обошлось, конечно, без жертв: несколько подобных плотов развалилось и люди утонули, однако большая часть из трехсот воинов, выбранных Мадзоти, сумела благополучно перебраться на южный берег Лиру.
Высадившись в Кокру, солдаты разбились на небольшие отряды и направились по берегу на запад. С легкостью разбив гарнизоны в дюжине прибрежных городков, они захватили корабли и отплыли на северный берег.
Такую массовую переправу не могли остановить даже воздушные корабли Кокру.
После того как Мате наконец удалось окружить войско Мокри Дзати, Мокри вызвал его на поединок. Они бились от восхода до заката, но никому не удавалось получить преимущество. Пот ручьями стекал по их телам, дыхание с хрипом вырывалось из груди, однако На-ароэнна продолжал рассекать воздух, словно плавник атакующей акулы, а щит Мокри встречал его со стойкостью непреклонного моря; Кровавая Пасть обрушивалась, как карающий кулак Фитовэо, а клинок парировал удар, точно герой Илутан, отбивающий атаки волка. Наконец, когда солнце село и на небе начали зажигаться звезды, Мокри отступил и развел руки в стороны.
– Гегемон! – Его тяжелое дыхание было подобно шуму древних кузнечных мехов, пересохший язык едва ворочался во рту, ему пришлось даже опереться на меч, чтобы сохранить равновесие. – Ты когда-нибудь сражался с такими воинами, как я?
– Никогда, – признался Мата, который действительно еще ни разу в жизни не чувствовал такой усталости – даже во время знаменитого сражения на Волчьей Лапе, – однако его сердце наполняла небывалая радость. – Ты самый искусный противник из всех, с кем мне довелось биться. Сдавайся. Ты достойно сражался, и я оставлю тебя во главе Гана, если принесешь мне клятву верности.
– Я одновременно и рад, и сожалею, что мы встретились при таких обстоятельствах, – улыбнулся Мокри, поднял меч и щит и вновь пошел в атаку.
Две огромные тени в холодном свете звезд продолжали свой поединок, а солдаты завороженно наблюдали за схваткой своих повелителей. По мере того как их движения становились медленнее – воины устали, – поединок стал больше напоминать танец, который могли видеть лишь немногие смертные.
Наконец, когда снова взошло солнце, удар Кровавой Пасти сломал щит Мокри, Мата сделал выпад и вонзил На-ароэнну противнику в грудь, после чего убрал меч в ножны и пошатнулся. Рато Миро, личный телохранитель, бросился вперед, чтобы поддержать гегемона, однако Мата оттолкнул его в сторону и поднял меч Мокри. Он выглядел старым и побитым, без каких бы то ни было украшений, лезвие затупилось, а рукоять все еще хранила следы пота Мокри и оставалась теплой: оружие, достойное короля.
Гегемон повернулся к Рато:
– Ты достоин меча получше, а это оружие должно продолжать жить.
Рато осторожно принял меч, ошеломленный оказанной ему честью.
– Как ты его назовешь? – спросил Мата.
– Простота.
– Простота?
– С тех самых пор как я начал следовать за вами, моя жизнь стала ясной и простой, как песни матери, которые я слушал, будучи ребенком. Мои самые счастливые воспоминания о том времени и об этом.
Мата рассмеялся:
– Хорошее имя! Теперь такая простота встречается редко.
По возвращении в Тоадзу гегемон приказал похоронить Мокри с королевскими почестями. Семью погибшего он не тронул и даже не стал отбирать ни у кого титулы, однако теперь им предстояло жить в Сарузе. Те, кто до самого конца сражался за Мокри, были помилованы, а солдатам и командирам, которые согласились принести ему клятву верности, Мата сохранил звания.
Люди Маты пребывали в недоумении, поскольку ожидали, что предателей жестоко накажут, поэтому гегемону пришлось объясниться:
– Вы не понимаете, почему я так поступил?
Его вопрос был встречен гробовым молчанием, и лишь Мира осмелилась нарушить наступившую тишину:
– Мокри сражался против тебя честно, не прибегая к обману, и верил только в свою силу, надеясь, что сумеет тебя одолеть. В его поражении нет позора. Он герой и проиграл не по своей вине – такова была воля богов.
Мата надеялся, что наступит день, когда все будут понимать его так же хорошо, как Мира.
Армия Дасу переплыла Лиру на захваченных кораблях противника и вошла в Диму, не встретив сопротивления, – город опустел.
Солдаты Ми и Солофи еще не забыли унизительного поражения в Гэфике и обратились в бегство, как только узнали, что армия маршала Мадзоти форсировала Лиру. Конечно, она всего лишь женщина, но теперь все знали, на что способна Гин Мадзоти. Какой смысл с ней сражаться? Лучше сдаться или, что еще надежнее, сбежать, найти способ вернуться в Гэфику и снова заняться фермерством. Говорили, что Куни Гару хорошо управляет своими землями и позволяет неплохо жить арендаторам, не обременяя их непосильными налогами.
Нода Ми и Дору Солофи собирались покончить с собой, когда Мадзоти вошла в город, но были захвачены в плен. В соответствии с пожеланием Куни она обращалась с ними хорошо.
Маршал Мадзоти продолжила свой марш на юг от реки Лиру. Армия Дасу подошла к Дзуди, на границу равнин Порин. Глава местного гарнизона капитан Доса всегда испытывал благодарность к Куни, сохранившему ему жизнь, поэтому вместе со старейшинами широко открыл ворота и поднял знамя, которое было позаимствовано у поваров, имевших официальную лицензию, – оставалось только вручную раскрасить чешую и пририсовать киту рог, чтобы превратить его в крубена.
Несколько верных Мате людей сбежали из Дзуди и доставили известие о победах Дасу на Волчью Лапу. Гегемон еще долго сидел на троне, после того как ему об этом рассказали. Никто не осмеливался заговорить, тихо горели факелы, и тени танцевали на его окаменевшем лице.
«Торулу Перинг прав: я должен покончить с Куни Гару раз и навсегда».
Глава 46
Контратака Маты
Дзуди, восьмой месяц четвертого года Принципата
Когда Куни вернулся домой, отец встретил его со слезами, наконец осознав, что пришло время встать на сторону сына, продолжавшего сражаться с существующей властью, а горожане даже не пытались скрыть свою радость.
Кроме того, пришла еще одна хорошая новость: Пума Йему сумел освободить Джиа с детьми, – и теперь семье предстояло воссоединиться в родном городе.
Куни ждал их у городских ворот с утра до самого вечера, пока на горизонте наконец не появились факелы людей Пумы Йему, сопровождавших карету Джиа.
Тото-тика и Рата-тика забыли отца и отшатнулись, когда Куни протянул к ним руки: маленькая девочка схватила за руку мать, а мальчик вцепился в тунику Ото Крина.
– Кто это, дядя Ото? – спросил Тото-тика, прежде чем Сото успела его остановить, а Ото – смущенно отступить назад.
– О, должно быть, ты па… па, – догадалась Рата-тика, споткнувшись на незнакомом слове.
– Не беспокойтесь, дети очень быстро к вам привыкнут, – попыталась сгладить ситуацию Сото.
Гримаса боли исчезла с лица Куни, и он низко ей поклонился:
– Семья Гару в долгу перед вами.
Сото ответила глубоким джири.
Потом Куни повернулся к Джиа и заключил жену в объятия, и, пока супруги не могли оторваться друг от друга, люди на городских воротах радостно хлопали в
