Вавилон. Сокрытая история - Куанг Ребекка

– Хватит! – отрезала Виктуар. – Прекратите! Все мы решили совершить государственную измену. Можем ненадолго и смириться с неудобствами.

В половине одиннадцатого из телеграфной комнаты, запыхавшись, выбежала Мегана и сообщила, что из Лондона пришла телеграмма. Все сгрудились у аппарата, с волнением наблюдая, как профессор Чакраварти расшифровывает послание. На мгновение он зажмурился, а потом сказал:

– Нам просто велели заткнуться.

– Что-что? – Робин потянулся за телеграммой. – И больше ничего?

– «Пожалуйста, откройте башню для нормальной работы», – прочитал профессор Чакраварти. – И все.

– Даже без подписи?

– Могу только предположить, что телеграмму прислали напрямую из министерства иностранных дел, – ответил профессор Чакраварти. – Телеграф не передает личных сообщений в такой поздний час.

– И ни слова по поводу Плейфера? – спросила Виктуар.

– Здесь всего одна строчка. И только.

Значит, парламент отказался выполнить их требования, а то и вовсе не воспринял всерьез. Быть может, глупо было надеяться на столь быстрый ответ на забастовку, до того как начнет сказываться дефицит серебра, но парламент мог хотя бы признать серьезность угрозы. Неужели члены парламента решили, что все рассосется само собой? Или хотели предотвратить всеобщую панику? Может, именно поэтому ни один полицейский не постучал в дверь, а лужайка перед входом была безмятежна и пуста, как обычно?

– И что теперь? – спросила Джулиана.

Ответа ни у кого не было. Им стало даже обидно, как детям, которые закатили истерику, но не получили желаемого. Столько хлопот ради такого короткого ответа – все это выглядело так жалко.

Они задержались у телеграфного аппарата еще на несколько мгновений, надеясь, что он оживет и сообщит более интересные новости – что парламент сильно обеспокоен, дебаты затянулись за полночь, а толпы протестующих заполонили Трафальгарскую площадь, требуя отказаться от войны. Но игла оставалась неподвижной. Один за другим они вернулись наверх, голодные и удрученные.

Остаток вечера Робин время от времени выходил на крышу, чтобы окинуть взглядом город в поисках любых признаков перемен или беспорядков. Но Оксфорд оставался спокойным и невозмутимым. Листовки валялись на мостовой, торчали в решетках, бессмысленно хлопали на легком ночном ветерке. Никто даже не потрудился их убрать.

В тот вечер им почти нечего было сказать друг другу. Они соорудили себе постели между полками, примостившись под пальто и найденными мантиями. Дружеская атмосфера дня исчезла. Всех мучил один и тот же невысказанный страх, что забастовкой они лишь обрекли себя на мучения, а их крики так и не услышат в непроглядной тьме.

На следующее утро рухнула башня Магдалины.

Никто такого не предполагал. Они поняли, что произошло, лишь проверив журналы заказов на работы, откуда узнали, как это можно было предотвратить. Башню Магдалины, второе по высоте здание в Оксфорде, с восемнадцатого века поддерживали инженерные ухищрения с использованием серебра, поскольку ее фундамент за много веков начал рассыпаться. Ученые Вавилона проводили плановое обслуживание опор каждые полгода, в январе и в июне.

Через несколько часов после катастрофы забастовщики выяснили, что в течение последних пятнадцати лет башней Магдалины занимался профессор Плейфер и записи об этих работах были заперты в его кабинете, недоступном для изгнанных преподавателей Вавилона, которые даже не вспомнили о предстоящей проверке. В почтовом ящике обнаружился шквал сообщений от запаниковавших членов городского совета, которые ожидали профессора Плейфера накануне вечером и только на следующий день обнаружили, что он в больнице, накачан лауданумом и без сознания. Один член совета все утро стучал в дверь Вавилона; никто его не слышал и не видел, потому что охранная система приглушала все звуки, мешающие ученым и студентам.

Тем временем срок башни Магдалины подошел к концу. В девять вечера в недрах ее фундамента раздался грохот, который слышали по всему городу. Робин с компанией как раз завтракали, и на столе зазвенели чашки. Все решили, что это землетрясение, пока не бросились к окнам, откуда увидели, что дрожит только одно здание вдалеке.

Они побежали на крышу и столпились вокруг профессора Крафт, которая рассказывала, что видит в телескоп.

– Она… она разваливается.

К этому времени перекос башни было видно уже невооруженным взглядом. С крыши дождем посыпалась черепица. Огромные куски башни сыпались вниз.

Виктуар задала вопрос, на который больше никто не отважился:

– Думаете, внутри кто-то был?

Если там кто и был, по крайней мере, им хватило времени, чтобы выбраться. Здание тряслось вот уже четверть часа. Так уговаривали себя переводчики, оправдываясь и не в силах думать о худшем.

В двадцать минут десятого все десять колоколов на башне зазвонили одновременно, без ритма и мелодии. Звук все нарастал, становясь невыносимым, Робину и самому хотелось закричать.

А потом башня обрушилась, как замок из песка, у которого подмыло основание. Здание упало всего за десять секунд, но грохот не стихал почти минуту. А после этого на том месте, где когда-то стояла башня Магдалины, осталась большая груда кирпича, пыли и камней. И это было прекрасно, кошмарно прекрасно, потому что нарушало все правила. Городской ландшафт в одно мгновение резко изменился, и это выглядело одно- временно потрясающе и жутко.

Стиснув руки, Робин и Виктуар наблюдали за падением башни.

– Это наших рук дело, – сказал Робин.

– Это еще не самое худшее, – добавила Виктуар, не то с восторгом, не то с испугом. – Все только начинается.

Значит, Гриффин был прав. Вот что было необходимо: демонстрация силы. Если умы людей нельзя завоевать словами, придется убеждать их, разрушая.

Теперь парламент капитулирует за считаные часы. Ведь что это, как не доказательство эффективности забастовки? Город не смог пережить отказ Вавилона обслуживать серебряные пластины.

Однако профессора не были настроены столь же оптимистично.

– Это не ускорит события, – сказал профессор Чакраварти. – Теперь наши противники знают, что следует быть бдительными.

– Но ведь это предвестник грядущих разрушений, – возразил Ибрагим. – Так? Какое здание упадет следующим? Библиотека Рэдклиффа? Шелдонская?

– Падение башни Магдалины было случайностью, – сказала профессор Крафт. – Но профессор Чакраварти прав. Теперь все будут настороже, постараются предотвратить дальнейшие повреждения. Теперь речь идет о гонке со временем – они наверняка пытаются создать новый центр перевода в другом месте, прямо в эту самую минуту…

– А у них получится? – спросила Виктуар. – Башня в наших руках. У нас все записи о необходимых работах, инструменты…

– И серебро, – напомнил Робин. – Все серебро у нас.

– Это болезненный удар, но очень скоро они залатают самые серьезные прорехи, – сказала профессор Крафт. – Они дожидаются, пока мы сдадимся и выйдем, ведь каши нам хватит максимум на неделю. И что дальше, Свифт? Умрем с голода?

– Значит, нужно ускорить события, – отозвался Робин.

– Каким образом? – поинтересовалась Виктуар.

– С помощью резонанса.

Профессор Чакраварти и профессор Крафт переглянулись.

– Откуда он об этом знает? – спросила профессор Крафт.

Профессор Чакраварти виновато пожал плечами.

– Пришлось ему показать.

– Ананд!

– И что в этом плохого?

– Ну, очевидно…

– Что такое резонанс? – спросила Виктуар.

– Это на восьмом этаже, – ответил Робин. – Пошли, я покажу. Таким способом поддерживаются пластины, находящиеся далеко, – те, которые работают недолго. От центра к периферии. Если удалить центр, все посыпется, так?

– Тут есть моральная дилемма, – сказала профессор Крафт. – Отказывать в обслуживании и ресурсах – это одно, но прямой саботаж…

Робин фыркнул.

– И сейчас мы будем спорить из-за морали? Серьезно?