— Нет, махать крыльями он не умеет…
— Так птицы тоже так же летают — видел же наверно, как чайки висят над берегом и парят над волнами, раскинув крылья…
— Нет, для человека подобный самолёт сделать пока нельзя…
— Да потому что материалы не те — он получится слишком тяжёлый и не сумеет подняться в воздух…
— В Южной Америке есть дерево, называемое бальсой — вот из него можно попробовать…
— Не знаю…
— Ну, ты и спросил…
— Нет, в пушке человека скорее разорвёт…
— Да не знаю я! Я ж трубочист, а не учёный…
Так что к моменту старта Данилка даже слегка утомился. Но зато Великий князь явно оказался очарован странным трубочистом… А затем наступило время триумфа.
— Ты это — держи меня за пояс, а то сверзюсь с дерева ненароком, — попросил парень Николая. Больше для того, чтобы тот почувствовал свою сопричастность, нежели действительно опасаясь падения. Тело ему досталось достаточно ловкое и сильное — работа трубочистом этому способствовала. Не был бы он ловким — давно бы разбился и помер. А то, что он за последние полгода наладил вопрос с питанием и начал регулярно делать развивающие упражнения на те группы мышц, которые раньше не слишком задействовались — ещё более пошло ему на пользу, хотя внешне сдвиги пока были не слишком заметны… И маленький великий князь, сверкая глазами от возбуждения, вцепился ему в верёвку, которой тот был подпоясан.
— Ну, с Богом, — выдохнул Данилка и с силой запустил планер в проём между ветками под углом градусов пятнадцать к горизонту. И тот величаво поплыл по воздуху. Николай замер, провожая конструкцию восхищённым взглядом, а затем выдохнул:
— C’est incroyable! [13]
Запускали они планер с высоты где-то метров трёх — далее не полезли, так что пролетел он метров пятнадцать. Это означало, что аэродинамическое качество у него приблизительно равно пяти — больше, чем у бумажных самолётиков, но куда меньше нормальных планеров, у которых оно с двадцати пяти только начиналось. Увы, для чего-то большего нужны расчёты и материалы, а не работа по наитию и смутным воспоминаниям… Но и этот полёт произвёл на Николая неизгладимое впечатление.
— C’est incroyable… — зачаровано выдохнул он ещё раз, когда планер проскользил по траве и остановился. После чего развернулся к Даниилу и умоляюще уставился на него.
— А можно… я?
— Ну, неси.
Мальчик соскользнул с дерева во мгновение ока, не заметив, что порвал рукав шёлковой рубашечки и ободрал руку. И помчался к планеру так, что пятки засверкали. Даниил еле удержался, чтобы не крикнуть ему, чтоб тот был осторожнее. Планер был очень хлипкой конструкции… Но с точки зрения его главной задачи поломка планера уже ни на что не влияла. Даже если он сломается — из текущей ситуации Данилка выжал всё что мог. Николай заинтересовался им и эмоционально привязался. Более ничего сделать нельзя. А если сломает планер… да и пусть! Вместе сделаем следующий.
Но маленький великий князь оказался достаточно осторожным, так что планер был доставлен к месту следующего старта в целостности и сохранности. Данилка помог Николаю забраться на ветку, подержал планер, пока тот переводил дух, и проинструктировал.
— Значит, тут надо не кидать, а толкать, причём так чтобы толчок шёл не в брюхо, а, как бы вдоль. И чтобы нос был направлен на ладонь выше окоёма. Понял?
— Oui… — выдохнул Николай, пересохшими губами.
— Ну, тогда — давай…
Великий князь двинул рукой и качнулся вперёд, едва не слетев с ветки. Но маленький трубочист сумел его удержать, так что, восстановив равновесие, Николай зачарованно уставился на летящий планер, а затем восторженно завопил:
— Il vole! Tu vois, ca vole!!! [14]
А Данилка стоял, крепко держа его за талию. До него, внезапно, дошло, что это для него самого этот планер — всего лишь грубое повторение уже ранее сделанного. А вот этот мальчик сейчас чувствует себя чуть ли не богом. В крайнем случае, каким-нибудь мифическим Дедалом. Он сам, своими руками, отправил в полёт то, что летать просто не могло. Никак… ну разве только в виде брошенной палки или комка бумаги. Но оно летело. И это он его запустил!
Но тут, как бы в ответ на его вопль, из-за кустов раздался нервный женский голос:
— Nicholas, Ou etes-vous? Approchez-moi tout de suite! [15]
Маленький великий князь на мгновение испуганно съёжился, но затем медленно выпрямился и, развернувшись к Даниилу требовательно спросил:
— А что ты ещё умеешь делать, трубочист?
