Но путешествие казалось бесконечным. Один или два раза фургон останавливался, давая возможность передохнуть животным. Но кучер ни разу не заговорил с пассажирами, и Гришильда тоже молчала. Да и сам Рамсей опасался говорить, плохое владение языком может выдать его кучеру.
Наконец в зелёной стене показался просвет. Вапити вырвались на освещённое солнцем пространство и заревели, радостно предвкушая конец пути.
Три четверти поляны занимало низкое здание и окружающие пристройки. Стены были сложены из того же красного камня, что и столб в лесу, но эта постройка представляла собой жилой дом с узкими, забранными решётками окнами и простой дверью на больших петлях и с запором. Черепичная крыша у карниза поросла зелёным мхом.
Фургон остановился перед дверью, которая открылась, прежде чем они успели выйти. На пороге стояла женщина с закатанными рукавами платья, а пояс подтягивал юбку, словно он приготовилась к какой-то работе. Тело у неё было плотное, короткое, лицо широкое, с приплюснутым носом, настолько не похожее на лицо Теклы, словно женщина принадлежит к другой расе, хотя кожа того же коричневого цвета. Чёрные, но не короткие, как у Теклы и Гришильды, волосы были заплетены в косу, а коса обёрнута вокруг головы и заколота несколькими медными булавками с головками из того же металла.
Женщина низко поклонилась Гришильде, потом неуверенно взглянула на Рамсея. Гришильда произнесла несколько фраз, которых Рамсей не понял, и женщина и ему отвесила почтительный поклон.
— Это Эмека, жена главного лесничего и хранителя дома. Она из Заговы и плохо владеет нашим языком. Я сказала ей, что ты дальний родственник госпожи. Позже я подробней расскажу ей историю, которую придумала госпожа.
Они вошли в длинную комнату с зияющим провалом огромного очага против двери. Внутри царили тени, потому что узкие окна пропускали очень мало света. Пол был каменный, каменные же стены покрывали ковры грубой работы с рисунками и гербами, которых Рамсей не знал.
На широкой доске над камином стояли три маски из начищенной меди. Рамсей узнал довольно реалистичные изображения волка, оленя и дикого кабана. Изогнутые клыки кабана придавали маске злобный, угрожающий вид.
Массивная мебель выглядела так, словно стоит здесь столетия. Дерево потемнело от времени. У камина расположились две скамьи с высокими спинками, несколько стульев, длинный стол и вдоль стен тянулись сундуки и буфеты.
Немного погодя — Гришильда осталась внизу — Рамсея провели по лестнице с неровными ступенями наверх в комнату, где он нашёл такие же массивные, как и мебель внизу, кровать с резными столбиками, два шкафа, стол и несколько стульев. На занавесях застыли различные животные, столь же реалистичные, как и маски. В комнате пахло затхлостью, как будто ею давно не пользовались.
Эмека торопливо прошла мимо Рамсея, открыла оба зарешеченных окна, чтобы впустить воздух и немного света. Потом снова поклонилась и вышла. Рамсей осмотрелся и обнаружил за одним из занавесов примитивную ванную — вода постоянно текла через отверстие в стене, словно её качали из какого-то источника. Воду можно было набрать в небольшую ванну в полу, заткнув пробкой отверстие. Но мыться, решил Рамсей, нужно быстро, иначе вода заполнит ванну и затопит всю комнату.
Его больше интересовала кровать: пришлось признаться, что очень захотелось спать. Спать — и он всё ещё надеялся, что если уснёт достаточно крепко, то проснётся в своём родном мире. Он разделся и заполз в пещеру кровати. Свежие простыни слегка пахли цветами или травами. Рамсей со вздохом опустил голову на подушку.
На этот раз он не лежал без сна, пытаясь понять, что же произошло. И если ему и снилось что-нибудь, проснувшись, он не помнил.
Рамсея разбудил стук в дверь. В узкие окна по-прежнему светило солнце. Он сел и закутался в одеяло. На мгновение забылись все слова, которые Гришильда вколачивала в него во время путешествия. Он не мог вспомнить ни одного, даже самого простого выражения. Но потом взял себя в руки, выбрался из постели, подошёл к деревянной двери и поднял запор.
Снаружи стоял человек с большим медным кувшином в руках, из кувшина поднимался пар; через плечо у пришедшего свисала свежая одежда.
— Твой слуга, лорд… — человек в грубоватом приветствии кивнул головой.
Он был одет в коричневое, с обязательным изображением кошачьей головы, на этот раз на медном значке, приколотом у плеча. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке; возможно, никогда раньше не исполнял роль камердинера. Но налил горячей воды в ванну, и Рамсей, помня, что ванна может переполниться, быстро ополоснулся. Лесник вернулся в комнату и положил на кровать принесённую одежду. Как и его собственная, она состояла из облегающего коричневого трико и зелёной куртки, но была сшита из более тонкого материала. На медном значке поблескивала сверкающими камнями глаз кошачья голова.
— Леди Гришильда, лорд, — человек говорил медленно, как будто тоже подыскивал слова на чужом языке. — Она просит вашего благородного присутствия. Получено сообщение…
Рамсей поблагодарил и быстро оделся. Человек оставил его в одиночестве в комнате, где лучи заходящего солнца уже не касалось пола. Сообщение? Рамсей посчитал, что оно может прийти только от одного человека — от Теклы. И решил, что скоро у него появится возможность расспросить девушку, задать вопросы, которые звучат у него в сознании как будто уже несколько дней.
Он нашёл Гришильду внизу. Она сидела на стуле у стола, накрытого кремового цвета скатертью. На столе стояли тарелки, лежали ложки, вилка с двумя зубцами и нож, все с одинаковыми ручками.
Гришильда при его появлении встала и склонила голову, создавая впечатление, подумал Рамсей, что он выше её рангом. Но юноша ответил на её молчаливое приветствие поклоном, который скопировал у лесника.
— Леди…
Она улыбнулась.
— Ты очень любезен, мой лорд. Не пожелаешь ли сесть и поесть? Конечно, здесь не городской пир. Но еда вкусная.
Она указала на стул во главе стола. Рамсей занял место, и Эмека и молодая девушка, похожая на неё, торопливо принялись обслуживать его.
Как и пообещала Гришильда, еда оказалась вкусной и питательной. Половина какой-то птицы в соусе, тёмный хлеб, мёд в сотах, сладкий картофель, бобы — овощи запечённые, с каким-то необычным вкусом. Пища опять напомнила американцу об его собственном мире; именно это сходство, каким бы незначительным оно ни казалось, больше всего его тревожило.
— Ты получила послание, леди? — он не мог больше ждать.
Гришильда кивнула.
— Оно пришло птичьей почтой, так госпожа всегда шлёт сюда сообщения. Она уже на пути сюда, но сначала должна побывать в Иртише, своём доме, и потому задерживается. Лазутчики Улада следят за ней — это несомненно. Хотя подозревают ли… — Гришильда пожала плечами. — По одному подозрению они не посмеют её задержать. Поскольку Каскар мёртв, обручение не состоится и она имеет полное право вернуться в Олироун. Мы можем ожидать сё через два дня, может, даже раньше.
