class="p1">– Идет?
– Идет, – говорит Гор и начинает вставать.
И когда он вновь на ногах, оказывается, что стоит он в зале Тысячи Гобеленов один-одинешенек. Но в самый последний мучительный момент он кое-что узнает.
И спешит это записать.
– А где Гор? – спрашивает Мадрак. – Он же только что был здесь.
– Отправился домой, – говорит, потирая плечо, Принц. – Теперь давайте я расскажу вам о своей проблеме…
– Мое имя, – говорит Вэйким, – верни его. Немедленно.
– Да, – говорит Принц, – я его тебе верну. Ты – как раз часть той проблемы, о которой я упомянул.
– Немедленно, – повторяет Вэйким.
– Не чувствуешь ли ты себя в этих башмаках чуть по-иному?
– Да.
– И как?
– Не знаю… Верни мне имя.
– Отдай ему рукавицу, Мадрак.
– Мне не нужна рукавица.
– Натяни ее, если хочешь узнать свое имя.
– Хорошо.
Он натягивает рукавицу.
– Ну как, ты не знаешь своего имени?
– Нет. Я…
– Что ты?
– Кажется знакомым, таким знакомым, когда ее сеть охватывает тело…
– Ну конечно.
– Не может быть! – говорит Мадрак.
– Не может? – переспрашивает Принц. – Возьми этот жезл и подержи его, Вэйким. Вот, повесь на пояс ножны…
– Что ты делаешь со мной?
– Возвращаю по праву тебе принадлежащее.
– По какому праву?
– Возьми жезл.
– Не хочу! Ты не можешь меня заставить! Ты обещал мне мое имя. Скажи его!
– Только после того, как ты возьмешь жезл.
Принц делает к Вэйкиму шаг. Тот отступает.
– Нет!
– Возьми!
Принц наступает. Вэйким пятится.
– Я… я не могу!
– Можешь.
– Тут что-то… Какой-то запрет, чтобы я касался этого предмета.
– Подними его – и ты узнаешь свое имя, свое истинное имя.
– Я… Нет! Я больше не хочу его знать! Оставь его себе!
– Ты должен взять его.
– Нет!
– Черным по белому было написано, что ты должен его взять.
– Где? Как?
– Я сам написал это…
– Анубис! – кричит Вэйким. – Услышь мою мольбу! Я взываю к тебе и всем твоим силам! Приди ко мне сюда, где стою я в кольце твоих врагов! Тот, кого я должен уничтожить, у нас в руках! Помоги же мне, ибо я отдаю его тебе!
Врамин окружает себя, Мадрака и Генерала изысканным частоколом языков зеленого пламени.
Стена за спиной у Вэйкима медленно растворяется, и входит бесконечность.
Безжизненно свисает рука Анубиса, глумливо осклабилась его морда, сам он смотрит вниз.
– Превосходно, слуга! – раздаются слова. – Ты отыскал его и загнал в угол. Ну что ж, остался последний удар – и твое поручение выполнено. Воспользуйся фугой!
– Нет, – говорит Принц, – он не уничтожит меня, даже и с фугой, пока у меня есть для него кое-что. Ты узнал его с первого взгляда, тогда, давным-давно. Но уже рядом его истинное имя, и он услышит его.
– Не слушай его, Вэйким, – говорит Анубис. – Поскорее убей его!
– Хозяин, правда ли, что он знает мое имя? Мое настоящее имя?
– Он лжет! Убей его!
– Я не лгу. Подними жезл, и ты узнаешь правду.
– Не прикасайся к нему! Это ловушка! Ты погибнешь!
– Неужели я прошел через весь этот лабиринт деяний, чтобы просто убить тебя таким нелепым образом, Вэйким? Кто бы из нас ни пал от руки другого, в выигрыше всегда будет один пес. Он знает об этом и потому послал тебя совершить чудовищный поступок. Смотри, как он смеется!
– Потому что я выиграл, Тот! Он сейчас убьет тебя!
Вэйким шагает к Принцу, затем опускает руку и вытаскивает жезл.
Он кричит, и даже Анубис отшатывается назад.
Смехом становится постепенно его крик.
Он поднимает жезл.
– Молчать, собака! Ты попользовался мною! О, как ты мною попользовался! Тысячу лет учил ты меня смерти, чтобы мог я не дрогнув убить своего сына и отца. Но теперь ты видишь перед собою Сета Разрушителя, и дни твои сочтены!
Глаза его сверкают сквозь сеть, покрывающую все тело, а сам он парит над полом. Луч голубого света срывается с жезла, зажатого у него в руке, но Анубис успевает ускользнуть, растворившись с молниеносным жестом и едва слышным воем.
– Мой сын, – говорит Сет и касается плеча Тота.
– Мой сын, – говорит Тот, склоняя голову.
Позади них гаснут языки зеленого света.
Что-то темное кричит среди света, среди ночи – где‐то.
Между нами с тобою —
слова,
как известки раствор,
что сцепляет, разделяя,
всех нас воедино.
Их сказать,
тень отбросить от них на страницу
(это – переплетение общих страстей,
узнаванье друг в друге себя,
неотличности нашей под кожей) —
возвести из возможности чистой
собор, чтобы стилосом шпиля
метил он бесконечность.
Когда завтра придет, оно будет сегодня,
и ежели не капля,
значит, вечность
блеснет порой на кончике пера,
когда чернила наших голосов
вокруг теснятся ночью неизбывной
и метит лишь раствор границы
наших клеток.
– Что это за бред? – спрашивает князь Юскиф Рыжий, который во главе двадцати своих воинов направляется опустошать приграничные земли своего соседа, Дилвита из Лильяменти.
Его спутники нагибаются пониже, чтобы разобрать в тумане выбитые на валуне слова.
– Княже, я слышал о подобных штуках, – замечает его помощник. – Это дело рук поэта Врамина, он чаще всего именно так и публикуется: бросает свои стихи на ближайший мир, и там они отпечатываются на самом твердом оказавшемся под рукой материале. Он похваляется, что писывал притчи, оды и поэмы на камнях, листьях, даже, как это, на лоне вод.
– Вон оно что! Ну ладно, а какой в этом смысл-то? Может, это доброе предзнаменование?
– Да нет в нем никакого смысла, князь, ведь все знают, что безумен Врамин, как голинд в пору течки.
– Ну ладно, раз он писал на этом камне, пописаем на него и мы.
– Ха-ха!
– Отец? – говорит тень черной лошади на стене замка.
– Да, Тифон.
– Отец!
И раздается звук, от которого могут лопнуть барабанные перепонки.
– Анубис сказал, что ты погиб!
– Он солгал. Озирис, должно быть, поднял Молот со словами, что спасает Вселенную, поскольку я терплю поражение?
– Да, так оно и было, – говорит Принц.
– Но я не терпел поражение, я одерживал победу. И уничтожить он хотел меня, а не Безымянное.
– Как ты выжил?
– Чистый рефлекс. В тот самый
