а грызть железо и того глупее.
Повелитель Молний указал на обитые алым бархатом кресла у окна, с трудом сдержал накатившую зевоту и обреченно спросил:
– Капитан, вы хотите сказать что-то важное?
– Монсеньор, гарнизон Эпинэ счастлив, что вы вернулись. Теперь мы победим!
Ну и логика, не хуже чем у достославных, но гоганы хотя бы торговать умеют. Иноходец с тоской взглянул на исполненное уверенности круглое лицо.
– Победим? – только бы не уснуть посреди неизбежной речи. – Кого вы имеете в виду?
– Олларов, – отрезал Карваль. – Мы готовы. Ждали только вас, но не надеялись, что вы приедете так быстро.
– Меня?! – Вот теперь Робер не только проснулся, но и обалдел. – Так это вам я обязан приглашением? Вам не кажется, что подделывать чужие письма недостойно, особенно если это письмо матери к сыну?
– Монсеньор, – бедняга капитан изрядно побледнел. – Это не так! Мы б никогда не осмелились!.. Я…
– Хорошо. – В любом случае с письмом следует разобраться, и чем скорее, тем лучше. – О чем вы мне писали, если писали, кто повез письмо, когда это было?
И так почти сросшиеся брови Никола превратились в сплошную черту.
– За неделю до кончины Монсеньора. Письмо я помню. Не наизусть, конечно, но помню. Я сам его писал под диктовку.
– Чего хотел дед?
Крепыш в красном сжал и разжал кулаки, особой сообразительностью он явно не страдал.
– Говорите. Я приказываю.
– Монсеньор… покойный герцог был человеком резким.
– Я знаю. – Еще бы он не знал. Резкий – самое малое и самое лестное, что было можно сказать про Анри-Гийома Эпинэ. – Оставьте извинения, капитан. Письмо пропало, но я должен знать его содержание. И не пытайтесь ничего смягчить. Вы поняли?
– Да, Монсеньор! – Карваль посмотрел сюзерену в глаза: – Его светлость писал, что вы – его последний внук и долг повелевает вам поднять знамя Эпинэ и очистить свой дом от олларского мусора. Он приказывал вам немедленно вернуться. Его светлость надеялся дожить до того дня, когда вы швырнете к его ногам черно-белые тряпки. А если бы вы отказались приехать и остались, простите, под чужой юбкой, его светлость бы вас проклял.
Подробности гонец должен был передать на словах. Его светлость перечел письмо, я его запечатал и вызвал гонца. Моего брата. Его светлость пожелал сам дать ему наставления.
– Я не видел вашего брата.
– Монсеньор, Аннибал не подменял письма!
– Это не имеет значения, – Робер глянул на помертвевшее лицо. Только б неизвестный Аннибал не оказался его единственным родичем. – Скорее всего мы разминулись. Вы искали меня в Агарисе?
– Да, Монсеньор.
– Я был в Алате. Надо полагать, ваше письмо просто опоздало и не имеет никакого отношения к подделке.
А кто имеет? Это не мать, не дед и никто из Маранов. Им приезд наследника нужен меньше всех. Однако неизвестный прекрасно осведомлен и о делах в Эпинэ, и о семье Повелителей Молний. И у него есть или был доступ к отцовской печати.
– Монсеньор, позвольте вас заверить…
– Прекратите, капитан. Не будем гадать, откуда взялась фальшивка. Что должен был передать ваш брат на словах?
– Монсеньор! – в глазах Карваля вновь засиял фанатичный огонь, и Робер поежился. – Эпинэ не вотчина Олларов, у нас есть свой сюзерен, и у нас есть своя гордость. Мы освободили бы Талигойю, если б не тупость северян, но пора сбросить этот камень с нашей шеи. Эпинэ проживет и без них!
