Дни шли. Дело не продвинулось ни на волосок. Юноша каждое утро уходил на берег моря, сидел там и мечтал о новом судне, но почему-то ничего даже не пытался предпринять. Вечерами он беседовал со старухой, которая вскоре привязалась к нему как к родному сыну, и слушал нескончаемое бормотание старика, к коему так привык, что вскоре перестал его замечать.
Однажды вечером Оллеб, возвращаясь к землянке, увидел старуху, вышедшую ему навстречу.
— Я хочу поговорить с тобой, сынок, — сказала она.
— А почему не в доме? — удивился юноша.
— В доме нельзя. Муж не должен слышать мои слова. Скажи, ты очень хочешь вернуться домой?
— Очень, — вздохнул Оллеб.
— А может, останешься? Когда-то и у меня был сын, но много лет назад, повздорив с отцом, он ушел из дома, и с тех пор я даже не знаю, жив ли он. Ты стал бы мне сыном, — Старуха умоляюще взглянула на рыбака.
— Нет, мать, не могу, — твердо ответил он. — Пойми, что и мои родители сейчас не знают, где я. И у них тоже нет другого сына.
— Как мне ни жаль, — опечалилась старуха, — но не могу не согласиться с тобой. Тогда слушай. Мой муж — не простой колдун. Он колдун злой. Бормотание, которое ты все время слышишь, — заклинания против твоей новой лодки. Хорошему судну не страшна стихия, и тогда старик не сможет держать в страхе рыбаков и брать их жизни, которыми питается его сила.
— Что же мне делать? — воскликнул Оллеб.
— Сама не знаю, — пожала плечами старуха. — Но ты не отчаивайся. Что-нибудь придумаем. Да, я совсем забыла! Память совсем как решето стала. Серебряные мужи — волшебные. Не вставай между ними и стариком.
Наутро рыбак услышал, как колдун ворочается, поднимаясь со своей любимой теплой золы, и, притворившись спящим, стал наблюдать за стариком. Тот с кряхтением встал, подошел к выходу из землянки, откинул полог и замер на пороге. Затем он поднял руки и начал чертить в воздухе волшебные знаки, которые вспыхивали огнем и тут же гасли. Когда исчез последний знак, из-под полы лисьей шубы вылетели несколько мух, покружились возле головы старика и разлетелись в разные стороны. Оллеб вспомнил, что однажды видел такую муху. Она появилась в прошлом году в их селении, укусила старого Матте, а через несколько дней тот умер. Значит, колдун рассылает всюду смерть? Как же противостоять этому порождению зла?
Дни и ночи юноша думал о том, как ему дальше быть, но ничего так и не сумел придумать. Однажды вечером старуха поведала ему, что раз в год неподалеку от Валгаллы, где обитает сам Имир, в ледяной пещере собираются колдуны и ведьмы. Скоро этот день наступит, а значит, старик должен покинуть землянку. Вне дома он пробудет не меньше недели, ведь колдуны и ведьмы будут рассказывать друг другу о своих делах, а потом те, кто за прошедший год нашел учеников, представят их собравшимся и проведут обряд посвящения. Пока старика не будет дома, Оллеб сможет бежать.
Через день колдун поднялся на рассвете и, выбрав самую большую плошку, принялся готовить в ней отвратительно пахнувшее зелье. Он долго бросал и в плошку, и в огонь корешки, травы, кусочки чьей-то засушенной плоти, все время что-то приговаривая. Затем он снял плошку с огня, залпом выпил зелье и, затянув скрипучим голосом заунывную песню, начал кружиться на месте. Он пел все громче и кружился все быстрее и быстрее, пока вдруг не раздался громкий хлопок и там, где только что находился колдун, не взвилась тоненькая струйка смердящего дыма.
Со всех ног пустился Оллеб на берег, едва успев проститься со старухой. Он понимал, что плыть в старой лодке опасно, но другой у него все равно не было, и юноша старался об этом не думать. Прибежав к морю, он кинулся к лодке и хотел было перевернуть ее и столкнуть в воду, но стоило ему лишь протянуть к ней руки, как лодка прямо на глазах начала разваливаться. Доски трещали и ломались, словно невидимая рука с ожесточением опускала на них топор.
Оллеб догадался, что даже издалека колдун держит его и ни за что не собирается отпускать. Юноша без сил опустился на землю и завыл, словно волк, потерявший свою стаю. Он качался из стороны в сторону и выл, выл и качался, и казалось, рассудок вот-вот покинет его, как со стороны моря донесся голос:
— Хочешь, я отвезу тебя домой?
От неожиданности Оллеб вздрогнул, замолчал и обернулся на голос. У самого берега, где еще несколько мгновений назад ничего не было, плавно покачивалась на волнах длинная изящная лодка с приподнятым носом и округлыми просмоленными боками. В ней сидел незнакомец, одетый в шубу мехом внутрь и в лохматую шапку, закрывавшую его лицо.
— Так отвезти тебя? — снова спросил он.
— Ты еще спрашиваешь! — вскричал рыбак и прыгнул в лодку.
Незнакомец поднял парус, Оллеб встал у руля. Лодка медленно отчалила от берега и поплыла, все быстрее и быстрее, Словно ее влекла неведомая сила. Но стоило им отдалиться от берега на приличное расстояние, как на море начала подниматься буря. Небо потемнело, задул сильный ветер, вздыбились крутые волны. Однако лодка продолжала нестись вперед, словно вокруг было не бушующее море, а тихое лесное озеро. Она легко рассекала огромные волны и все скользила и скользила вперед, как рыба в родной стихии.
От непрерывного воя ветра звенело в ушах, вода заливала лицо, небо и море слились в черную, ежесекундно угрожавшую смертью бездну, и Оллеб уже не надеялся увидеть землю, когда вдруг снова услышал голос незнакомца.
— Вот ты и дома.
И, словно кто-то зажег свечу в темной комнате, рыбак отчетливо увидел родной берег, покосившийся причал, маленькие домики с плотно закрытыми дверями и окнами. Стоило ему шагнуть на причал, как буря утихла, а призрачная лодка исчезла. Юноша бегом бросился к лодочному сараю, стоявшему у самой воды, заперся изнутри, схватил кусок угля и принялся рисовать на стене чудо-лодку, боясь забыть хотя бы маленькую деталь.
Много дней и ночей провел Оллеб в сарае, снова и снова переделывая чертежи необыкновенной лодки, пока наконец не решил, что пора приступать к строительству. Его родные свыклись с чудачествами юноши, да и что им еще оставалось? Ведь оттуда, почти из самой Валгаллы, еще не возвращался никто, а он не только пришел живым и здоровым, но и приобрел какое-то новое знание.
Всю зиму Оллеб строил лодку, тщательно подбирая каждую досочку. Зимний день короток, и юноша часто засиживался за полночь, спал урывками тут же, на куче древесных опилок, сожалея о времени, потраченном на сон. Он почти ничего не ел и страшно исхудал, но глаза его светились счастьем, когда он смотрел на почти готовое детище,
И вот настал день, когда лодка была почти готова. Оставалось лишь поставить уключины и вырезать весла с большими, слегка изогнутыми лопастями, и можно спускать лодку на воду. Одуревший от радости, сидел Оллеб, не сводя глаз с крутобокой красавицы, остро пахнувшей свежеобработанным деревом. Он гладил выпуклые борта шершавой ладонью, бормотал что-то ласковое и нежное, словно перед ним стояло не рыбацкое суденышко, а любимая женщина.
