была в платье, словно ждала его.
– Я свои дела решил, – сказал он, поздоровавшись и садясь на постель подле девушки. – Теперь ты делай.
– Сделаю, – отвечала девица. Лицо ее белое, красивое, но холодное аж до