О великой Эпинэ Робер уже слышал. От кого-то из агарисских сидельцев… Или речь шла не о великой Эпинэ, а о великой Придде? Хотя, по большому счету, великой может стать только Кэналлоа, выбор у остальных провинций невелик: или держись Талига, или отправляйся в брюхо кому-то из соседей.
Только сейчас нет даже такого выбора. «Великая Эпинэ» просуществует ровно до подхода Южной армии и вкусит любовь по-имперски. Но не от Дивина, а от Ворона, хотя попробуй втолковать это инсургенту с горящим взором.
– Вы намерены отложиться от Талига?
– И мы отложимся. Монсеньор, все готово, мы ждали только вас.
Это он уже слышал. Если дед и впрямь собирался отложиться от Талига, те, кто навязал ему опекунов, правы. В здравом уме и твердой памяти такого не придумаешь!
– Капитан, – Робер старался говорить спокойно и понятно, – восстание обречено. У Эгмонта Окделла было намного больше сил, чем сможем собрать мы.
– Окделлы никогда не были полководцами, Монсеньор, а в вас течет кровь маршалов.
И все эти маршалы служили Талигу, а дед и отец маршалами не стали. Ни по званию, ни по талантам. Сейчас в Талиге настоящих полководцев двое: Алва и фок Варзов. Хотя, может быть, он несправедлив к Савиньякам и Рудольфу Ноймаринену.
– Монсеньор, мы не сомневаемся в вашей шпаге, а вы не сомневайтесь в нашей верности!
– Господин Карваль, – только бы не сорваться. Во имя Астрапа, нужно удержать этих коней, иначе тут будет вторая Ренкваха. – Мое имя не Шарль и не Рене, и у нас нет ни армии, ни оружия, ни фуража.
– У вас есть армия, – в голосе Никола послышалось торжество, – мы готовились все эти годы. Ваш дед был великим человеком. Он понял, что нельзя освободить всю страну и что страна эта недостойна свободы. Эпинэ отдала делу спасения Талигойи лучшее, что у нее было. Мы ничего не должны ни Окделлам, ни Приддам, пора подумать о себе! Монсеньор, пришло наше время. Дорак мертв, в Олларии заправляют Манрики и Колиньяры. Ворон и Эмиль Савиньяк в Урготе, фок Варзов и Лионель Савиньяк на севере. В распоряжении губернатора только обленившиеся гарнизоны. Горожане и крестьяне недовольны тем, что Оллары утроили налог. В Эр-При и Риенне ждут нашего сигнала. Мы восстанем…
– …и будем разгромлены!
– Нет, потому что в Урготе дожди. Южная армия не сможет переправиться через Кайн, а Северная – слишком далеко. Против нас будут только драгуны и сборщики налогов. Гарнизонам хватит дел в городах, там тоже есть наши люди.
– Не стоит… – начал было Иноходец и замолчал. Никола явно повторял чужие слова, и слова эти слишком напоминали рассуждения Хогберда о Варасте, чтобы от них можно было отмахнуться. – Говорите, капитан.
– Мы обратимся к Святому Престолу, – жизнерадостно сообщил коротышка, – и к странам Золотого договора с жалобой на Олларов, обложивших нас непосильным налогом. Мы потребуем признать Эпинэ суверенным государством по тем же причинам и на тех же правах, что и Алат, а если…
– Не так быстро. Сначала ответьте, вы это сами придумали?
– Это то, что мой брат должен был передать вам на словах.
Поехал бы он, получив настоящее письмо? Может, и поехал, но поднимать бунт не стал бы. И сейчас не станет. Лучше таскать на себе проклятье свихнувшегося старика, чем угробить тысячи людей и проклясть себя самому.
Если бы дед не умер, его следовало убить, чтобы Кайн не превратился в Биру… Чудовищно… Даже по сравнению с варастийской авантюрой! Восставших кроликов затопчут и не заметят, не осенью, так весной. Отсюда даже к границе не пробиться. Вернее, пробиться-то
