всё по накатанному пути идти, лишь бы рук не пачкать, или души не пятнать.
Из трёх волчьих голов мальчишку приметила белая, ей по какой-то странной иронии судьбы зрение досталось лучше, чем двум остальным. Зато слухом щедро обласкала всё та же судьбина серую голову, жестокую и скорую на расправу, ту, за которой и ушёл Сэндэлиус, из-за которой рискнул покинуть второй раз пост охранника. Первый раз не считался, тогда цербера силком увёл из пещеры Геракл, трижды проклятый герой.
Чёрная – центральная – голова вздрогнула и стряхнула неприятное воспоминание, возвращая всё внимание к маленькой, тщедушной фигурке впереди. Вода по-прежнему текла с Париса ручьями, образовав под ногами мальчика приличных размеров лужу. Если бы ей была дана воля, то за время отлучки прислужника, по каменному коридору уже разлилась река. В который раз Сэндэлиус благословил подземные законы: смерть замирала на душе в то мгновение, когда та покидала телесную оболочку, и душа до скончания времён обитала в царстве подземном, неся на себе отметину физической кончины.
Ступая степенно, Сэндэлиус продвигался вперёд меж топчущихся душ. Странно, но его громадное, как у элефанта, тело, будто совсем утратило ужас для мертвецов, те нехотя, а то и с негодованием пропускали цербера. Трёхглавый страж неотрывно смотрел на мальчика. Два дня и одну ночь назад оставил он Париса, велев никого не пускать и, тем более не выпускать из подземелья. И дал слово вернуться раньше и выполнить просьбу мальчугана. Теперь это осложнилось проволочкой Сэндэлиуса: серая голова, что громадным волком рыскала две сотни лет по свету, не обрадовалась перспективе вновь стать частью единого цербера. Так что, стражнику пришлось попотеть и изрядно поноситься за ней, дабы вернуть.
Но время упущено. Сэндэлиус удивлённо взирал на хрупкий силуэт Париса, конечно же, не того простака, что соблазнился яблоком из рук Афродиты, нет, другого. Этот, совсем ещё мальчишка, уверенно стоял посреди прохода, вытянув перед собою ручонки, тонкие, аки прутья орехового куста. Но сколько упорства, сколько тверди было в этом хрупком отроческом тельце! Сила, казалось, щитом окружала Париса, и цербер впервые в своей жизни восхитился.
– Ты что-то долго, – с укором кинул стражнику мальчик, наскоро утерев щёки, вода с волос заливала лицо и порядком досаждала. – Я уж решил, что ты дорвался до свободы и оставил меня тут. Между, прочим, одна старуха, очень скверного нрава, пыталась меня обойти. И так и эдак, я еле устоял.
– Устоял же, – произнесла чёрная голова цербера.
Парис изумлённо уставился на неё, если бы он не знал, что волки не могут улыбаться, то мог бы поклясться, что ему померещилась в волчьем оскале ухмылка.
– Я смотрю, теперь ты при полном наборе, – с нарочитым безразличием произнёс Парис, решив не поддаваться мимолётному видению. Маслинные же очи отрока выдавали грусть. – Что ж, теперь тебе ничто не мешает исполнить мою просьбу.
– Согласен, моя вина, задержался, – решительно взяла слово белая голова Сэндэлиуса, но в речи тут же засквозила явная нотка неуверенности, – но поможет ли моя протекция тебе, Парис? Ведь драгоценное время вышло, твоё тело на дне реки, его, боюсь, уже…
– Э, нет! У нас вышел уговор. – Мальчик опустил руки и сложил их на груди крест-накрест. – Ты дал слово. Неужели божественные создания не держат обещаний? Я вот, ни об одном таком не слыхал? А ты?
«Каков хитрец!» – вновь восхитился Сэндэлиус, в очах трёх голов волка замерцал пурпурный огонь. Почти во всех. У серой головы правый глаз после пребывания в наземном мире обрёл солнечный оттенок.
– Я не отказываюсь, просто предполагаю о возможном провале, – мрачно вылетело предупреждение из серой пасти.
– Я не боюсь, мне уже нечего бояться. – Смело, даже чуток нагловато, мальчишка взирал на прислужника подземного царства. Уж мышь трепещет перед котом, а Парис и был мышью, образно говоря, для цербера.
– Хорошо, – на удивление спокойно выговорила чёрная часть стражника, – я пойду к господину, но тебе придётся ещё немного постоять на моём посту.
– Постою, будь покоен, – не отводя взгляда, отозвался мальчик и кинул вслед прошедшему мимо него Сэндэлиусу, – только поторопись, а то та старушка уж больно настырная и изворотливая, боюсь, она своего добьётся.
Как ни чувствовал устали после временной отлучки прислужник, а припустил со всех лап к реке Стикс, что преграждала путь к Тартару, где в чёрном дворце на костяном троне восседал господин.
В огромном базальтовом гроте, откуда во тьму простиралась река вечности и сущего мрака, как всегда ожидал новых усопших Харон, угрюмый старик, единственный перевозчик душ в подземное царство. Его громадную лодку, тёмную, как и всё, что окружало переправщика, венчали маслянисто-жёлтые кости, отчего судёнышко всё же, по меркам Сэндэлиуса, имело не такой трагический вид. Харон вздрогнул, поняв, кто к нему пришёл.
– Что нужно стражу у ледяных вод Стикс, когда быть ему велено в другом месте и покидать его строжайше нельзя? – прошуршал сухими листьями голос перевозчика. Церебер к изумлению своему уловил оттенок страха в слепых очах Харона.
– Переправиться, лодочник! – прорычала серая голова. – И поживей! Не с душами договариваешься, а с прислужником господина!
Второй раз спросить старик не решился, уважительно пропустив в лодку волка. Недаром о церберах дурная молва ходила по всему подземному царству, конечно, по большей части, пустой трёп, но в таких особенных случаях, как теперь, очень даже полезный.
Лодка, заметно отяжелев, сильно просела, едва не черпая краями аспидные воды Стикс. Харон оттолкнулся длиннющим шестом от каменного причала, и ладья сама устремилась в путь, бесшумно взрезая толщу непроницаемо-тёмных вод.
– Чего сам-то не поплыл? Я знаю, что церберы – отменные пловцы, – ворчливо, исподтишка проскрипел ржавым металлом глас переправщика.
Ему ли, старейшему из служителей Тартара, прогибаться пред каким-то псом, пусть и трёхголовым, который к тому же не уплатил за провоз. Харон дотошливо подсчитал убыток и кривился: он терпеть не мог, когда нарушался маломальский закон подземного мира.
– Как будто неизвестно тебе, старик, что любой, кто коснётся вод вечной Стикс, навеки станет её добычей, – грозный рык извергся из чёрной пасти волка. – Даже церберу не под силу одолеть мощь её вязких вод.
Но том разговор прекратился. В непроглядной тьме, в неодолимо мёртвой тиши, где места не было слабейшему из ветров, мерно шла к Тартару ладья, и вскоре её нос легонько ткнулся заветного причала.
Всю переправу помыслы Сэндэлиуса возвращались к мальчишке. Дивился он тому, что так трепещет сердце его от боязни не выполнить обещанное, страшился, что мальчик падёт духом и тогда духи рванут к Стикс, а лодки там не найдут. Выбравшись из судёнышка, которое тут же высоко поднялось над водою, цербер строго-настрого повелел переправщику ожидать своего возращения, старик, скрипя гнилыми зубами, нехотя согласился.
В Тартаре, начиная от скорбного причала до самого дворца, кругом
