можно… Чтобы налететь на Южную армию. Алва найдет, где встретить бунтовщиков, а уповать после Сагранны на Золотой договор и вовсе самоубийство.
После Сагранны… Вот и ответ. Дивину нужно отвлечь Ворона от Бордона, а может, и от своих границ, и «павлины» швыряют в топку все, что горит. А Старая Эпинэ по милости Колиньяров и деда вот-вот вспыхнет.
Как эти дурни не понимают, во что их втягивают?! Лэйе Астрапэ, как?! Зато теперь прояснилось с письмом – Гайифа постаралась. Для полного парада восстанию требуется вождь. Ошалевшим юнцам и недовыбитым в Ренквахе упрямцам нужно складывать головы за кого-то, а не просто так. Глупые головы, отчаянные и глупые.
– Никола, у вас есть воинский опыт?
– Я служил в Южной армии под началом маршала Ариго, – отчеканил капитан, – и был уволен вместе с другими офицерами. Моя семья всегда была верна дому Эпинэ. Его светлость пригласил меня возглавить гарнизон Эпинэ, и я согласился.
Никола Карваль пороху не нюхал, а последнее время и вовсе кузнечиков гонял, вот и стал великим стратегом. Чем меньше знаешь, тем все кажется проще. Этих обормотов нужно удержать, пока они не завели себе вожака, который потащит всех на убой! Нужно добраться до той дряни, которая заморочила голову деду. И вот с этой-то дряни он и спросит и за Эпинэ, и за Варасту, а потом… Что ж, пусть записывают в предатели.
– Капитан Карваль, – обманывать тех, кто тебе верит, тошно, но идти у них на поводу – преступление, – когда и где я могу встретиться с вашими единомышленниками?
– Я взял смелость сообщить о вашем возвращении самым надежным. Они, в свою очередь, оповестят тех, в ком не сомневаются, и будут ждать знака.
Быстро! Никаких сомнений, сплошные действия… Что ж, герцог, пришла пора расплачиваться за прошлогоднюю авантюру и сохраненную жизнь. Честь ты потеряешь, это точно, но долги надо отдавать. Даже если понадобится кого-то посадить под замок, а кого-то пристрелить… Он будет сдерживать коней, сколько сможет, а графиня Савиньяк даст знать сыну, чтобы не сказать Ворону.
2
– Ро!..
Мать возникла словно из воздуха. Робер не сразу вспомнил про потайную дверцу. Жозина судорожно дышала и не могла произнести ни слова. Робер бросился к ней, но та предостерегающе вскинула руку:
– Беги!
– Что случилось?
– Драгуны… Они все знают… Кто-то донес.
Никола схватился за шпагу. Еще чего не хватало!
– Спокойно, капитан!
– Монсеньор, мы вас защитим!
– Спокойно!
– Беги! – мать рванула цепочку с эсперой, ее губы посинели. Жозина замахала руками, указывая на потайную дверцу, и пошатнулась. Робер все-таки опередил Никола, подхватив падающее тело.
– Во имя Астрапа, за врачом!
– Нет, – она пыталась его оттолкнуть. – Беги… Ро…
– Врача! – проорал Робер, лихорадочно оглядываясь в поисках хоть какого-то ложа, но Арсенальную строили не для любовных утех. Жозина все еще пыталась оттолкнуть не желавшего удирать сына, в ставших огромными глазах бились боль и ужас. Если бы тут был достославный! Гоганы – лучшие в мире врачи, гоганы и мориски…
– Монсеньор, вам нужно бежать, я позабочусь о…
– Приведи Октавиуса!
Проклятый дурак, проклятый толстокожий дурак!
Карваль наконец соизволил шагнуть за порог, но тут же подался назад, и в комнату вступил высокий худощавый блондин, за спиной которого блестели каски. Прошло больше семи лет, но Робер узнал бывшего однокорытника Мишеля с первого взгляда. Барон Ойген Райнштайнер отличался весьма приметной внешностью.
– Господин герцог! – Холодные голубые глаза остановились на запрокинутом посиневшем лице. – Сударыня!..
– Барон, – со спокойным отчаяньем произнес Иноходец, – соизвольте позвать врача, а я в вашем распоряжении.
3
Робер сидел в кресле, а драгуны Райнштайнера выламывали дверь, чтобы пронести Жозину. Сам Эпинэ никогда бы до подобного не додумался, но Ойген был знаменит своей дотошностью и пристрастием к целесообразности. Если больную нужно нести на носилках, а носилки не проходят в дверь, долой дверь. Если исполнению поручения мешает лошадь или человек, долой лошадь или человека. Райнштайнера никто бы не назвал злым, разве можно назвать злым мушкет или топор, но и разговаривать с ним – все равно что разговаривать с мушкетом.
– Роб… Простите, ваша светлость, я сделаю все возможное, – руки Октавиуса дрожали, – у эрэа больное сердце… Ей нельзя подниматься по лестницам и…
И волноваться. Если Жозина умрет, то по милости собственного сына, который сперва свалился как снег на голову, а потом попался. Кто-то донес… Бедный Карваль, он утверждал, что Эпинэ исполнена верности. Вот и ответ. Всегда найдется кто-то, кто станет играть на врагов, и неважно почему. Важно, что будет война.
– Монсеньор… Я могу дать вам успокоительное.
– Не надо, Октавиус.
– Герцог Эпинэ не нуждается в лекарствах, – Райнштайнер положил конец дурацкому разговору, и слава Создателю. – Что маркиза Эр-При?
– Я не могу ни за что ручаться.
– Ваш долг – сделать все возможное.
В воздухе плавала известковая пыль, с лестницы тянуло холодом. Драгуны покончили с дверью и взялись за носилки. Октавиус что-то забормотал и покатился следом. Мимо Робера проплыл заострившийся профиль Жозины, она лежала с закрытыми глазами. Он видит ее в последний раз? Видимо, так и есть…
– Я сожалею, герцог, – таким же тоном Райнштайнер мог заметить, что идет дождь, – мы в одинаковом положении. Моя мать тоже очень нездорова, и я ее последний живой сын.
– Вы исполняете свой долг, барон.
– Но я в щекотливом положении, – в больших голубых глазах мелькнуло нечто трудноуловимое. – С одной стороны, я нахожусь в вашем доме и являюсь вашим гостем. С другой стороны, я, исполняя свой долг, вынужден вас арестовать.
– Логики учат, что некоторые задачи не имеют общего решения, а лишь частное, – пожал плечами Робер. – Сейчас хозяином положения являетесь вы. Будем исходить из этого.
– Вы сняли камень с моей души, – совершенно серьезно произнес бергер. – Ваша матушка нуждается не в вас, а в умелом враче и милости Создателя. Я же на правах хозяина приглашаю вас поужинать. Оставаться здесь неразумно.
Все-таки хорошо, что его взял Райнштайнер, а не какой-нибудь жаждущий выслужиться ублюдок. Бергер лишь исполняет то, что ему велит присяга. Не будет ни издевательств, ни заигрываний, ни попыток обращения в свою веру.
Они молча перебрались в дедов кабинет. Угрюмый лакей принес корзину с запыленными бутылками, но Ойген покачал головой и послал драгуна за своей флягой. У другого это выглядело бы оскорблением, у Райнштайнера – обычной предосторожностью.
– Герцог, – бергер на треть наполнил стаканы чем-то темным и пахнущим горечью, – эта комната прослушиваема?
– Насколько мне известно, нет.
– В таком случае прошу, – Райнштайнер указал на стол, заставленный холодными закусками. – Я налил нам настойку темной полыни. В Бергмарк это весьма любимый напиток. В малых количествах он благотворно действует и на желудок, и на голову.
– В таком случае его следует пить всем, – не выдержал Робер. – Наши головы нужно лечить, и немедленно.
– Не могу не согласиться, – медленно произнес барон. – Должен вам заметить,