Данилка замер. Эвон оно ка-ак? Вот только что рядом с ним стоял восторженный маленький мальчик, а сейчас перед ним Великий князь. Вроде вот тут же стоит — на ветке, рядом совсем… ан нет — уже совсем другой человек. Он всегда плохо относился к монархии — ну что это за такой политической строй, когда человек становиться главой государства просто по рождению. А если он дурак? Или лентяй? Или моральный урод? Но опыт жизни при Бориске, а также парочка более поздних уже американских президентов показали, что демократия и выборы ни от дураков, ни от лентяев, ни, даже, от запойных пьяниц и страдающих глубокой деменцией инвалидов во главе страны не спасают никак. И никого. Даже самую демократическую страну мира… А сейчас он, внезапно, понял, что в монархии что-то есть. Что-то важное. И что когда человека вот так, с рождения, с детских лет, учат править — анализировать, принимать решения, отдавать приказы и повелевать, это начинает как-то работать. Покамест непонятно как и уж точно не всегда, но работать…
— Ну, не знаю… фонарик летающий могу сделать. На свечке.
— Как монгольфьер?
— Как что… а-а-а, это тот, на котором летом в Петербурге француз летал? Ну да, наверное… — об этом чуде, случившемся в столице Российской империи в конце июня этого года, судачили на кухне почти три недели. Да и до сих пор тема время от времени всплывала. Ну как же — человек в небеса поднялся! Хотя воочию, естественно, никто из дворни этого не видел. Но те, кто отъезжал с «государыней» хвастали перед остальными тем, что «у мово свояка, есть кума, у которой деверь видел собственными глазами, как на Фёдора Стратилата хранцуз безбожный на пузыре в небеса вознёсси»…
— Ну и так задумок всяких много… Токмо образования мне не хватает. Читать-то я научился. И цифирь складывать тож… но много мудрёных слов не знаю, — Данилка замолчал и попытался мило покраснеть. Ну как получиться. После чего негромко добавил:- А ещё я кофей заваривать умею. Так, как тут никто не умеет. Вкусна-а-ай…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Глава 4
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— А ну-ка завари мне этого своего… с пенкой.
— Сей секунд, Ваше Высокопревосходительство! — Данилка лихо козырнул, приложив руку к маленькой казачьей папахе, и выскочил из дверей.
Должность кофе-шенка он получить не смог. Это оказалась весьма важная придворная должность, за которую интриговали даже дворяне, и при Великом князе Николае такой штатной единицы не было. А должность при императрице уже была занята. Зато удалось пролезть в «казачки» — то есть стать этаким мальчиком на побегушках, которого, слава Богу, накрепко прикрепили к личной свите Великого князя Николая. По его собственному повелению, утверждённому решением его матушки — вдовствующей императрицы и единоличной хозяйки Павловского дворца. Та, ажно, снизошла до личной беседы с мелким дворцовым крепостным, чем-то сильно заинтересовавшим её третьего сына. То есть, конечно, чем именно он его заинтересовал, ей доложили. Причём в подробностях. Более того — она даже на это посмотрела. Но ничего не поняла. Какие-то щепки, обломки и мусор… А всё потому, что к тому моменту, когда «государыня» пришла посмотреть на то, чем таким-этаким заинтересовался её сын, сделанный Данилкой планер уже потерпел крушение. Ну, так запускали-то его все кому не лень! От самого Николая до гвардейцев-семёновцев, осуществлявших охрану дворца и стоявших здесь в караулах. Причём, к запуску привлекли даже и тех, кто стоял на постах, что для бывшего майора выглядело совсем уж вопиющим нарушением Устава гарнизонной и караульной службы. Но для местных это, похоже, было в порядке вещей. Даже воспитатель Николая, генерал Ламздорф ничего не высказал по этому поводу, хотя, как военный, по мнению бывшего майора, должен был первым пресечь подобное нарушение. Впрочем, кто его знает, чего записано в нынешних уставах? Может там первым пунктом идёт «угождать всем высокопоставленным аристократам и, особенно, лицам императорской крови»? Как бы там ни было — его планер продержался достаточно долго для того, чтобы его увидели младший брат Николая — Михаил, уже упомянутый воспитатель обоих младших Великих князей генерал Ламздорф, «высочайшая няня» графиня Ливен, а также ещё около полусотни придворных, офицеров, солдат и прислуги. А полдюжины из них ещё и удостоилась права самолично запустить планер в полёт… Так что Данилка даже удивился тому, сколько тот смог продержаться. По его прикидкам он должен был выдержать пять-шесть запусков, максимум — не более десяти, а продержался почти два десятка. И сломался лишь тогда, когда дюжий семёновец по велению генерала Ламздорфа запустил его с недоделанного балкона второго этажа правого крыла. Уж слишком сильно тот его швырнул. Так что планер, ещё не покинув руку гвардейца, громко хрустнул и камнем рухнул на засыпанный мелкими камешками двор. Генерал Ламздорф, наблюдавший полёты со ступенек дворца, нахмурился и, бросив:
