Вавилон. Сокрытая история - Куанг Ребекка

Профессор Плейфер прислонился к перилам на балконе второго этажа, напротив ротонды, беседуя с профессором Чакраварти. Профессор Чакраварти, видимо, пошутил, потому что профессор Плейфер рассмеялся, покачал головой и окинул взглядом вестибюль. Увидев Робина, он вытаращил глаза.

Как только профессор Плейфер поспешил вниз по лестнице, Робин запрыгнул на стол в центре вестибюля.

– Выслушайте меня! – крикнул он.

Никто в наполненной суетой башне не обратил на него внимания. Виктуар забралась на стол вслед за ним, схватив церемониальный колокольчик, в который обычно звонил профессор Плейфер, объявляя результаты экзаменов. Она подняла колокольчик над головой и трижды энергично тряхнула. Вавилон затих.

– Спасибо, – сказал Робин. – Так вот. Я должен вам кое-что сказать. – При виде массы внимающих слушателей он вдруг не смог найти ни одного подходящего слова. Несколько секунд он просто испуганно моргал, словно онемев, пока наконец не сообразил, что нужно сказать. Он сделал глубокий вдох. – Мы закрываем Вавилон.

К ним протолкнулась профессор Крафт.

– Мистер Свифт, что вы вытворяете?

– Погодите, – сказал профессор Хардинг. – Вы же не должны здесь находиться. Джером говорил…

– Надвигается война, – вдруг сказал Робин.

При этих словах он поморщился, до того неуклюже и неубедительно они прозвучали. Он подготовил речь, но почему-то помнил только главные тезисы, а они теперь звучали глупо. Он видел, как на лицах собравшихся в вестибюле и на балконах верхних этажей попеременно отражаются сомнение, насмешка и раздражение. Даже профессор Плейфер, переводящий дыхание у подножия лестницы, выглядел скорее озадаченным, чем возмущенным. У Робина закружилась голова. Его затошнило.

Гриффин знал бы, как заставить их слушать. Гриффин умел завести толпу, как истинный революционер, всего в нескольких ярких предложениях он нарисовал бы картину имперской экспансии, соучастия, вины и ответственности. Но Гриффина здесь не было, и Робин не придумал ничего лучше, кроме как вдохновиться духом умершего брата.

– Парламент обсуждает военные действия против Кантона, – произнес он, стараясь, чтобы голос звучал громко и властно, проникая повсюду. – Без всякого повода, не считая жадности торговых компаний. Они хотят навязать Китаю опиум с помощью пушек, а фиаско дипломатической миссии, с которой послали наш курс, – всего лишь предлог для начала войны.

Ну вот, наконец-то он произнес что-то осмысленное. По всей башне нетерпение сменилось любопытством и замешательством.

– Какое отношение мы имеем к парламенту? – спросил аспирант с юридической кафедры, которого звали не то Коулбрук, не то Конвей.

– Британская империя ничего не делает без нашей помощи, – ответил Робин. – Мы гравируем пластины, придающие силу ее пушкам, оттачиваем кинжалы владычества. Мы пишем договоры. Если мы откажемся помогать, парламент не объявит войну Китаю…

– Я все равно не понимаю, как это касается нас, – настаивал не то Коулбрук, не то Конвей.

– Касается напрямую, потому что за всем этим стоят наши профессора, – вмешалась Виктуар. Ее голос дрожал, но все равно звучал громче и увереннее, чем у Робина. – У Вавилона кончается серебро, во всей стране кончается, и кое-кто на факультете считает, что можно поправить дело, наводнив китайский рынок опиумом. Эти люди пойдут на что угодно, лишь бы добиться своего, готовы убить тех, кто хочет раскрыть их планы. Они убили Энтони Риббена…

– Энтони Риббен погиб в море, – возразила профессор Крафт.

– Нет, не погиб, – ответила Виктуар. – Он скрывался, пытался помешать империи развязать войну. На прошлой неделе его застрелили. Как и Вималя Шринивасана, Илзе Дэдзиму и Кэти О’Нэлл. Сходите в Джерико, найдите старое здание за лесом у моста и увидите обломки и тела…

В зале зашептались. Вималя, Илзе и Кэти все на факультете любили. Гул нарастал, теперь стало очевидно, что их здесь нет, и никто не знал, где они.

– Они обезумели, – рявкнул профессор Плейфер. Он распрямил плечи, как актер, наконец-то вспомнивший текст своей роли. И театральным обвиняющим жестом ткнул пальцем в сторону Робина и Виктуар. – Они обезумели, связались с бандой воров и бунтовщиков, им место в тюрьме…

Но это заявление присутствующим оказалось переварить еще труднее, чем слова Робина. Раскатистый голос профессора Плейфера, который обычно так увлекал слушателей, сейчас казался слишком наигранным. Никто не имел представления, о чем идет речь, со стороны происходящее казалось спектаклем.

– Почему бы вам не рассказать, что случилось с Ричардом Ловеллом? – потребовал профессор Плейфер. – Где он? Что вы с ним сделали?

– Ричард Ловелл был одним из архитекторов этой войны, – выкрикнул Робин. – Он поехал в Кантон, чтобы получить информацию от британских шпионов, он напрямую связан с Пальмерстоном…

– Это просто смешно, – фыркнула профессор Крафт. – Такого просто не может быть, это…

– У нас есть документы, – сказал Робин. И тут ему пришло в голову, что теперь эти бумаги наверняка уничтожены или конфискованы, но все же как аргумент в дискуссии они сработали. – У нас есть цитаты, доказывающие все. Он годами это планировал. Плейфер в курсе, спросите у него…

– Он лжет, – заявил профессор Плейфер. – Это просто чушь, Маргарет, мальчишка сошел с ума…

– Но сумасшедшие не говорят так связно. – Профессор Крафт нахмурилась, переводя взгляд с профессора Плейфера на Робина и обратно. – А ложь используют для собственной выгоды. От его рассказа выгоды нет никому, уж точно не этим двум, – сказала она, указывая на Робина и Виктуар. – А говорит он связно.

– Уверяю тебя, Маргарет…

Робин обратился к ней напрямую:

– Профессор, прошу вас, поверьте, он хочет развязать войну, годами это планировал. Сходите в его кабинет. И в кабинет профессора Ловелла. Просмотрите их бумаги. В них все есть.

– Нет, – пролепетала профессор Крафт и нахмурилась. Она посмотрела на Робина, потом на Виктуар и как будто что-то заметила – быть может, их истощение, сутулые плечи, сочащееся из каждой клеточки горе. – Нет, я вам верю… – Она обернулась. – Джером? Ты знал?

Профессор Плейфер немного помедлил, словно раздумывал, стоит ли притворяться дальше. А потом фыркнул.

– Не делай вид, будто потрясена. Ты знаешь, кто правит бал в башне. Ты знала, что баланс сил скоро сместится, что мы должны как-то восполнить дефицит…

– Но объявить войну невинным людям…

– Не притворяйся, что ты не готова переступить эту черту, – сказал он. – Все остальное тебя вполне устраивало, ты ведь понимаешь, что Китаю особо нечего предложить миру, за исключением потребителей опиума. Так почему бы нам… – Он умолк. Похоже, понял свою ошибку – ведь он только что подтвердил теорию Робина.

Но было уже слишком поздно. Атмосфера в башне изменилась. Сомнения испарились. Раздражение превратилось в осознание, что это не фарс, не истерический припадок, нет, все по-настоящему.

Реальный мир редко проникал в башню. И никто не знал, что теперь делать.

– Мы пользуемся другими языками, чтобы обогатить Вавилон. – Робин оглядел башню и напомнил себе, что не пытается убедить профессора Плейфера, он обращается ко всем остальным. – Мы забираем столько знаний, но они ведь не наши. Мы должны это прекратить. Это вопрос этики.

– Так что вы задумали? – спросил Мэтью Хаундслоу. В его голосе не было враждебности, только неуверенность и замешательство. – Как ты и сказал, теперь решение за парламентом, и как же…

– Мы объявим забастовку.

Ну вот, теперь он обрел почву под ногами, на этот вопрос он знал ответ. Он поднял голову, пытаясь наполнить свой голос уверенностью Гриффина и Энтони.

– Мы закроем башню. Начиная с сегодняшнего дня сюда не зайдет ни один клиент. Никто не будет создавать, продавать и ремонтировать серебряные пластины. Мы откажемся переводить для Британии, пока она не капитулирует, а она капитулирует, потому что нуждается в нас. Больше, чем в ком бы то ни было. Вот так мы победим. – Он умолк. В зале стояла тишина. Робин не знал, убедил ли он всех, не мог понять, что написано на лицах – неохотное согласие или недоверие. – Если мы просто…