Торнан последовал совету поручика, поднес бумагу к глазам. Все точно – уволен как пренебрегающий службой без уважительных причин, с лишением чина и выслуги…
– Это какая-то ошибка, – твердо заявил ант.
– Что значит – ошибка?! – взвился поручик. – Вот, тут и подпись начальника стражи, и печать! Устав забыли?! Отсутствующие шесть месяцев на службе без данного командованием разрешения подлежат увольнению…
– Да я выполнял поручение храма Тиамат! – взвился Торнан. – Об этом должна быть запись – все было утверждено…
– Этими вашими храмовыми делами будете другим головы дурить, – важно бросил сопляк. – Это раньше было не понятно, где кончаются вольности храмов и своеволие подданных и начинается власть короля. Теперь все будет по-другому! Впрочем, ты, конечно, можешь обжаловать приказ…
– А деньги? – зачем-то спросил Торнан и почувствовал себя идиотом.
– Какие еще деньги? Ах, жалованье? Ну, и какое еще жалованье тебе нужно? Скажи спасибо, что под суд не отдали! – вальяжно откинулся в кресле его собеседник.
Махнув рукой, северянин поплелся к выходу.
– Постой-ка! – встрепенулся поручик.
– Ну, что еще?!
– Сдай знак офицера, чужеземец, – презрительно бросил тот. – Ты больше не имеешь права носить его.
Торнан равнодушно снял жетон и аккуратно положил перед юнцом.
– Теперь можешь проваливать, – лениво бросил тот. – И вообще, давно пора вас, зверей, перестать набирать в войско – и без вас справимся.
Торнан вздохнул, тяжело нависнув над столом, в который уперся обеими руками. Поручик тревожно заерзал – а вдруг оскорбленный дикарь хочет его зарезать?
– Ты все же зря со мной так, – пожал плечами Торнан. Имей в виду, мой лучший друг – граф Беркс: слышал, может быть, про такого? Он генерал, а семья его кое-что значит в Корге. Так что смотри… Вот восстановят меня на службе, поеду я обратно на побережье… и тебя с собой прихвачу. А то непорядок – служишь в Страже Севера, а наверняка и норглинга живого ни разу не видел.
И, насладившись испуганным выражением лица молокососа, удалился.
Честно говоря, он не собирался жаловаться на несправедливость, и уж тем более – беспокоить унтер-генерала по этому поводу. Деньги у него есть, а с деньгами в Кильдаре ты сам себе капитан. Хотя обидно, конечно. Пять лет, два ранения, два собственноручно убитых эрла, сотни освобожденных пленников, десятки сел и дворянских усадеб, которые остались целы благодаря ему и его ребятам… И вот – вместо благодарности!
Да, вот кстати – а что ему делать с деньгами, полученными от храма?
Купить корабль и, как встарь, заняться контрабандой? Хотя зачем же контрабандой: и на нормальную торговлю монет хватит. Правда, торговец он никакой… А может, прикупить приличный постоялый двор да стричь доход с путников да купцов? Заодно и на вышибалах можно будет сэкономить.
Тем более денег хватит даже на два заведения.
Или, как говорил Чикко, купить земли да зажить помещиком, собирая оброк с арендаторов и охотясь на оленей и податливых пастушек?
Или просто пропить да прокутить всю добычу, как водится у лихих людей?
Но все-таки – как же с ним обошлись, выкинули как щенка ни за что ни про что!
Вернувшись в храм, он уже приготовился излить душу приятелю, но, увидев торопливо шагавшего ему навстречу по внутреннему двору Чикко, чье лицо отображало радость, решил не портить другу настроение.
– Вот, дружище, – Чикко показал ярко раскрашенный пергамент, – угадай, что это такое?
Торнан угадал, но не стал лишать фомора повода похвастаться.
– Это патент мага, вот, – Чикко радостно притопнул. – Подписан тремя городскими колдунами, да еще старшим жрецом храма Тиамат, удостоверяющим, что я благочестивый и достойный чародей, оказывавший храму услуги и с черной магией не знавшийся. И все задаром. Так что получу свое золото и поеду в Сиракс или в Гомм.
– А почему туда? – удивился Торнан. – Ты ж вроде хотел в Корге дело открыть?
– Да видишь какое дело, – фомор слегка помрачнел. – Бумагу мне, конечно, дали, и деньгами обещали не обидеть, только… Только вот посоветовали подальше от столицы нашей богоспасаемой обосноваться. Вот…
Мысли северянина в эту минуту были довольно неблагочестивы, и будь его воля, он бы высказал много разнообразных слов, характеризующих благодарность сильных мира сего.
– Торнан, – вдруг толкнул его маг, – взгляни-ка: это Марисса, или у меня с глазами стало плохо?
Обернувшись, Торнан увидел, что во дворик и в самом деле вошла Марисса. И понятно было, почему его приятель так удивился. Темно-синее платье до лодыжек, строго повязанный платок, изящные полусапожки с красными шелковыми кистями и серебряным набором. Под платком вились тугие девичьи косы. Вид вполне благочестивый. Под мышкой длинный предмет, завернутый в рогожу.
– Привет! – радушно бросил Торнан, и осекся. Что-то было не так.
– Вот, пришла собрать вещи, – сообщила она.
– Что, тебя опять куда-то посылают? – Он непонимающе поднял брови.
Покачав головой, она вытащила из-за обшлага рукава свиток, развернула его… Губы ее дрогнули, сложились в подобие улыбки.
– Постановить, что старший воин храма Тиамат Неизреченной и Всеблагой, Марисса а'Сайна а'Кебал, не может далее служить в святом воинстве, поскольку совершала многие поступки, противные заветам Великой Матери и несовместимые с истинным благочестием, – бесцветным голосом процитировала она. – Как-то – пьянство, сквернословие, непочтение к служительницам богини, драки в кабаках и посещение мест разврата. Кроме того, она состояла в Братстве Феанны, которое не почитает Тиамат, и состоящие в коем женщины, как говорят достойные доверия слухи, отличаются противоестественными склонностями, о которых неуместно здесь говорить… – Она сделала судорожную паузу. – …А посему решено означенную Мариссу отрешить от служения богине, без права ношения оружия и нового поступления на службу.
Торнан только удивился – как похожа оказалась их участь.
– Однако поелику означенная Марисса показала себя хорошим воином и отличалась не раз, то выплатить ей жалование за шесть лун вперед…
Она небрежным движением бросила свиток на мостовую.
Почему-то Торнану захотелось вдруг подойти к этой сильной и такой теперь несчастной молодой женщине, погладить по волосам и сказать, что все будет хорошо, и у них будет четверо сыновей и трое дочерей – таких же красивых и хороших, как она…
Но вместо этого он, кашлянув, произнес:
– Рисса, вот что я хочу сказать… В Эредии – это на крайнем западе, двенадцать дней пути морем, – есть община женщин-воинов. Даже не так: это очень старая община женщин, живущих по своим законам, тех, кто не приемлет мужской власти. Есть там и воительницы, и купцы, и те, кто занимается ремеслом. Их никто не тревожит – эредийцам наплевать на все, кроме денег, они еще похлеще картагунийцев в этом смысле. Так вот, одна из Старших Матерей этой общины – ну, проще говоря, правительниц, – кое-чем мне обязана…
